====== I. Пёся ======
— Раньше не было ни времени, ни пыли, ни травы, ни были… Раньше не было ни Солнца, ни Луны, ни неба, ни земли… Родилось все по воле Матушки… Любовью мир она сотворила, после жизнью наделила, лишь слегка дунула и вот уже видно Луну юную, да Солнце ясное, никогда не гасное. Матушка кивнула, вздохнула и древо посадила, что корнями Нижний мир обвило, ветвями небеса сокрыло. С Древа того жизнь идет, да туда же возвращается, как оно обратно призовет…
— Пё-ё-ё-ёся!
Не шевелится сказительница, не слышит она крика с улицы. А вот девка одна подрывается, торопливо укладывая на лавку веретено.
— Пё-ё-ё-ё-ёся!
Торопится девчонка, да с пряжей осторожно надо обращаться — нитку порвешь и работа испорчена. Смотала напряденное в клубочек, в корзинку сунула. Вылетает она из девичьего дома на улицу.
— Тут я, бабушка Ивушка!
— Я тебя зову-зову! — Старица за косу девку хватает и за собой волочет, словно собачку на веревке. Та послушно следом бежит, носом виновато шмыгает. Старуха ей вычитывает:
— Я тебе говорила, что прясть будешь только вечером? Говорила? Кто будет мне помогать?
— Так вечером бабка Снежа спит, сказки не рассказывает… — Обиженно бормочет девчонка.
— Я те расскажу! Щас придем, и расскажу хворостиной по заднице!
— Бабушка Ивушка, ну я правда только сказку бы дослушала, клубок закончила и прибежала бы…
— Ты еще и оговариваешься?! — Бабка ловко дергает девицу к себе поближе за косу и — за ухо ее, за ухо, чтобы воспитывать было удобнее. Пёся, здоровенная, как сосна, вдвое складывается, трусит за бабушкой, нагнувшись, да в глаза ей пытается виновато заглянуть. Ну чисто собачонка провинившаяся!
— А ну пошли! И сегодня будешь всю ночь дома сидеть, мне помогать, травы разбирать!
— А гулянья?!
— Да кто на тебя польстится-то такую! — Клацает крепким еще зубом старуха. — Раз аж родителям не нужна была!
— Да я только посмотреть хотела…
— Насмотришься еще! — Волочет уверенно бабка девицу за ухо к домику на отшибе. Две девицы, грядки полющие, вскакивают и поклон земной бабке отвешивают.
— Что, Пёська опять в деревню бегала? — Спрашивает одна. И как зыркнет сердито в сторону Пёси!
— А ты, Радка, лучше бы за нею смотрела, авось сеструха твоя и не бегала бы! — Тут же отвесила затрещину любопытной девахе бабка. Тык Пёсю носом в грядки — и в дом поковыляла, на клюку опираючись.
Рада затылок ушибленный потерла, да как схватит провинившуюся за косу, на руку намотав:
— Не сеструха ты мне, а подкидыш мерзкий!
— Бабушка Ивушка нас всех сестрами зовет, значит, сестры мы! — Упрямо шипит в ответ Пёся, из захвата выкручиваясь. Радка тоже — тык ее лбом в грядку.
— А ты пасть не разевай, седьмая из семи, утенок гадкий, перестарок незамужний!
— А вокруг тебя будто мужики мухами вьются, отгонять не успеваешь! Сама видела, как ты за пастухом бегала! — Отговаривается Пёся, косу из чужих рук выдернуть пытаючись.
— Тебя вообще замуж не возьмут — никто не осмелится!
— А вот и возьмут! И муж будет у меня самый храбрый! — Отгавкивается девчонка.
— Никакой дурачок не возьмет себе седьмую дочь, несчастья не захочет приманивать!
— Сейчас как всех отхлестаю розгами! — Голос старухи из дома грозит.
Три сеструхи лаяться перестали, Радка косу отпустила с неудовольствием, за сорняки взялась. Вскоре кончилась трава сорная, Пёся к колодцу за водой помчалась, а старшие взялись тесто к празднику месить. Как раз вечером пирог готов будет.
Идет от колодца Пёся с ведрами на коромысле, под ноги смотрит, голову не поднимает — себя жалеет. В уголочек бы забиться, да поплакать всласть, но если приметят, что ревет она — сеструхи засмеют-затравят, а бабушка подзатыльников надает.
Принесла домой воды Пёся, присела отдышаться на порожке.
— Пё-ё-ё-ёся!
— Здесь я…
— У Златки корова доиться не дает, лягается. Иди, посмотри!
— Хорошо, бабушка…
Зыркнула сердито Златка на молодую травницу, но в хлев пропустила. Вздохнула Пёся. А раньше колотили, когда приходила по бабкиному поручению, говорили: «Седьмая дочерь беду пророчит!», гнали прочь от дома, молоко прятали, думали, она одним взглядом его скиснуть может заставить. Да только вот у Жданки и Радки козы-коровы брыкаются, бодаются, да лечиться не дают, а у нее — послушные и ласковые, да и хворь она угадывает лучше сестер названных… Бабка Ивушка еще иногда говорит, что мол, руки у нее добрые и быть ей травницей. А сеструхи бьют за то смертным боем…
У коровы-то нога задняя разболелась, вот и брыкалась она — больно ей было, когда люди заставляли на месте стоять, не двигаясь. Пёся повязку с облепихой наложила на колено горячее, морду погладила, сама подоила, чтобы проверить, правда ли дело в ноге было. Стоит кормилица, на Пёсю умным глазом косит, вздыхает благодарно, вымя подставляет.
— Нога у нее болела, хозяйка, вот, молоко ваше!
Смотрит Златка недобро на Пёсю, молоко за спину прячет.
— Бабке своей передай, — цедит недовольно, да кулечек со свежим творогом передает.
Помчалась домой Пёся. Отдала творог. Бабушка Ивушка с удовольствием на подарок покосилась. Кивает:
— Молодец, Пёся! Иди, ягод пособирай!
А Пёсе только того и надо. Схватила лукошко и в лес. Рано для земляники да малины, но жимолость есть уже, самое время ее собирать — полезная она и вкусная. Набрала Пёся лукошко, но домой-то идти не охота, сеструхи опять сердиться будут, что над ними в деревне смеются, мол, неудачная Пёська и то лучше их лечит.
Снова в деревню Пёся пошла. Спряталась за девичьим домом, где пряли, ткали, вышивали — бабку Снежу со сказками еще послушать. Вот знает она, Пёся, все истории эти почти на память, а все равно нравится! И про Море-Окиян, земли Берендеевы окружающее, и про Столицу, которая далеко-далеко, месяц идти будешь — не дойдешь. И про то, как Змии девиц воровали, и про Медведушку, который невест себе искал, и про богатырей, и про ведунов могучих, что облик любой накинут, хоть волчью шкуру, хоть медвежью, хоть перья соколиные! И про богов изначальных, про то, как Перун Сварожич в жены Лелюшку-Полелюшку брал и про…
— Пёська! Тебе бабка что сказала?!
Пёся только пискнула испуганно, Жданку с корзинкою увидев, лукошко схватила и домой.
— Бабушка Ивушка, принесла, вот!
Смотрит, прищурившись, да Пёся и сама понимает — коса растрепалась, рубаха по подолу грязная, а на лице — царапка от ветки противной.
— Я ничего, бабуль!
— Ничего она… Иди, травы разбери, а потом ткать будем.
— Бабушка Ивушка, а может, я постирать сбегаю, а?
— На гулянку посмотреть хочешь? — Сердито косится на непоседливую Пёсю старуха. — Не пойдешь ты, сказала же!
Расстроена Пёся, хоть плачь, но с бабушкой спорить нельзя — она в доме хозяйка. А Даждьбог уж и солнышко ясное под Землю увозит, речка алым вспыхивает, искрится, девки по домам лучшие рубахи да поневы надевают, косы плетут, чтобы через костры идти прыгать, венки по воде в честь праздника пускать, на суженого гадать. А Пёся дома сидит, с бабкой старой — не повстречать так своего единственного!
====== II. Жертва ======
Проснулась Пёся, как привыкла — до рассвета, на улицу вышла, потягиваясь, косточки разминая. Холодно да сыро! Начинается лето только, за уши еще хватает морозцем. Умылась росой девица, смотрит тоскливо в сторону полей, где всю ночь прошедшую подружки веселились. И тут слышит — шум какой-то от деревни идёт, плачет, вроде, кто-то. Накинула Пёся душегрейку бабкину, чтоб не продрогнуть окончательно и помчалась на плач. Вся деревня уже в центре собралась, стоят мужики, перешептываются, а две девки ревут-надрываются — знала их Пёся, дочка кузнеца, да внучка сказительницы.
— А случилось-то что? — Спрашивает шепотом Пёся у пацаненка мелкого — семь лет ему, а ушлый — что уж лесной. Черноокий, чернобровый, на батюшку совсем не похожий. Чуж кличут — не зря же за год до рождения его через деревню купец проезжал, красавец черногривый да смуглый, на сеновале ночевал, да не один, видать.
— Ленту дай — скажу! — Нагло отвечает Чужик.
— А тебе почто? — Хитро щурится Пёся. — Не девка красная, чтоб косы плести!
— А я подпоясаюсь, да баять буду, что девка подарила, мол, по вкусу я! — Ухмыляется Чуж. На ленточку Пёся смотрит — узор простенький, полдня всего ткала, но по душе ей лента. Однако обо всем узнать интересней, а кроме Чужа с ней и говорить никто не станет.
— Ладно, держи! — Выткет Пёся новую. Чуж тут же рубаху лентой, словно поясом подобрал, да как зашепчет на ухо подружке великовозрастной:
— Чудище парней у девок отняло и убило! Сначала хорошо все было — как пошли парни махаться на кулаках, стенка на стенку! Ух, такая битва была! А девки через костер прыгают, да парней подзуживают! Вот! В сражении Плут да Кувалда победили — последними на ногах устояли, остальные все уже валялись, зубы оставшиеся пересчитывали! — Хихикает Чуж, весело ему, бесстрашный бесёнок. Головой качает Пёся — любит парень словцо красное, не вышибали в гуляньях зубы, а ему загнуть надо… — Ну, девчонки, не будь дуры, и потащили победителей в лес, в кусты, награждать! Ну и… Там, говорят, Плут да Кувалда повздорили, мол, кого будет Зорька награждать. — Вздохнула Пёся. За Зорьку, красавицу местную дерутся уж, а от нее открещиваются… А Чуж продолжает между тем. — А потом, говорят, из леса чудище страшное как выскочит! То ли змей двуногий, то ли медведь диковинный, весь переливается, цветом, как листва весенняя, только глаза желтые мерцают. Схватило чудище Плута да Кувалду и в лес уволокло.
— Перепились, небось! — Недоверчиво нос морщит Пёся. — Али до чудищ морды друг другу набили, аж башка закружилась.
— Вот еще! — Обиженно морщится Чуж. — Кровищщи там — во! Староста уж трех мужиков посмелее в лес послал, мертвых искать! За ленточку спасибо, Пёська!
Махнул рукой Чуж и умчался, как и не было, рассказав, что обещал. Головой покачала Пёся, подошла к плачущим девкам поближе, в лицо заглянула и говорит:
— Домой отведите, я отвару принесу, чтоб плакать да бояться перестали.
А на нее косятся. Вздохнула Пёся. Что ни беда к деревне приходит, так ее обвинить пытаются. Известно дело — «Седьмая дочерь беду пророчит». Побежала к бабушке Ивушке. Ромашка да мята из закромов взяты — и надо бежать к девкам перепуганным, приготовить отвар горячий да терпкий, напоить, медом накормить, успокоить.
— А ну отдай, Пёська! — А к ней уже подступают вернувшиеся Радка да Жданка. Раздраженно морщится Пёся, но отдает взятые травы.
— Ну и бегайте сами, раз так хочется! Больно надо!
Дома Пёся — а тревожно отчего-то на душе, напугал рассказ ее Чужов, хоть и храбрится девка. Бабушка уже проснулась, ей тоже надо рассказать, что два самых крепких парня на деревне пропали. Ивушка выслушала, головой качает:
— Не к добру, не к добру это… Ты уж поосторожней, Пёся. Звери в лесу и то иногда людей добрее бывают.
— Что ж ты говоришь такое, бабушка?
— Да так, опытом делюсь… Водицы сходи принеси.
До рассвета далеко — как раз можно до колодца сбегать и обратно, успеется, с солнышком вместе Пёська вернётся. Взяла ведра Пёся, поспешила. Возвращается — а перед домом старосты опять столпотворение. Пробилась поближе к центру Пёся и дрожь ее пробрала. Плут да Кувалда… Да только без кожи да без голов. Три мужика словно листья осиновые трясутся, шапки сняв.
— На дереве висели, ногами вверх… Недоброе дело творится… Только по оберегам и узнали — наши это Плут и Кувалда…
— Чудо-Юдо лесное, косматое да страшное! — Перешептываются все. — Жертв хочет, кровь пьет, мясом закусывает…
А тут еще и старуха-сказочница приходит, ковыляет, на клюку опираясь, и как скажет:
— Чудище-Юдище, страшное, как зверь, не остановит его дверь, ни стены, ни богам поклоны… Перебьет мужиков, словно волк, пожрет коров… Неудачи темные чует, к ним и идет…
— А что ж нужно чудищу? — Обращается к старухе староста с уважением. Та ухмыльнется беззубым ртом.
— Он парней от девок красных оторвал — это и нужно ему. Невесту ему пожертвуйте — и отступит чудище.
Кивает волхв, поддакивает:
— Издревле боги жертвы девками берут! А мы забыли — не даровали лесу, что причитается, вот и послали нам Чудище страшное! Девку отдайте богам да Чуду-Юду, успокоится оно!
Испугалась Пёся, как услышала эти слова, и как помчится со всех ног домой — знает, какую невесту на деревне не жаль будет. А вслед ей Радка как закричит:
— А Пёська вчера на гулянку не ходила! Небось Богам молилась да Чудище звала!
Спряталась девка в доме у бабушки, а толпа уже обступает, кричат все:
— Сама накликала — сама и иди на поклон Чудищу!
Вышла бабка Ивушка, руки в бока уперла:
— Почто на девку ополчились? Али плохо она вам спины, ноги лечила? Али корова у нее когда сдохла? По костям моим пройдете, коль до девки добраться вам надо! Не дам ученицу!
— Не зря ее папашка от нее избавился! Седьмая дочь в семье — к несчастью! — Кричат селяне, наступая на старуху. — Ее еще в детстве лесу отдали, вот чащоба и требует свое! Ты у волков да медведей отняла жертву, имя ей дала, несчастья приманила! Тащите свадебный покров!
Расплакалась Пёся, да выходит вдруг из избушки. Обняла бабушку.
— Они же все равно меня в жертву принесут, бабуль, и тебя не пожалеют… Лучше я сама пойду… Не подарили боги мне жизнь, а взаймы дали осьмнадцать годков, чтобы тебе старость скрасить. Долг отдавать пора…
— Правильно! — Кричат все. — Наряжайся в свадебное! Ритуал проводить будем!
У Пёси приданое да покров готовы — восемнадцатый год ей пошел, давно уже пора к идолам с мужчиной идти. Плачет бабушка Ивушка.
— Солнушко мое, девонька моя… За что так с тобой они? Руки твои добрые не жалеют!
Пёся молчит. Слезы по щекам катятся, а надевает рубаху белую, душегрею лучшую, волосы в косу переплетает, платком белым, смертным голову накрывает. Обереги лучшие подвешивает, Радка от счастья даже ботиночки кожаные отдала, чтоб избавиться от сеструхи поскорее — не дело босиком на свадьбу идти. А за дверьми уже ждут — волхв да селяне. Выходит невеста в белом, словно мертвец ещё дышащий.
Идет Пёся под бормотание, слушает свадебные хвалы богам, а по щекам слезы градом катятся. Видит — стол уж накрыли, чтоб свадьбу отметить. Не про нее угощения эти. К идолам подвели, Лелюшке Пёся кланяется, Даждьбогу.
— Благословите, боги, на счастье замужеское… — Просит девица.
Пора идти уж — пока наряжалась, одевалась, да песни хвалебные пели, Солнце уж во вторую половину неба въехало. Привели селяне девку в лес, где ночью гуляющие прятались, прикрутили веревками к дереву, оставили около ног корзину с хлебом да бутыль с вином — свадьбу невесте с женихом отметить. Ушли, частушки свадебные распевая, ключ мужнин да закрома невестины дразня да побольше зерна желая.
Стихло все. Лес живёт, на жертву внимания не обращает. Стоит сама Пёся, чуть дышит от страха, ждет судьбы своей.
И вдруг шорох еле слышный в ветвях слышится. Вскидывает голову вверх Пёся и видит в ветвях еле видный блеск желтых глаз. Прячется Чудище, смотрит на нее. Зажмурилась Пёся — страшно смотреть в глаза такому жениху. Спрыгнуло на землю Чудище — слегка листья шурхнули под лапами. Подходит поближе. Смотреть — страшно, а с зажмуренными глазами еще страшнее. Открывает глаза Пёся. Совсем рядом Чудище — огромное, страшное, прозрачное, словно вода в ручье. Стоит, смотрит на нее.
— Здравствуй, чудище лесное! — Тихонько говорит Пёся, на удачу надеясь. — Невеста я твоя, в жертву принесенная, чтобы больше не обижал ты нас.
====== III. Боевой Шушпанчик ======
Шуш потер ушибленную задницу и погрозил кулаком качающемуся над ним космолету. Граш, вытолкнувший Шуша из люка с высоты в несколько десятков метров, высунул длинный язык и язвительно захихикал.
— Мог бы и поаккуратнее! — Сердито рыкнул Шуш, осматриваясь и принюхиваясь. — Не Ящера сбрасываешь!
— Ты сам хотел сложнее, вот, я помог с самого начала все усложить! С ушибами охота вообще шикарная будет! — Засмеялся приятель, прогревая гипердвигатель. — Шушпанчик ты наш боевой!