Бросив побрякушки на пол, я принялась разгребать оставшийся хлам. Под пёстрой кучей тряпья что-то блеснуло — книга в кожаном переплете, расшитая алыми бусинами. Обложку украшали розы в сверкающих каплях росы. Я запустила руку и утонула по локоть в содержимом сундука, но никак не могла дотянуться. Вдруг тряпки сомкнулись и затвердели. Я дернулась, но высвободиться не смогла. Наверняка шутка Моники. Придвинувшись к сундуку, я потянулась за книгой, и рука погрузилась во что-то теплое, влажное, склизкое, шевелящееся. И это «что-то» попыталось меня засосать в сундук. Я уперлась в него ногами, помогая себе второй рукой. От страха во рту появился металлический вкус, в комнате повеяло кровью, и мой пульс заколотился в ушах бешенным набатом. Я не хотела смотреть вовнутрь, но любопытство зудело в мозгу. Я должна была увидеть, чтобы осмыслить, и привстала, склонилась над содержимым. В темноте оно лениво двигалось, неуклюже переваливалось и сворачивалось, как… кишки. Умом я понимала, что это всего лишь тряпки, но визг застрял в горле. Закрыв рот ладонью, я зажмурилась и мотнула головой. Глубоко вдохнув, открыла глаза и медленно повернула голову — барахло больше не шевелилось, но влажно поблескивало. Сглотнув кисло-сладкий ком, я потянулась за книгой, превозмогая отвращение, но резкая боль заставила одернуть ее. Что-то острое вонзилось в плоть, и жгучее ощущение разлилось по кисти, поднимаясь выше. В тот же миг тряпки отпустили меня, стали просто тряпками. Я вытащила руку и поднесла к свету — по ладони сбегал ручеек крови, тонкий ровный порез рассекал ее вдоль и все сильнее кровоточил. Сама не своя от ужаса, я другой рукой залезла в сундук и схватила книгу. На этот раз он не попытался меня укусить. Победоносно вздохнув, я села на пол и вновь посмотрела на свою руку. Кровь капала на палас — надо бы перевязать. Моника всегда отличалась своеобразным чувством юмора, но на этот раз превзошла саму себя. Не удержав книгу, я уронила ее, и на пол перышком упал сложенный вдвое лист бумаги.
Развернув его, я изумленно хмыкнула. Он оказался абсолютно чист. Тогда я понюхала его — нежный, едва различимый аромат флуций. Что это могло значить? Да что угодно! Сложив лист, я случайно испачкала его кровью, и бумага потемнела, съежилась, превратилась в сухой дубовый лист. Так вот оно что!
Я почти выбежала из дома. Снег сыпался крупными хлопьями, которые парили в воздухе, словно перья. Ветра не было, деревья стояли неподвижно, искрясь в свете тающей луны. Завернув за угол, я очутилась на заднем дворе. Уголок волшебства и фальши — буйство красок, каскадные лужайки и озеро с диковинными рыбками. Триумфальная вершина лжи. Мы сами создали всю эту красоту, она была живой, но ненастоящей. Пестрая декорация… Но среди приторно-помпезной фантазии затерялся островок неприглядной действительности. Если не знать, куда смотреть, его практически невозможно заметить. Старое кривое дерево затаилось в зеленой густоте, слилось с тенями. В его стволе чернело дупло — я видела, потому что помнила о нем. Стоило забыть, и оно бы исчезло, стерлось с этой прекрасной картинки, как лишняя деталь с холста. Хмурое изящество благородного столетнего дуба раскрывалось, когда пристально на него поглядишь. Я направилась к нему по шелестящей шелковой траве, она тускнела и ссыхалась с каждым моим шагом. Долой маскарад, к черту волшебство! Жаль рыбок, но они всего лишь плод воображения. Пантера припустила вперед по пушистому снегу, и с каждым ее движением декорации вокруг менялись. Деревья, шелестя возмущенно ветвями, перебирались с насиженных мест на новые, пруд замерз, осыпавшиеся цветы на тропинке алели, словно капли крови на белом покрывале. Остановившись, я осмотрелась. Белые качели, каменная дорожка, арка, обвитая ссохшимся плющом — я неосознанно воссоздала сад из видений о Линетт.
Вдохнув освежающую прохладу зимней ночи, я раздвинула руками ветви кустарников, бережно укрывающих ствол дуба от посторонних глаз, и подошла к нему. Черная пустота в дупле вздрогнула, заволновалась, как вода в колодце. На дне что-то белело, я, протянула руку и изъяла находку. Небольшая коробочка из старой пожелтевшей бумаги с сургучной печатью. Как тот самый проклятый конверт с моим именем… Прижав к груди послание от сестры, я выбралась из зарослей и направилась к тропинке. Значит, она знала или догадывалась, что ее убьют. Но почему не поделилась с нами?
Я смотрела под ноги, разглядывала камушки на мощеной дорожке, но что-то заставило остановиться и поднять глаза. Вздрогнув, я попятилась — в предрассветной дымке темнел силуэт. Его короткое черное пальто из мягкого драпа, как обычно, было расстегнуто, белая рубашка в узкую голубую полоску, одета навыпуск. Я зацепилась за нее взглядом, наблюдала за тем, как вздымается грудь мужчины при ровном глубоком дыхании. Робко подняла глаза и поймала на себе его изучающий взгляд. Ровер спрятал руки за спину и чуть склонил голову. Я настолько была напряжена, что не заметила, как стиснула в руках коробочку, едва не сломав ее.
Качели раскачивались, хотя ветра не было. Природа притихла — близился рассвет, боязливо охватывая горизонт бледной дымкой. Я смотрела в глаза Роверу и не могла пошевелиться, между нами вихрились хлопья снега, будто их кто-то вскинул вверх на ладони. Это очередное видение, или он пожаловал наяву?
-Ты преследуешь меня? — голос Линетт разразился криками птиц в моей голове. Я прикрыла веки, переводя дыхание, и посмотрела вниз. Жемчужно-розовое кружевное платье с широким черным поясом сверкало в свете удаляющейся луны. Пламенно-рыжие волосы стекали с плеч до груди. Охватив себя руками, Линетт спрятала коробочку и подняла голову, осмелившись посмотреть прямо на Ровера.
-Что ты здесь делаешь? — его тихий голос пробежался шорохом по верхушкам деревьев, смахнул сухие листья на зеркальную гладь замерзшего пруда и коснулся моей щеки, как легкий порыв ветра.
Мои ресницы затрепетали, взгляд невольно мазнул снизу вверх по фигуре Ровера. Я вдруг впервые заметила, что он кажется старше, чуть более зрелым, чем раньше — лучики морщинок в уголках век стали глубже, в глазах пролегли тени знаний и невзгод. Он по-прежнему был хорош собой, не выглядел более, чем на тридцать пять, но определенная мрачность, испытания отложились на его облике. Видения прыгали во времени, следуя по цепочке событий, связанных с преемницей Линетт. Только сейчас я осознала, что они меня к чему-то вели, проливали свет на решения и поступки этих двоих.
-Прогуливаюсь, — оправляя волосы за ухо, ответила она и отвела глаза, словно не в силах смотреть ему в лицо. Наставницу что-то грызло — отчасти злоба, совсем чуть-чуть стыд, но куда сильнее нетерпение. Она трепетно прижимала к груди коробочку, точно такую же, как у меня. И она не хотела, чтобы Ровер ее увидел.
Он устало вздохнул, чем привлек наше внимание. Я подняла глаза, моргая, и заставила себя смотреть на него. Он хмурился, глядел под ноги, будто подбирая слова или решаясь о чем-то заговорить. О чем-то, что ему было крайне неприятно. Повисла неловкая тишина, и кому-то нужно было ее нарушить.
-А я невольно подумал, будто ты что-то прячешь. Вид у тебя… растерянный.
-Зачем ты здесь? Не верю, что просто решил проведать.
Глаза Ровера блеснули глубоко запрятанным гневом, с лица спала нейтральность, напряглись линии скул. Он небрежно смахнул снежинки с рукава пальто и посмотрел на нас. Это был долгий, тяжелый, почти суровый взгляд.
-Прибыла твоя «девочка». Я распорядился проводить ее в твой кабинет.
-Ты видел ее? — звенящим от волнения голосом спросила она, неосознанно шагнув навстречу. Опомнившись, Линетт остановилась и стиснула в руках коробочку, скребя по ней длинными ногтями.
-Видел. Но не беспокойся, — Ровер выдал горькую улыбку.- Она меня не заметила.
-Как всегда прятался в тенях коридора, — кивнув, произнесла Линетт вполголоса, будто сама с собой говорила.- Это у тебя Стэнли научился подглядывать. До сих пор не понимаю, — она нахмурилась и перевела стальной взгляд на Ровера, — почему ты выбрал именно его на место Главного Фамильяра?!
Ровер перестал дышать. Воздух вокруг него сгустился, замерцал.
-Потому что он как никто другой подходит на место Элджера Брауна, — голос его был тих и колюч, будто свежий снег, что хрустит под ногами. Он шагнул к Линетт, и я почувствовала страх, кольнувший ее изнутри.
-Он разгильдяй и бездельник! — не своим голосом вскрикнула наставница.
Ровер печально усмехнулся и отвел взгляд, пробежался им по заснеженным верхушкам деревьев, убирая одну руку в карман пальто.
-Я дал ему шанс, Линетт. А ты собиралась лишить его силы и погубить едва начавшуюся жизнь.
-Ты увел его прямо из моего кабинета! — она приблизилась, сияя в всполохах собственной силы. Под кожей проступили золотые жилки, в глазах вспыхнули далекие огни. Запрокинув голову, Линетт стиснула зубы, сдерживая сочащийся из нее гнев.
Рассвет повис над линией горизонта, из-за зарослей сада поднималась серая дымка — еще не утро, но уже не ночь. Грань между светом и тьмой разделила Линетт и Ровера, будто само небо провело черту.
-Ты хотела его сломить, — цедя слова, но не повышая голоса, сказал он.
-Такие не ломаются!
-Верно, — он неожиданно улыбнулся, и все его лицо озарилось теплом, лишь в глазах осталась холодность.- Такие не ломаются.
Линетт заморгала, когда осознала, что произнесла вслух. Поджав губы, она попятилась от Ровера, сминая коробочку от злости и бессилия.
-Ты не должен был принимать решение, не посоветовавшись….
-Принимать подобные решения входит в мои полномочия, — тщательно контролируемым голосом перебил он и тяжело вздохнул. Прикрыв глаза, Ровер качнул головой.- У парня потенциал, Линетт. Я направил его в нужное русло, пока он не успел свернуть на кривую дорожку. Иногда лучше обращаться к разуму, а не к эмоциям, и думать не только о себе.
-Под его началом патруль превратится в кучку безмозглых попугаев! — выплюнула она и вперилась полыхающим взглядом в лицо Ровера.- Скажи, милый, ты сделал это назло мне?
Вдруг Ровер запрокинул голову и рассмеялся. И смех его был мягким, бархатным, сбивающим с толку.
-Я не играю с чужими судьбами, чтобы только насолить тебе. Но скажи мне, Линетт, чьим дозволением руководствовалась ты, лишая Элджера крыльев?
Руки наставницы задрожали. Ровер приблизился в один шаг и выбил из них коробочку. Она раскрылась в воздухе, и на снег упал золотой браслет, подвески в виде птиц рассыпались по тропинке.
-Ты знаешь, кто его убил, — выдохнул он в лицо Линетт, и неожиданный порыв ветра разметал мои волосы. Его слова прозвучали уверенно, с вызовом. Ровер видел перед собой Линетт, а я, находясь в ее шкуре, боролась с желанием протянуть руку и коснуться его. Присутствие Ровера ощущалось так ясно, словно он действительно находился в саду, а не в моем воображении. Я видела каждую снежинку на его пальто, каждый волосок на лице, ощущала аромат его одеколона. Знакомый до мурашек. Откуда я его знала?
Линетт побелела от злости, затряслась от бессилия. Листья, слетевшие с деревьев, и хлопья снега неподвижно повисли вокруг нас. Наставница робко подняла взгляд и посмотрела на Ровера.
-Ты меня в чем-то обвиняешь?
Его лицо оказалось так близко, что можно было сосчитать веснушки. Мы стояли нос к носу и сверлили друг друга глазами, а за его спиной разгоралось солнце. Волны света накатывали из-за горизонта и озаряли сад, раскрашивая небо и пробуждая землю.
-Я обвиняю твою девчонку, — шепот Ровера обжег мне лицо, и внезапный порыв ветра развеял видение.
Его образ истончался, как туман, рассыпался темной мерцающей пылью по воздуху. А я стояла и дрожала, хватаясь взглядом за последние крупицы его силуэта, тающие в тишине утра, не в силах смахнуть горячую слезу. Стояла и глядела на браслет отца и подвески, зажимая рот ладонью, чтобы не закричать.
========== Глава 6 ==========
Я побежала к дому, неся в дрожащих ладонях браслет и подвески, прижимая их к сердцу. Возможно, находку стоило спрятать, но мне это в голову не пришло. Как они попали в дупло дуба в нашем саду? И что о них знала Моника? Ловушка в сундуке кому-то же предназначалась… Сомневаюсь, что мне, но попалась в нее именно я. С моим везеньем и неуёмным любопытством — ничего удивительного! Поднимаясь по лестнице на крыльцо, я все еще дрожала. Потянувшись к дверной ручке, едва коснулась и тут же отдернула руку. И посмотрела на нее при свете восходящего солнца — порез нарывал, вокруг него тянулись черные паутинки, тонкие, будто нити, и похожие на вены. Под кожей словно рой пчел копошился и жалил. Капкан Моники оказался отравлен ядом, а, значит, она кого-то ждала.
Розовая заря разлилась по небу, смешалась с перистыми облаками и окрасила их в сиреневый, предрассветный туман расползся по улице холодной дымкой. Первые лучи осветили кухню, и заиграли узоры на кафеле и стеклах гарнитура. Чудесное зимнее утро, а меня трясло от ужаса и непонимания. Чем я заслужила гнев Ровера? Почему он считал меня монстром, и что изменилось теперь? И как, проклятые ехидны, все это связано с гибелью моего отца? Голова раскалывалась от обилия мыслей, крутящихся, как волчок, не дающих покоя. Я положила находку на обеденный стол и долго разглядывала, потирая раненную руку. Если у Моники был яд, то и противоядие должно быть? А если нет? Я не стала подниматься на второй этаж, чтобы никого случайно не разбудить, и заглянула в ванную комнату Моники. Там нашлись бинты, пластырь и масляный лекарь — незаменимая вещь на кухне в случае порезов и ожогов. Благодаря этому чудотворному зелью ранки затягивались мгновенно. Но не моя — она лишь зарубцевалась, а под кожей расцвел синяк и расползся черными ветвистыми паутинками. Под кожей будто что-то шевелилось, пытаясь прорвать плоть и вылезти. Я перевязала руку, но она успела распухнуть. Бинты туго стянули ее и почти полностью обездвижили до локтя. Яд оказался быстродействующий, лекарство необходимо найти как можно скорее. Еще бы знать, где именно его искать…. В кусачий сундук точно больше не полезу, хотя на месте Моники как раз там бы я его и спрятала.
В сушке нашлись мои джинсы и туника цвета белой шерсти с золотистым блеском — иногда я пользовалась стиральной машиной Моники, что сейчас оказалось весьма кстати. Облачившись в найденную одежду, разгладила ее прикосновением магии и подошла к зеркалу. Ряды разноцветных баночек с кремами и косметичка занимали целую полку. Косметикой умершей сестры я не рискнула воспользоваться — в коробочке с румянами или палетке теней мог поджидать очередной злой розыгрыш. Зачем ей нужно было столько средств для макияжа, если она прихорашивалась при помощи магии? Для отвода глаз? Я никогда не прибегала к гламору — это не моя магия, ею в совершенстве владела Моника. С его помощью можно изменять внешность до неузнаваемости. Но, вспомнив слова Ровера о том, что я могу все, что только пожелаю, решила попробовать… и получилось!
Гламор требовал постоянной концентрации, будто непрерывно вслушиваться в музыку, звучащую в голове, чтобы не потерять бдительность и не явить свой истинный облик. Я представила, как хочу выглядеть, и натянула этот образ, словно маску, видя боковым зрением слабое золотистое свечение. На лице не осталось следов бессонной ночи и пролитых слез, глаза заблестели. Раньше они у меня были зелеными с примесью медового, а теперь потемнели до изумрудно-медного. Ровный тон кожи, точно благородный фарфор, пушистые черные ресницы, макияж со стрелками оттенял природную бледность, волосы, как жидкий шелк рассыпались по плечам. Я взглянула на свое обновленное отражение и осталась довольна.
Завернув браслет и подвески в платок, спрятала в карман черной кожанки, руку убрала туда же, чтобы не бросалась в глаза повязка. Пока дом не ожил, покинула его. Мне нужны были ответы, а кто их мог дать? Правильно, тот, кто играл непосредственную роль во всей этой темной истории с крыльями.
Студеный воздух обжигал легкие, кусал за щеки. Застегнув наглухо кожанку, я поднялась ввысь полупрозрачным облаком. Мой путь пролегал над сонной улицей, залитой предрассветным сиянием и морозной дымкой. Дом Саммер темнел на фоне прочих зданий, скрипел ставнями и стонал своей израненной неодушевленной сутью. Я свернула на главный проспект, пронеслась над дорогой, катящейся серой гладкой лентой к зданию Библиотеки. Вдоль нее белели аккуратные домики, затесавшись между высотками, словно грибы под деревьями. Я не смотрела вниз, перебирая мысленно слова, заготовленные для Стэнли, и наслаждалась бестелесным полетом. Но в какой-то момент будто споткнулась о плотную стену воздуха и камнем полетела вниз. Несколько неприметных домов чернели на фоне картины образцовой улицы. Цветники, подстриженные кустарники и стройные, как на подбор, деревья. Тонкими нагими ветвями они укрывали постройки от посторонних глаз. Но я чуяла их нутром. Справившись с дыханием и поймав равновесие, я плавно приземлилась на подъездную дорожку перед белым штакетником.