— Нет, это более благородное дело. Я приглашен на свадьбу, которая состоится уже совсем скоро, и мне не на что купить подарок. Не могу же я пойти ни с чем, — Жеан не унимался. Конечно, никакого подарка от него и не требовалось, ему лишь сообщили об этом торжественном событии, но лучшего предлога для получения желаемого школяр придумать не мог.
— Подарок? Что ж, у вас, что ни неделя, то какой-то праздник. Отчего я не верю вам, Жеан? — Клод чуть прищурился.
Какой черт прислал надоедливого брата так не вовремя?
«Когда цыганка стала для меня дороже единственного и горячо любимого брата?»
Ответа Клод не знал, да и не хотел задумываться над этим. Они с Эсмеральдой могли опоздать на утреннюю молитву, и тогда его план лишился бы всякого смысла.
— Что ж, очень зря. Мой друг собирается жениться в следующем месяце, а, может, и раньше. Так он сказал мне сегодня утром, — Жеан подошел ближе к двери кельи, прислушавшись, — ему на мгновение показалось, будто он услышал женский голос. Он хотел было сделать ещё один шаг вперёд, но не смог — рука архидьякона уперлась в грудь.
Пусть Клод и не знал всех друзей брата, одно имя, постоянно звучавшее в мыслях, не давало ему покоя, а сейчас и вовсе связывало рассказ Мельника в логичное и вполне реальное объяснение. Фролло нахмурился вновь — бдительность его не угасла даже тогда, когда он размышлял над просьбой Жеана, посему священник не позволил любопытному брату даже притронуться к ручке кельи.
Итак, то имя снова и снова повторялось в вихре мыслей. Ошибки быть не может, конечно, капитан, не получивший желаемого, решил завладеть хотя бы богатством своей невесты. Что же, не удивительно, если на средства, которые он приобретет, он попытается подкупить цыганку подарками, выкрасть ее или содержать, как служанку.
Клод хотел было удостовериться, что имя он угадал правильно, однако страх, что Эсмеральда услышит, остановил его.
— Хорошо, приходите ко мне вечером, и я дам вам немного денег. Сейчас мне нужно приступить к моим обязанностям, и я должен вас оставить, — священник вынул небольшую монетку из кошелька и положил в раскрытую ладонь озорливого школяра. — Пока это все, что я могу дать вам. Но, учтите, если я узнаю, что средства будут потрачены не на подарок, больше ничего от меня не ждите.
— Даю голову на отсечение, что все, что вы оставите мне, я потрачу на подарок Фебу де Шатоперу, — Жеан ловко схватил монетку, поклонился и, оставив глупую надежду на лицезрение происходящего в келье, спустился вниз по лестнице, придерживаясь за стену.
Клод еще несколько минут стоял неподвижно, дожидаясь, когда шаги стихнут. На то, чтобы окончательно осознать произошедшее, необходимо было немного времени, но священник понимал, что нужно уходить как можно быстрее. Он судорожно вздохнул и, повернувшись, открыл дверь. Девушка уже не танцевала. Она стояла посреди помещения, заламывая пальчики, а взгляд ее выражал испуг и удивление.
— Кто приходил сюда? — тихо спросила она, взглянув в глаза Фролло. — Я слышала, вы говорили с кем-то. Это касается Феба, да?
— Не упоминай его имени, — взмолился священник. Он оглядел цыганку, и ее красота вновь ослепила его. Теперь, когда он смотрел на нее, танец представал перед глазами, голос ее звучал в его голове, и невозможно было избавиться от этого наваждения.
Как же она была сейчас красива. За пределами кельи, на расстоянии, он не так сильно желал ее, как теперь, будучи в двух шагах от неё. Клод отвернулся, сжав пальцы в кулаки. Нет, сейчас он не может нарушить данного Эсмеральде обещания, да и потом, он должен исполнять свои обязанности.
— Ответьте мне, прошу.
— Это был лишь мой брат. Пойдем, нам нужно спешить, — Клод открыл дверь, пропуская плясунью вперед. — Остальное не так важно. Ты же хотела начать новую жизнь, девушка? Пойдем, потом все узнаешь.
Священник не поворачивался, и огромных усилий стоило ему это воздержание от лицезрения красоты девушки.
Цыганка ничего ему не ответила и вышла из кельи.
***
В Соборе царило умиротворение и своеобразное мрачное торжество. Девушка с интересом рассматривала все то, что ночью было скрыто темнотой, и вспоминала услышанное. Голос Фролло сплетался с мыслями, звучный, почти не похожий на тот, который она запомнила, и молитва, которую он читал внушала ей необычайное спокойствие. Цыганка больше не считала решение остаться в Соборе плохим, даже наоборот, эти разноцветные витражи, сквозь которые проникали солнечные лучи, высокие своды сооружения, его величественность и строгость завораживали ее. Здесь она чувствовала себя защищенной, и ничто не мешало ей мечтать.
Вчерашний отказ больше не мучил плясунью, и теперь она стояла в стороне, глядя на украшенный цветными отблесками пол. Она понимала, что священник что-то скрывает от нее, и это что-то, безусловно, связано с Фебом. Она слышала, как кто-то упоминал его имя, и теперь хотела лишь узнать, что общего у де Шатопера и брата Клода Фролло.
Не могла она не думать и о своей Джали, ведь обыкновенно в это время выходили они на площадь развлекать толпу, именно сейчас должен был Гренгуар выйти с ее сестренкой, чтобы та показывала свои необычайные способности без своей хозяйки.
Теперь цыганке не дозволено было покидать Собора, и она могла лишь из окна кельи наблюдать за выступлением.
Интересно, заметят ли люди ее отсутствия? Узнают ли ее в том одеянии, в котором она сейчас? Отчего некоторые оглядываются и смотрят на нее с некоторым удивлением?
Эсмеральда не знала, да и не так сильно ее это волновало. Ей хотелось стать достойной Феба де Шатопера, и она исполняла все то, что просил от нее Фролло.
***
Пребывание цыганки в Соборе не утаилось от Квазимодо. Он видел, как рано утром священник вернулся с платьем и отнес его в свою келью, а позже спустился с девушкой по лестнице. В этой незнакомке он узнал ту, которую должен был украсть по приказу архидьякона.
Звонарь все замечал, но не всегда говорил об этом священнику. Он лишь размышлял над всем, что доводилось ему видеть, и старался понять, что делает цыганка здесь, в Соборе.
Квазимодо не решался подойти к плясунье, боялся, что она испугается его, возненавидит, и посему лишь издали наблюдал, как она, прекрасная, красиво одетая, молилась вместе со всеми. Он подмечал, как ее глаза восторженно глядели на иконы, на высокие своды, на все то, что доселе было ему дорого. Он тихо восхищался ею, и сердце его замирало всякий раз, когда девушка бросала короткий взгляд туда, где он стоял. Но напрасно — увлеченная своими мыслями, цыганка не замечала его.
========== Глава 5 ==========
Лишь дождавшись окончания молитвы, Эсмеральда встрепенулась, сбросила с себя это ложное спокойствие, оживилась. Взгляд ее, задумчивый и печально-покорный, теперь сверкнул тем необузданным живым огнём, каким зажигался он, стоило ей предпринять какой-то решительный шаг. Она быстро оглядела окружавших ее людей и, осторожно ступая, тихо, стараясь не нарушить тишину, вновь воцарившуюся в соборе, направилась в сторону кельи. Дверь, как она помнила, Клод оставил незапертой, по-видимому, отвлекшись на что-то, посему цыганка могла беспрепятственно попасть внутрь кельи. В эти минуты ей больше всего хотелось увидеть Джали, и она спешила к окну, чтобы хоть мельком взглянуть на козочку.
Плясунья, подобно птице, легко побежала по лестнице, толкнула тяжёлую дверь и вбежала внутрь. Минуя кушетку, она подскочила к узкому окошку и взглянула на улицу. Толпа уже собралась на площади — все ждали появления прекрасной молоденькой цыганки.
Девушка схватилась за выступ стены и вся подалась вперёд, будто желая пройти сквозь эту преграду, отделявшую ее от внешнего мира. Она внушала себе, что хочет видеть именно Джали, но сердце вторило обратное — капитана хотело оно увидеть там, на площади, среди чужих лиц. Волнение охватило девушку, и она сжала свой амулет свободной ладонью, затаив дыхание. В эти мгновения цыганка была похожа на Клода, с его серьёзным, возбужденно-страстным взглядом, коим он одаривал Эсмеральду, когда видел ее из окна кельи, танцующую и поющую на площади. Взгляд же плясуньи то метался, то с жадностью рассматривал каждого, кого можно было увидеть. Девушка вгляделась в толпу и, наконец, заметила маленькую белую козочку, идущую рядом с поэтом. Тот пытался жонглировать стульями и одновременно отбивать на бубне какой-то ритм, и сложно было не заметить его среди простых граждан. Плясунья глядела в окно, и с каждой секундой все яснее чувствовала, как ужасно это заточение, на которое обрекла она себя ради Феба. Она не отрываясь наблюдала за козочкой, и сердце ее сжималось от тоски и горя.
Неужели она не может выйти на площадь? Неужели не сможет увидеться со своей сестричкой? Ах, этот ужасный священник издевается над ней, несчастной, а ведь она ему доверилась.
Эсмеральда отвернулась от окна, и слезы потекли по ее щекам. Она сердито стёрла их ладонью и вновь принялась искать среди собравшихся людей офицера. Девушка не отдавала себе отчета в том, чего ожидала. Что, если Феб вообще не придет, а она зря будет ждать его появления? Или же сейчас кто-нибудь увидит ее в открытой келье, схватит? Цыганке было все равно. Она ждала, и это ожидание отвлекало ее, усыпляло бдительность.
Она снова и снова стирала непрошеные слезы со щеки и все глядела в толпу. Но не видела она того, кого всей душой мечтала увидеть. И рядом с ней никого не было, оттого девушка ещё сильнее ощущала это холодное одиночество, окутавшее ее еще ночью, когда она шла к собору в сопровождении молчаливого спутника. И все же, одной ей было спокойнее, чем под пристальным, полным страсти и безумной любви, взглядом архидьякона. Он все ещё внушал ей ужас, и стоило плясунье подумать о том, что его вчерашняя попытка завладеть ею повторится, ее бросало в дрожь.
Ну уж нет, лучше сидеть в одиночестве, но не бояться за свою честь и гордость.
— О, мой Феб! — с горечью произнесла девушка и присела за стол, закрыв глаза.
Клод Фролло стоял в дверном проеме, и слышал, как цыганка ещё несколько раз почти шёпотом повторяла имя офицера, прося у него прощения за то, что не пришла ночью.
Сердце священника сжималось от ревности, и он еле сдерживал себя, чтобы не кинуться к девушке в ноги и молить больше никогда не упоминать о Фебе и тем более не просить у этого подлеца прощения.
Священник неслышно подошёл к столу. Только теперь смог он разглядеть блестевшие на щеках плясуньи слезы. Гнев испарился, на смену пришло негодование и желание успокоить, утешить ту, которая даже плачущей была прекрасна.
Офицер так и не появился на площади, и цыганка больше не могла смотреть на этих смеющихся людей без грусти.
Слезы она больше не стирала — они катились по щекам, затем капали на стол, но несчастная их не замечала. Что же, Феб оскорбился ее вчерашним отказом и не пришёл, а чего она ожидала? Завтра же она побежит к нему и попросит прощения за свой проступок, ведь с каких это пор простая уличная девчонка может так обходиться с капитаном королевских стрелков? Как может так подло обманывать его?
Девушка отвлеклась на эти мысли и даже не заметила, как кто-то зашёл в келью. Она все так же была безутешна и одинока.
Но вдруг, всем телом вздрогнула Эсмеральда, почувствовав на своих плечах горячие ладони.
Она почти мгновенно вскочила с места, замахнулась для удара, но занесённая рука была поймана. Священник прижал ее к губам и тут же отпустил, боясь, что сейчас девушка прогонит его. Но цыганка только отдёрнула руку и выбежала из кельи, не сказав ни слова и уронив второпях платок.
Клод опустился на колени, поднял оброненную вещь и долго ещё стоял так, не двигаясь, лицом прижавшись к платку с прикрытыми глазами.
***
Девушка не почувствовала никакого облегчения от того, что увидела Джали. Козочка напоминала о вчерашнем отказе, о том, как она, Эсмеральда, услышала разговор, спрашивала сестричку, как поступить ей… Плясунья только теперь понимала, как боится наступления ночи, как опять окажется под «защитой» одной лишь двери. Она понимала, что сегодня эта преграда может и не остановить священника, а значит она была в опасности. Но ведь они условились с архидьяконом, что он поможет ей. Что же, пока он выполняет свою часть, а она — свою? Ей, рано или поздно, придётся танцевать перед ним, и реакция Клода была девушке известна. И все же, она старалась не думать о плате за свою просьбу. Цыганка вновь боролась сама с собой, хотела сбежать к Фебу и хотела ради него же пройти испытание заточением, стать лучше, стать достойной его. Вчера она не смогла оценить находящихся в келье вещей, не смогла понять их назначения и утром, но мысль, что скоро она все будет знать, уметь, вдохновляла ее, и она отказывалась от побега.
Новые мысли появлялись и исчезали, а на душе было скверно. Плясунья вновь оказалась в главном зале собора и очнулась от своего забытья, лишь только люди стали расходиться и длинные скамьи почти совсем опустели. Она присела на край самой дальней скамьи, сложив ладони на коленях, и прикрыла глаза.
Клод не стал преследовать цыганку, хотя огромных сил стоило ему принятие этого решения. Он боялся, что, спустившись вниз, не обнаружит ее, что она невольно узнает правду, которую он скрыл от неё. Но Фролло остался. Нужно было найти денег для брата, появившегося чуть позже, когда его меньше всего ждали.
Священник долго бродил взад и вперёд по келье, вспоминая танец девушки. Он совершенно не думал о своей части договора. Хотя, по сути, он не сделал для Эсмеральды ещё совершенно ничего, а она уже отплатила за услугу. Архидьякон заламывал пальцы, взволнованно глядя в окно, страшась увидеть бегущую цыганку. Но люди уже давно разошлись, площадь опустела, и девушки там тоже не было. Клод ещё не расстался с оброненным платком, скорее наоборот, сохранил, положив среди своих вещей. В конце концов, плясунья вряд ли заметит пропажу, а для него этот предмет одежды теперь был настоящим сокровищем.
Пусть, Фролло и думал в первую очередь о себе, он уже представлял, как сегодня будет обучать Эсмеральда латыни, как будет говорить с ней о звёздах. Она сама просила научить ее всему, он и научит. Всему, чему она только пожелает.
Клод повернулся к двери, услышав шаги на лестнице. Сердце замерло — священнику почудилось, будто это возвращается Эсмеральда. Но то была лишь слуховая галлюцинация. Чем ближе становились шаги, тем яснее он понимал, что это вовсе не девушка, и, раз ее все ещё нет, она сбежала.
Эта неожиданная страшная мысль поразила архидьякона, и тот кинулся к двери, намереваясь немедленно вернуть беглянку, которая воспользовалась его отсутствием и убежала искать Феба. Но почти на пороге он столкнулся с Жеаном, пришедшим за своими обещанными деньгами.
Тем временем, девушка ещё сильнее, чем прошлой ночью почувствовала своё одиночество, и на миг собор показался ей темницей. Она слишком явно ощущала себя пленницей, обманутой и очернённой в глазах Феба, что уже и не думала о счастье быть его невестой. Только бы он простил ее, только бы разрешил быть рядом с ним. Плясунья осознала всю поспешность своего вчерашнего решения — теперь она ждала лишь наступления завтрашнего дня, чтобы утром отправиться на поиски капитана, увидеть его, вымолить прощение. Потом она, наверное, вернётся сюда и будет учиться быть лучше, но это потом; главное — прощение.
Но она и подумать не могла о том, что план ее не осуществится ни завтра, ни через день, и что новость, которую скрыл от неё Клод окажется для неё слишком жестоким ударом. Ударом, перенести который окажется слишком сложно.
Комментарий к Глава 5
Поздравляю всех с Новым Годом и Рождеством!!))
Желаю, чтобы в этом году все были счастливы, здоровы, чтобы удача вас не покидала, а мечты сбывались!
С уважением, Джесс.
========== Глава 6 ==========
Эсмеральда вернулась в келью, когда за окнами уже стемнело, и собор погрузился в свою таинственную вечернюю полутьму. Своим смиренным покоем собор начал угнетать молодую цыганку, и она не могла более оставаться в главном зале. С каждой минутой ей всё больше хотелось сбежать отсюда, вернуться в шумный Двор чудес, ведь невозможно же свободолюбивой и своенравной от природы девушке сидеть в тени, смиренно сложив ладони на коленях.
Всем своим существом теперь боролась цыганка с атмосферой собора, стремящейся усмирить этот дикарский пыл.
Дневное спокойствие сменилось яростным противостоянием. Нет, бежать нельзя, но и наслаждаться одними лишь лучами солнца, попадающими на витражи и цветными бликами раскрашивающими пол собора, было нельзя. Это несло гибель цветущей душе.
Девушка с силой толкнула тяжёлую дверь кельи. Священника в ней не было.