В дверь ванной постучались, и после моего автоматического «да-да» в образовавшейся между косяком и дверным полотном щели показалось лицо Джейсона.
Он хотел было что-то сказать, но вдруг замер, зацепившись взглядом за моё лицо. Этот неразрывный зрительный контакт продолжался, наверное, слишком долго, и на все мои «что случилось» и «Джейсон, ответь мне», он лишь вздрагивал, будто слова мои причиняли ему ощутимую физическую боль.
Стылые капли стекали с волос, повторяя линию грудей, пересчитывая позвонки, а мы всё стояли, стояли друг против друга, но никто не торопился сделать и шага.
Джейсон пришёл в себя первым. Ожидаемо, как всегда. И пока в замершем мире мягкое полотенце белым облаком падало к ногам, открывая его взгляду мои бёдра, Борн приказал со сталью в голосе:
— Пора. Чем дольше мы здесь остаёмся, тем большей опасности подвергаем себя.
И у меня не оставалось причин спорить. Ни одной. Хотя… был один аргумент… который я и себе озвучить не решалась. А Борн, холодный, как и его оружие, не смог бы понять. Впрочем, между ним и его пистолетом нет никакой разницы. И он, и Джейсон для меня одинаково опасны.
До автостанции мы шли молча. Лишь иногда он опускал голову и подхватывал меня под локоть, прижимая к себе. Даже сквозь толщу закрытой одежды я чувствовала жар, исходящий от него. Но он лишь создавал видимость торопящейся по своим делам супружеской пары. Так, чтобы ни у кого не возникало никаких подозрений. Вся жизнь Борна основывалась на инстинктах.
И вдруг, в один из моментов, когда его рука вновь сомкнулась на моём запястье, он вздрогнул: пальцы нащупали стальной браслет часов, которые я носила не снимая. Последние года три.
Ловко ухватив мою руку, он развернул её так, чтобы видеть. Мужские часы, довольно дорогие, а самое главное точно такие же как и у него.
— Что это? — в его взгляде читалось истинное удивление. Ведь часы могли быть какими угодно, но не браслет, предательски скользящий по руке, выдававший, что владел ими мужчина, а для моего запястья они оказались абсолютно и безбожно велики.
— Часы… — едва слышно произнесла я.
Борн кинул взгляд на свой хронометр, зеркально повторявший болтавшийся на моей руке.
— Эти часы очень дороги мне. Но я не стану отвечать на твои вопросы, — твёрдо произнесла я, пряча браслет под рукавом.
— Они очень похожи на те, что ношу я, — в голосе Джейсона слышалась растерянность, и Бог свидетель, как сильно в тот момент мне хотелось только одного: повиснуть на его шее, коснуться губами знакомой пульсирующей венки на виске и прошептать: «Это ведь твои часы. Когда-то ты позабыл их на прикроватной тумбочке в моей спальне, а потом, вспомнив, попросил обратно. Но я не отдала и купила тебе точно такие же…»
Но, конечно, ни в чём я не призналась. Жаркая пощёчина степного ветра ударила по щеке, отрезвляя. Не было сил откровенничать, и вообще говорить. Особенно о том, что с тех пор я носила эти часы, не снимая.
Джейсон всё ещё как-то странно косился в мою сторону, когда подошёл автобус. Названия «Фигзнаетгденска», куда должна была отправиться, я даже не рассмотрела, ведь в тот момент, когда двери в салон распахнулись, произошло нечто странное: пальцы Борна, до сей поры пленявшие мои, сжались ещё сильнее.
— Что?.. — слабым писком, переполненным надеждой, вырвалось из горла.
— Ты… то, что ты видела… знаешь… пройдёт совсем немного времени и тебе станет легче. Со мной было точно так же.
Я нашла в себе силы кивнуть и выдавить самый главный вопрос, терзавший меня сильнее всего остального:
— Прощай?
Всё ещё не теряя зрительного контакта, Борн кивнул. Утвердительно.
Я не знаю, ушёл ли он сразу, по привычке стараясь держаться тени домов, не знаю, сожалел ли о моём уходе или сразу забыл. Сил смотреть не было. Никаких.
Да… и я плакала. Впервые за долгие-долгие месяцы. В последний раз слёзы выступали на моих глазах, когда я услышала новость о предполагаемой смерти Борна. Тогда, на яхте Вамбози…
— Вам плохо? — послышалось над ухом. Пожилой мужчина с тревогой вглядывался в моё лицо. Завозившись в саквояже, он извлёк открытую упаковку бумажных платочков. — Вот, возьмите, мисс.
— Спасибо, — через силу улыбнулась я. — Со мной всё в порядке.
========== Никки. Глава 3. Часы ==========
Я училась жить заново. И получалось совсем неплохо. В приобретении новых привычек таился особенный смысл: запах кофе по утрам, алкоголя вечером, и в напоминание о прошлом только стальной браслет мужских часов, уже не скользящий по руке при каждом движении, не звенящий в тиши ночного одиночества подобно Мингунскому колоколу. Да, я, наконец, решилась уменьшить его под размер собственного запястья.
Теперь мне даже нравилось быть Никки от слова «никакая», но представляться я предпочитала «Келли» — именем, не являющимся редкостью для этих широт. Два месяца прошло с тех пор, как я оставила Джейсона на вокзале в Танжере, и следовало признать: он был прав во многом, да не во всём. Мне действительно стало легче, и я перестала вздрагивать от каждого шороха и резкого звука. Пару раз даже сходила на свидания, которые, правда, не окончились ничем. И тут обозначалась та моя сторона, о которой Джейсон ничего не мог знать: забыть его было невозможно. Совершенно.
Но всё же солнечные зайчики на стенах полупустого кафе и взволнованное, облитое солнечной глазурью море за окном разгоняли тучи грустных мыслей. Я заказала завтрак. Под мерный гул телевизора у барной стойки начинался очередной, наполненный бездельем день.
— Срочное сообщение, — напряжённо прозвучавший голос диктора новостей заставил вздрогнуть. Ложечка, которой я размешивала сахар, с глухим стуком упала на пол, а сердце затрепетало в горле.
И я даже не смогу пересказать содержания услышанного, кроме отдельных словосочетаний, вырванных подсознанием из тревожного сообщения. «Джейсон Борн», «Дэвид Уэбб», «Тредстоун», «выстрел», «Борн упал в реку с высоты двадцатого этажа».
Никогда раньше я не чувствовала ничего подобного. И сложно, пожалуй, будет представить ту степень ликования, которую я испытала, когда услышала: «Несмотря на тщательные поиски, по истечении двадцати четырёх часов тело Борна обнаружено не было, розыскные мероприятия продолжаются».
Чтобы скрыть улыбку, я поскорее поднесла к губам чашечку с кофе. Вне всяких сомнений Джейсон остался жив. И пусть он никогда не станет моим, в тот момент тёплая волна счастья накрыла меня с головой. Полностью.
…
Уже третью неделю журналисты с удовольствием обсасывали темы громких арестов и следствий. ЦРУ теперь больше напоминало растревоженный муравейник, чем секретную организацию. Но о Борне новостей не было никаких. К счастью или к сожалению…
Впрочем, я решила воспользоваться шумихой, извлечь из этого личную выгоду. Я планировала навестить маму, которую не видела уже несколько месяцев и не могла подать ей весточку. Теперь же, когда причастные к проекту «Тредстоун» были озабочены спасением собственных задниц больше, чем моей персоной, я могла бы рискнуть, воспользоваться паузой, самолётом, возможностью…
Эти размышления застали меня в холле отеля, где я снимала комнату с видом на побережье.
Привычку осматриваться перед тем, как войти в номер, я приобрела не так давно, и после того, как ключ легко повернулся в замке, я бросила дежурный взгляд через плечо. Широкая ладонь, накрывшая на мой рот, грубоватая, сильная, шершавая и… такая родная, была узнана сразу.
Я едва не потеряла сознание, когда услышала произнесённое вполголоса: «Только не кричи».
Я почти не могла двигаться, но кивнула, и он ослабил хватку. Одной рукой он всё ещё продолжал удерживать меня, другая была необходима, чтобы открыть дверь.
— Джейс-сон, — дрогнул голос, когда он буквально втолкнул меня в залитую солнечным светом комнату. — Но как?.. Как ты нашёл меня?
Ноги отказывались подчиняться мне, дрожащие руки удерживали его плечи, когда он с лёгким хлопком затворил за собой дверь. Привалившись к ней спиной, Борн безмолвствовал и улыбался, поймав моё лицо, заключив его между ладонями.
И тысячи километров сократились до сантиметров. Превратились в миллиметры, когда я сама потянулась к его губам.
Но целоваться в его планы не входило. Наверное, сценарий нашей встречи Борн готовил заранее, ведь в следующий момент я оказалась зажатой в тесном пространстве между его телом и прохладной стеной. Этот маневр показался столь неожиданным, но приятным, что я только вздохнула, чувствуя, как электрические разряды возбуждения моментально пробежали по всему телу, до кончиков пальцев.
Не знаю, когда он успел стащить свою рубашку, но только треск ткани собственной блузы я услышала так громко, будто после короткой вспышки молнии гроза подошла вплотную. Пугая, обезоруживая.
Я не могла дышать. Воздух вдруг раскалился и стал таким густым, будто кто-то разлил гигантскую порцию прозрачного киселя, оставив меня беспомощно барахтаться в нём. И я не смогла бы и пожелать лучшей, чем руки Джейсона, опоры. Только они и не давали мне упасть. Прикосновение его сухой и горячей кожи казалось восхитительным. Особенно ощущение мурашек, покрывших его кожу от моих ответных касаний. Джейсон значительно выше меня, и я затылком ощущала, как дыхание его становится неровным, рваным.
В абсолютной тишине номера, которую я не решалась нарушать ничем, кроме непроизвольно рвущихся стонов, любой звук становился рафинированно громким, оглушающим. Так же и пряжка его ремня, звякнувшая, когда он решил освободиться от оставшейся одежды.
Давным-давно мы не были так близки. Возможно тысячелетия или миллионы веков подряд. От этой мысли кружилась голова и больно покалывало в груди. Но я узнавала своего Борна: он казался таким же настойчивым, умело балансирующим на грани грубости и нежности, боли и наслаждения, как и в первую нашу встречу. Джейсон не терял времени даром, и пока я пыталась прийти в себя и понять, на каком я теперь свете, ремень, что недавно поддерживал его брюки, чёрным ужом скользнул между моих запястий, обездвиживая.
— Что ты хочешь делать? — в собственном вопросе я не услышала и намёка на страх. Только любопытство, смешанное с возбуждением.
— Детка, — сквозь стиснутые зубы молвил он и одним движением развернул меня спиной к стене.
Его касания не имели ничего общего с тем, что у влюблённых называются нежностью. Настойчивые, не терпящие возражений пальцы и губы умело находили те самые точки, от прикосновений к которым я жмурилась, силясь не закричать. Поцелуи чередовались с покусываниями, поглаживания — со шлепками, не переходя той грани, когда дыхание перехватывало от восторга, а не от боли. У меня голова кружилась от такого Борна, нетерпеливо, почти без прелюдий овладевшего мной. Звук нового удара ладони по ягодице заставил меня вздрогнуть и широко распахнуть глаза. Джейсон улыбался, хотя лицо его было искажено ощущением скорой разрядки. И это было восхитительно: отдаваться ему так, как хочет он, не имея возможности пошевелиться.
Мы продолжали трахаться на полу в какой-то дикой, неудобной и совершенно неестественной позе так, что Джейсону приходилось впиваться пальцами в мой живот и бедро, чтобы устроиться более или менее удобно.
— Господи, я вся синяках буду…
— Маленькая сучка, — пробормотал он. — Тебе следовало признаться в том, что мы с тобой спали раньше, ещё в Танжере.
— Почему-у-у? — простонала я, совершенно безразличная к ответу, ведь в этот момент Джейсон нашёл какую-то восхитительно чувствительную точку внутри, и горячая волна накрыла меня с головой.
Признаюсь, мне и раньше становилось хорошо от одних его прикосновений, но то, что произошло теперь, напоминало просыпающееся землетрясение. Всё моё тело сотрясали неконтролируемые сокращения мышц, крик, сдерживаемый ладонью Джейсона просился наружу, и я зубами вцепилась в его руку. Из глаз текли слёзы, но ощущение удовольствия только нарастало, становясь практически болезненным и невыносимым. И где-то на периферии сознания я отметила, что с Джейсоном происходило примерно то же самое. Беспомощно и хаотично толкнувшись ещё пару раз он то ли закричал, то ли зарычал и, вздрогнув, обрушился на меня.
Возможно, я потеряла сознание, а может быть, просто наслаждалась моментом, но пришла в себя от восхитительного тепла и тяжести мужского тела. Джейсон отдыхал, слегка опираясь на ладони, очевидно, чтобы не давить на меня всей массой. Его член всё ещё находился внутри, и мне ни за что не хотелось вносить коррективов в совершенство этого момента по меньшей мере на протяжении вечности.
— Чёрт, это было восхитительно, Никки, — очнулся Джейсон и, приподнявшись на руках, внимательно посмотрел в мои глаза. — Ты так… ты… тебе не было больно?
— Мне было хорошо. Но я хотела бы попросить, Джейсон.
— О чём? — улыбнулся Борн.
— В следующий раз свяжи меня полностью…
========== Никки. Глава 4. Вечность ==========
С тех пор, как Джейсон вернулся и забрал у меня июль и Побережье, прошли годы. Пять долгих лет, пронёсшихся мимо, запутавшихся лишь ветром в волосах, переплётшихся лентами дорог, сомкнувшихся в символичную бесконечность и констатацию факта: я не могла насытиться Борном.
Да, он делил со мной постель, но не ночи, мысли, но не дни, которые мы бы могли бы проводить рядом, заполнив их праздным бездельем. И мы по-прежнему оставались друг другу никем: просто Никки, у которой есть Джейсон. Просто Джейсон, у которого никого нет.
На мой вопрос «почему это так?» он ловко уходил от ответа. А я боялась спросить конкретнее, без полутонов и намёков. Ведь самым страшным на свете мне казалось, как если бы вдруг однажды он решил покинуть меня насовсем.
Порой он пропадал неделями или даже месяцами и всегда появлялся столь неожиданно, что поначалу я пугалась, принимая его на наёмника, насильника или уличного воришку. Но Борн оставался Борном: легкоузнаваемым, требовательным, не идущим на уступки, не ищущим компромиссов. Он просто удовлетворял свою похоть. И мою тоже.
Слов между действиями оставалось мало и частенько, отдыхая уже в одиночестве, я примеряла, как бы прозвучало это гипотетическое «люблю», сорвись вдруг оно с его губ. Но даже в минуты наслаждения Джейсон не допускал слабости. Лёгкий поцелуй как проявление нежности — больше ничего. А слова оставались несказанными, зажатыми в тиски зубов. Они песком скрипели, но ни разу не вырвались наружу.
И всё же наши отношения оставались за рамками обычных. Джейсону нравилось пугать и завоёвывать, а я любила его бояться. Отдаваться и принадлежать. И иногда он, забывая о том, что за нами могут следить, настигал меня в самых неожиданных местах: в примерочной кабинке сетевого магазина, в пустом вагоне метро, на крыше очередной гостиницы — где только мы не трахались…
И лишь изредка он разрешал себе задержаться возле меня на пару часов. Отдыхая на влажных простынях, Джейсон позволял мне задать несколько вопросов, пока его пальцы машинально бродили по моей коже. Один из таких вечеров я не забуду никогда.
Я вообще не любила Италию. Никогда. За многолюдность и громкий её голос. За нестерпимую жару и переполненные по вечерам автобусы. Но мне пришлось воспользоваться одним из них, чтобы добраться до загородной гостиницы. Следуя указаниям Борна, я меняла место жительства не реже раза в неделю.
Его пальцы сомкнулись на моём плече, а знакомое, произнесённое на ухо:
— Дёрнешься, и я сверну тебе шею, — заставило табун сладких мурашек разбежаться по всему телу.
— Куда? — коротко спросила я.
— Просто иди за мной и молчи, — предупредил он, но в голосе слышалась лишь нота вожделения.
Гостиница, как всегда, оказалась третьесортной. Стены холла, прикрытые запятнанными, промасленными обоями, и зевающая администратор на ресепшен, протянувшая ключ в обмен на сотню. И я понимала, почему Джейсон выбирал подобные места: здесь никто и никогда не вздумал бы спросить наши документы. Всем и так было понятно: в такую дыру людей приводит лишь одна причина, застилающая пеленой всё убожество обстановки, — желание быстро перепихнуться.
Он начал ещё до того, как я успела открыть дверь: настойчивые пальцы пробрались под юбку и без прелюдий отвели полоску трусиков в сторону. Рука дрогнула, и ключ, выскользнувший из замка, упал на пол. Пока я возилась с этим, Джейсон проник в меня пальцами и начал двигать ими так восхитительно, что я упёрлась лбом в дверь, не испытывая никакого желания шевелиться и мешать ему. Мне было жутко от мысли быть застигнутой в таком виде посреди холла, из которого уходило множество дверей, но тело настолько изголодалось по Джейсону, что отказывалось внимать последним вспышкам разума.