И теперь, переосмысливая и вспоминая ушедшее, Омар думал, что, возможно, ему все-таки нужна женщина. Может быть, жена? Ведь отец давно нашел для него хорошую девушку из местной достойной семьи. Так чего же он ждал все это время, живя одинокой и пустой жизнью? Почему до сих пор не назначил день свадьбы? Ответить на этот вопрос было не так-то легко.
«Аллах, помоги мне найти мой путь!» — прошептал Омар в темноту.
Внедорожник как раз остановился рядом с одним из боковых входов в центральный корпус резиденции правителя Дубая. Сквозь полупрозрачную кисею занавесок на двери был виден ярко освещенный бело-золотистый холл, сверкавший мрамором и позолотой.
***
Основным ощущением, которое Мухаммад, придя в себя, сразу же почувствовал достаточно отчетливо, была дурнота. Вскоре выяснилась её причина — он понял, что полулежит на боку, на дне багажного отделения какого-то фургона или грузовика, ехавшего по неровной поверхности, непрестанно раскачивавшегося вверх-вниз и вилявшего по бездорожью. В грузовике было очень душно, пахло бензином и паленой резиной.
Мухаммад понятия не имел, сколько времени пробыл без сознания, и как попал внутрь этой непрестанно трясущейся машины. Голова болела и казалась словно из железа. Когда он попытался открыть глаза, то понял, что все равно ничего не видит — на лице ощущалась какая-то плотная темная ткань. Должно быть, на голову его был надет мешок. Но самым неприятным из череды открытий было то, что руки оказались скованы наручниками у него за спиной. Мухаммад попробовал пошевелить кистью — догадка о наручниках, врезавшихся в запястья, немедленно подтвердилась. Он замер на какое-то время, собираясь с силами и обдумывая положение, а заодно стараясь дышать носом, после чего сделал усилие и выпрямился, чтобы усесться удобнее, насколько это было возможно в его положении.
— Как самочувствие? — раздалось из противоположного угла грузового отсека. — Слышу — зашевелился, значит в сознании…ха-ха…
Смешок у Сафии вышел хриплым и голос слышался каким-то надломленным.
— Живой… — также хрипло ответил ей Мухаммад, мотая отяжелевшей головой, чтобы сбросить надетый на неё мешок.
— Подожди. Наклони голову.
Ориентируясь на слух, Мухаммад сместился вперед и склонил голову. Темная ткань не закрепленного на его шее мешка начала смещаться вверх. Сафия, должно быть, тянула её зубами. На очередной кочке грузовик тряхнуло, и они довольно ощутимо стукнулись лбами, однако она не отступилась от своего дела и вскоре стянула с его головы запыленный грязный мешок.
Это было уже что-то. Теперь Мухаммад мог осмотреться в полутемном багажном отсеке. Разница между тем, что он видел перед собой с мешком на голове, и той картиной, что предстала ему после его снятия, была невелика. И все же теперь он мог видеть силуэт Сафии, очерченный перед ним проникавшими сквозь щели в корпусе предрассветными сумерками.
Дождя не было слышно. Ветер привычно поднимал вокруг автомобиля облака песка и пыли. Сафия сидела напротив него. Руки также скручены за спиной. Платка на голове как небывало. Пепельно-русые волосы растрепаны и длинными прядями падают на плечи. Лица в полутьме не разглядеть, но кажется, что она бледна, а в уголке рта запеклась кровь от удара. Судя по всему, надевать на нее мешок не сочли нужным.
— Как сама? — спросил Мухаммад, пытаясь нащупать затвор своих наручников.
— В порядке, — буднично и спокойно ответила она, словно их не везли сейчас закованными в наручники в грузовом отсеке похожего на военный грузовика. — Как твоя голова? Тебя так приложили, я думала загнешься.
— Я живучий, — попытался улыбнуться Мухаммад.
На затылке коркой запеклась кровь, он это чувствовал. Однако череп, разумеется, был цел, иначе он не сидел бы сейчас напротив этой женщины, ведя непринужденную беседу. Болел не только затылок, но и все тело. Казалось, что каждая мышца получила свою долю ударов. Плечи затекли. Но ещё больше затекли руки. Все это было мучительно, но о боли заставляла забыть неизвестность.
— По-русски понимаешь? — неожиданно спросила Сафия.
Мухаммад кивнул, хоть и не чувствовал себя в состоянии напрягать память, вспоминая тот скромный запас русских слов, который выучил еще в двенадцатом году во время стажировки в группе спецназа ГРУ, дислоцированного на территории Сирии.
— Нас везут в пустыню, — продолжала по-русски Сафия. — И наверно убьют там.
— Кто они?
— Наемники, пришедшие по наводке шейха Абдуллы. Они знали твой адрес и ждали тебя. Я думаю, если не убьют нас здесь, то перевезут через границу с Саудовской Аравией, а оттуда вывезут в Катар. Там нас передадут американским военным или сразу бросят в подпольную тюрьму в окрестностях Дохи.
Понимать её речь было трудно. От усилий голова начинала болеть еще больше, хотя казалось, что сильнее ей болеть уже некуда. И все же Мухаммад уловил главное — они в смертельной опасности. Он чувствовал также, что силы покинули его. Телефон из кармана спортивных штанов тоже испарился. Они, должно быть, успели отъехать на приличное расстояние от города, передвигаясь не по шоссе, а по мокрому от дождя песку.
Сафия придвинулась ближе и, повозившись, уселась с ним рядом, касаясь бедром его бедра. Вскоре голова её склонилась на его плечо, и Мухаммад, не обращая внимания на боль, повернулся так, чтобы ей было удобнее.
— Теперь все… — произнесла Сафия серьезным приглушенным голосом, обращая свою речь куда-то в пространство, и прикусила губу.
— На все воля Аллаха, — отвечал Мухаммад.
— Я в твоего Аллаха не верю, — сказала она, глотая текшие по щекам слезы. — Сама не справилась. Вовремя не подумала, что они у тебя. А когда они тебя схватили, не среагировала, не выстрелила…
И она приглушенно всхлипнула. Мухаммад молчал, прислушиваясь к её плачу. Осознание, что это конец и что они оба переживают последние минуты жизни, приходило с трудом. Не верилось, что она должна вот так закончиться.
— Успокойся. Твоей вины нет, — наконец произнес он. — Это я — идиот, должен был догадаться, что они ко мне явятся.
— Ты хотел, как лучше, защищал меня.
Грузовик тряхнуло на особенно высоком бархане и обоих слегка подбросило. Оказавшись снова в относительном покое, Сафия прижалась к Мухаммаду, спрятав лицо у него на груди. Она казалась хрупкой и беззащитной. Всего лишь женщина, а не солдат, как он вначале думал. А раз женщина, значит, правильно, что ищет его защиты. С этой мыслью Мухаммад приник подбородком к её макушке.
— Почему ты пошла в спецназ? — через некоторое время тихо спросил он.
— Пригласили, — неопределенно ответила Сафия. — Я неплохой снайпер. Опять же стабильность, какие-никакие гарантии…
— А арабский почему выучила?
Сафия шевельнулась и удобнее устроилась у него на груди.
— Из-за песни из «Аладдина»…
— Из-за песни?
— Да. Ты же смотрел тот диснеевский мульт? Помнишь, там была песня про целый новый мир? Всегда хотелось туда попасть…
И она стала напевать: «Волшебный мир, я верю — сбудутся мечты. Дивный прекрасный край, он словно рай. Слепит глаза от этой красоты…»
Мухаммад не помнил ни мультфильма, ни песни, но тихо певший голос Сафии показался ему очень приятным. Песня, что она пела, напоминала детскую колыбельную. А потому он просто закрыл глаза.
Они ехали так еще какое-то время. Должно быть, недолго. И все же Мухаммаду удалось задремать, несмотря на неудобства, причиняемые наручниками. Давала о себе знать крайняя усталость. Близость Сафии отчасти смогла снять напряжение, но сон его был тревожным и чутким.
Внезапно грузовик остановился. Мотор заглушили. Мухаммад с трудом разлепил веки. Сафия подняла голову, выпрямилась и прислушалась — хлопнула дверца, стали слышны голоса находившихся в кабине, затем звук шагов по песку армейских ботинок. В следующий миг двери грузового отсека распахнулись и в открывшемся проеме появились силуэты двух вооруженных автоматами мужчин в военной камуфляжной форме. Их лица скрывали трикотажные маски. Они проворно запрыгнули в отсек. Третий ожидал снаружи.
Сначала они схватили Сафию и грубо, одним рывком, поставили на ноги. Один из них легко, словно невесомого котенка, подхватил её, перебросив через плечо, и выпрыгнул из машины. Второй потянул за ворот футболки Мухаммада, пнув его в бедро носком ботинка.
— Встать, сирийское отродье! — рявкнул он над самым ухом.
Мухаммад среагировал не сразу, но понимая, что преимущество на стороне врага, решил не сопротивляться и попытался сделать то, что приказывали. Попытка подняться на ноги самостоятельно не увенчалась успехом, а потому вскоре Мухаммад ощутил дикую боль — его схватили за росшие на макушке, ближе к затылку, волосы, как раз там, где до этого нанесли ставший роковым удар прикладом. Он зашипел и скорчился, пытаясь встать и жмурясь от боли.
Лишь только удалось подняться на ноги, автоматчик схватил за плечи и толкнул к выходу. Выпрыгивать из грузового отсека со скованными за спиной руками Мухаммад не умел. Он дождался, пока его вытолкнут оттуда ударом в спину. К счастью, он смог вовремя сгруппироваться и приземлиться относительно мягко.
Удерживаемая двумя остальными Сафия наблюдала за его падением и тем, как пинками под ребра его пытались заставить снова подняться.
— Поднимайся, скотина! — орал один из них, активно пиная Мухаммада в живот.
От особенно сильного пинка у последнего потемнело в глазах от боли. Однако же он смог встать вопреки ей и острому чувству унижения. Помогала кипевшая в крови ярость, которую Мухаммад сдерживал, как мог, опасаясь не столько за себя, сколько за Сафию.
Их повели куда-то по темноте пустыни. Было прохладно. Ночью песок всегда быстро остывает, и в пустыне делается зябко. А после недавно утихшего урагана и подавно, она, казалось, излучает холод. Мухаммад шёл и чувствовал, как этот холод проникает под футболку, заставляя поневоле дрожать.
Прошли всего несколько сот метров, прежде чем позади раздался приказ: «На колени!». Мухаммад подумал, что это их последние мгновения, и взглянул на Сафию. Она изо всех сил старалась не выдать охватившей её дрожи. Её взгляд красноречивее слов говорил: «Я понимаю — до рассвета мы оба не доживем».
Неизвестные в масках уже толкали их, подкрепляя свой приказ действиями, и Мухаммад склонил голову, опускаясь на колени и лихорадочно соображая, что же он может сделать. Понимание, что уже ничего не поделаешь и придется принять судьбу такой, как она есть, далось ему нелегко. Аллах предначертал им это испытание, и нужно постараться с честью пройти его до конца, который уже совсем близок.
Прикрыв глаза, Мухаммад считал секунды, стремясь насытиться последними в жизни ощущениями. Каждая секунда казалась невообразимо длинной. Ветер дул, шевеля волосы на макушке и поднимая вокруг облака успевших высохнуть и набивавшихся в рот и нос песчинок. Сафия стояла на коленях рядом с ним, в каких-то полутора метрах. Ощущение её близости придавало решимости и сил, заставляя отступать норовивший завладеть им животный страх.
Когда казалось, что вот-вот холодное дуло автомата нацелится в затылок и над ухом прогремят финальные выстрелы, остававшийся с прикрытыми веками Мухаммад явственно расслышал быстро приближавшийся шум в небе, исходивший со стороны города. Этот звук нельзя было спутать ни с чем — так свистя рассекали воздух вращавшиеся лопасти вертолета, сливаясь в единый хор с шумом его двигателя.
Порыв холодного ветра ударил в лицо, бросив в него тучу песка. Мухаммад, щурясь, посмотрел вверх. Прямо над ними, чуть раскачиваясь в ночном небе, парил темным силуэтом Ми-8. Его огни светились зеленоватым и красным.
— Внимание! — громогласно раздалось с неба и яркий луч осветил песок. — Вы нарушаете положения, установленные статьей 119, договора между США и Арабскими Эмиратами, и незаконно находитесь на их территории! Приказываю немедленно освободить захваченных граждан и покинуть пределы ОАЭ! За неисполнение приказа будет применен огонь на поражение!
Голос усиливался громкоговорителем. Сафия посмотрела на него. Глаза её блестели. «Наши…» — прошептала она одними губами, запрокидывая голову и щурясь от слепящего света.
— Повторяю! — снова заговорил голос из вертолета, повторяя свой приказ.
Приглядевшись, Мухаммад различил сидевших у открытого выхода двух человек в светлой камуфляжной форме спецназа, державших наготове снайперские винтовки.
За их спинами засуетились, забегали по песку. Подошвы армейских ботинок скользили по песчаной поверхности. Они что-то кричали друг другу, но в шуме вертолета было не разобрать. Один из них приблизился сзади к Сафие и проворно расстегнул наручники. Другой сделал то же с «браслетами» Мухаммада. Не успел он обернуться, чтобы рассмотреть освободителя, как тот уже со всех ног бежал к грузовику, чтобы спешно хлопнуть дверцей. Мотор зловеще рыкнул на прощание. Грузовик с катарскими номерами резво тронулся с места и вскоре скрылся из виду в облаке поднимаемой колесами песчаной пыли.
Вертолет сделал круг и стал набирать высоту, устремляясь за грузовиком, чтобы сопроводить его к границе с Саудовской Аравией.
Обессиленный Мухаммад выдохнул, растянулся на песке и закрыл глаза. Сафия легла на бок и сжалась, поджав согнутые колени к груди.
***
Начало светать. Они оба лежали неподвижно поодаль друг от друга, слушая шипящий шепот неисчислимых песчинок окружавшей их с трех сторон пустыни и глядя в предрассветное небо. Где-то неподалеку ласково шелестели волны Залива.
Мухаммад подумал, что прошедшая ночь была самой невероятной в его жизни. И все-таки Аллах решил пока сохранить её. Их спасли русские. Что дальше? Он вдруг вспомнил про Омара, Рашида и Фазза. Как себя чувствует в резиденции шейхов аль-Мактум натерпевшийся за ночь Омар? Где принц Рашид и встреченная им в борделе девушка? А Фазза? Сумел ли он вылететь из Москвы? Когда ожидать его возвращения?
После всего, что с ним случилось этой ночью, события вчерашнего дня представлялись далекими, как если бы произошли месяц назад. Мухаммад повернулся на бок и посмотрел на Сафию. Она лежала на животе, прижавшись к холодному песку и повернув голову в его сторону. Легкий послештормовой ветерок играл с растрепавшимися пепельно-русыми волосами и развивал кисею на превратившейся в рваные лоскутки роскошной шелковой кандуре.
Она молча глядела на него. В окутавшей их жутковатой тишине можно было различить отдаленный шум просыпающегося города, его гул и эхо волн Залива. Наступало время предрассветной молитвы.
— Я хочу тебя, — выдавил Мухаммад, скользя ближе к ней по песку. — Всю. С головы до ног. И даже душу…
Приблизившись, он крепко обнял Сафию, прижал к себе, ощутив запах песка, бензина и какой-то тонкий, едва уловимый запах жасмина, оставшийся от ее духов. Сафия смотрела ему прямо в глаза. Мухаммад тоже смотрел на нее, забыв дышать, такой прекрасной она казалась.
Ладони его ощущали напряжение во всем её теле, словно Сафия не желала позволить себе расслабиться и дать волю чувствам. Внутри Мухаммада, подобно морской волне ночного шторма, поднималась мощная волна неизведанного доселе всепоглощающего чувства, заставляющая слезы закипать в глазах, а руки все крепче сжимать её в объятиях.
Они смотрели друг на друга и молчали. Время будто замерло вокруг. Мир сосредоточился в ней одной. Она и была миром. Мир отражался в её глазах, смотрящих прямо в глаза Мухаммада. В этом открытом взгляде было все сразу, вся полнота Вселенной, вся безупречность Аллаха и все совершенство его творения.
Сафия — чистая, ясная, избранница… У Мухаммада то и дело перехватывало дыхание, как когда они мчались под пулями в его кабриолете, каждое мгновение ожидая смерти. Сафия приоткрыла рот, словно желая что-то сказать, но слова так и остались её мыслями. В следующее мгновение она привстала, силясь подняться на ноги, но Мухаммад удержал её:
— Сафия… Не молчи…
Он проворно встал на колени, скользя по песку, но не отпуская Сафию из объятий. Её молчание тяготило, тревожило, делало больно. Наконец она прикрыла глаза, качая головой в знак отрицания, и вновь попыталась подняться на ноги. На этот раз Мухаммад не удерживал её. Он лишь смотрел на нее снизу-вверх, видя, как первые солнечные лучи окрашивают в нежно-розовый цвет кожу её щек и зажигают огоньки в глубине зеленоватых глаз.