— Не вижу ничего в этом страшного, моя семья тоже поначалу восприняла это как катастрофу вселенского масштаба, но потом мы поговорили, я признался насчёт наших ролей, — пожал плечами Холланд. Когда разговор с семьёй был позади, всё воспринималось иначе и уже не было так плохо, как когда это только случилось. — А что Сьюзан?
— А что она? Я ведь говорил, что мы уже давно просто друзья, я тебя не обманывал, у меня только ты, — Роберт не совсем понял, что имел в виду его парень, и попытался объясниться, но был успокоен улыбкой Тома. Она всегда действовала на Дауни безотказно, словно это был его персональный переключатель от плохих мыслей к хорошим.
— Я не об этом. Я имел в виду, как она реагировала, что сказала? — Том погладил колючую щёку, подумав, что их жизнь местами походила на мыльную оперу.
— Сказала, что рада за меня и тому, что наконец-то я решился сблизиться с тобой. Вот только не спрашивай, как она это узнала. Я сам до сих пор не понимаю, я-то думал, что у меня талант лицедея, а для неё я был как на ладони, — усмехнулся Роберт чуткой проницательности бывшей жены.
Да, Роберт хорошо притворялся перед общественностью, но дома допускал ошибки, и от Сьюзан не скрылся тот факт, что бывший возлюбленный страдал и тосковал о ком-то, а сложив два и два, она поняла, что этим кем-то был Том Холланд. А когда решался вопрос с ролью Макса, у неё не осталось сомнений, ведь своей реакцией на участие в фильме британского актёра Дауни выдал себя с потрохами.
— А ещё она предложила прикрытие: если нам нужно, то она приедет и сделает вид, что тоже остановилась у тебя, потому что наши семьи тесно сдружились, вот так, — пожал плечами Дауни, а потом погладил руки Тома, которые по-прежнему лежали у него на плечах.
— Это ни к чему, мы не обязаны разыгрывать спектакль, потому что всё, что написано в этой статье, — сплошные домыслы, пусть и попавшие точно в цель, — закусив губу, сказал Холланд.
— Я тоже так решил, поэтому сказал ей не беспокоиться, — кивнул Роберт, а потом прижался к парню теснее и обнял его. — Наше последнее объятие на сегодня, пока не закончим съёмки. Ты готов?
— Готов, — шумно вдохнул Том, стискивая мужчину в руках, словно это было последнее объятие не на сегодня, а навсегда. — Роб, я хочу попросить тебя кое о чём важном.
— Хорошо, проси, — прошептал тот в ответ, поглаживая парнишку по спине, утыкаясь лицом в сгиб его шеи, наслаждаясь сполна этим мимолётным моментом их близости.
— Я хочу, чтобы ты полностью вошёл в роль Дерека, без остатка, ладно? Потому что я планирую провернуть то же самое с Максом.
— Малыш, это может…
— Я знаю о последствиях, но ещё я знаю, что мы справимся. Просто нужно сорвать этот пластырь, пусть больно, но резко. Я не хочу тратить на эту сцену не один съёмочный день. Давай сыграем так, словно мы на сцене театра и у нас нет права на повторный дубль, потому что зритель уже смотрит на нас здесь и сейчас, — Том отстранился, разорвав их объятия, и заглянул в глаза Роберта.
— Я не хочу отдавать ему полный контроль, Том, он сделает тебе больно…
— Не мне, Роб, а Максу, потому что это их чёртов сценарий и их жизнь, они должны пройти через это, а мы — лишь проводники. Я не хочу, чтобы мы мучились из-за них. Потому что если в роль войдёт лишь один из нас, а второй схалтурит, то…
— Я понял тебя, малыш, и я сделаю так, как ты просишь, — Дауни прикрыл глаза, а потом порывисто поцеловал Холланда, потому что это было маленьким прощанием в его гримёрке, потому что отсюда он выйдет уже другим человеком, как и Том.
— Спасибо, — шепнул Холланд, жадно глотнув воздух после долгого поцелуя, нащупал рукой дверную ручку и скользнул в коридор, пока были силы на то, чтобы расстаться с любимым.
***
Холланд был в своей гримёрке, к нему постоянно заходили и выходили люди: то костюмеры, то гримёры, то Даррен и его ассистенты, чтобы объяснить, каким именно способом они хотят отснять предстоящие сцены. Режиссёр пояснил, что хочет выделить остроту этого момента, поэтому будет использован приём съёмки, так сказать, реального времени. Когда камера будет записывать не прерываясь. На площадке уже было всё размечено и подготовлено. Сначала планировалось отснять действие на три камеры, захватив крупные планы лиц Тома и Роберта, но чтобы при этом камеры не цепляли друг друга. Уже когда будет происходить сам акт изнасилования на столе, актёры не должны останавливаться: камеры просто перенесут на новые разметки, чтобы взять нужный ракурс. А потом этот переход, естественно, подвергнется небольшому монтажу. Актёров это даже немного обрадовало тем, что не придётся отыгрывать каждый момент по три и больше дубля.
— Не забывай, Том, что в камеру смотреть не нужно: каждый неосторожный взгляд прямо в объектив — потеря момента реальности происходящего, — постоянно напоминал Даррен, а Холланд кивал головой. У него уже не было какого-либо настроения, потому что, пока он находился в гримёрке один, он посмотрел разные интервью жертв реального изнасилования, чтобы больше погрузиться в свою роль и хотя бы примерно представлять, какую боль должен испытывать Макс.
— Да, я понял, Даррен, — вздохнул Том, глядя на себя в зеркало, пока девушка заканчивала с его гримом, нанося последние штрихи — добавляя синевы под глазами и бледность его лицу. — Мне нужно остаться одному буквально на минуту, и я приду, — попросил он, когда всё было готово. Все понимающе кивнули и немедленно покинули гримёрку актёра.
— Ну что, — горько усмехнулся Роберт, глядя в зеркало, находясь у себя. — Выходи, сволочь, — прошипел он, видя, как его отражение начало гадко улыбаться, чуть наклонив голову вбок.
— Макс? — тихо позвал Том, вглядываясь в собственные глаза, которые отражались в зеркальной глади. Холланд не чувствовал влаги на глазах, но ему казалось, что он видит слёзы в зеркале. Оттуда на него смотрел другой парень и буквально умолял актёра не делать того, что тот был намерен сделать.
— Я здесь, — полной грудью вдохнул Роберт, черты его лица словно стали острее, а взгляд — более колючим, в то время как в отражении, словно в заточении, оказался сам актёр и растерянно смотрел со стороны на своего персонажа, который вырвался на свободу.
— Прости, — шепнул Холланд, и они с Максом поменялись местами в зеркалах. Парень словно стал меньше, моментально перевоплотившись. Его жесты были дёргаными, спина — сутулой, взгляд — загнанным.
Дауни шёл уверенно, громко ступая каблуками своих ботинок по полу, поправляя белые манжеты рубашки. Том же шёл по коридорам, опустив голову, засунув дрожащие руки в передний карман своей грязной толстовки. Они встретились в декорациях кабинета, среди камер и людей, но всё превратилось в реальность: работники и техника исчезли, остались только кабинет психолога, Дерек и Макс.
— Мотор! Камера! Начали! — отдал команду Аронофски, и съёмка началась. Люди затихли, став дышать через раз, потому что все ждали этих съёмок и все их боялись, ведь видели и знали, насколько реалистично умели перевоплощаться два актёра, так, что невозможно отличить игру от жизни. Вот и сейчас перед всеми были не Том Холланд и Роберт Дауни младший, а жертва и её мучитель, остальным же приходилось быть бездушными наблюдателями.
— Здравствуйте, мистер Хадсон, — сказал Том, так и не взглянув ещё ни разу на мужчину напротив себя. Ему не нужно было смотреть: он и так знал, что не увидит ничего, кроме злого и жаждущего взгляда.
— Здравствуй, Макс, как профессионал скажу, вся твоя поза прямо кричит о том, что ты боишься, потому что сделал кое-что неправильное, — голос Роберта был ровным и спокойным, отчего становилось лишь более жутко, словно на площадке был психопат, не способный на какие-либо эмоции.
— Нет, сэр, я не делал ничего.
— Посмотри мне в глаза и повтори то, что сказал.
— Сэр, — лишь вздрогнул парень, потому что не мог смотреть на своего мучителя, потому что боялся, что тот обо всём догадается.
— Вчера ко мне приходила очень пытливая дама, Макс. Высокая, стройная, властная — одним словом, шикарная стерва. И самое интересное, что она представилась как Лора Циммер; мне это имя сразу показалось знакомым, и я вспомнил, что это же восходящая звезда в юриспруденции, — усмехнулся Роберт, медленно приближаясь к мальчику, который трясся с каждым его словом всё больше. — Она спрашивала меня о тебе, малыш, и её тон мне очень не понравился, — вкрадчиво добавил мужчина, остановившись ровно перед Томом. — А теперь посмотри на меня и скажи, что ты не выдал ей наших маленьких секретов.
— Я не…
— В глаза смотри! — резко заорал Дауни, так, что капельки слюны полетели из его рта, а некогда красивое лицо исказилось в страшной гримасе ярости. Он схватил Холланда за подбородок, легко смяв его трепыхание, выдаваемое за сопротивление. Том застонал от боли, потому что пальцы мужчины сжали его челюсть слишком сильно, и оказался вынужден посмотреть в его глаза.
— Я сказал, что у меня всё хорошо, сэр, но мне кажется, что она не поверила мне, — по щекам Тома покатились крупные слёзы, и Роберт стал вытирать их большим пальцем свободной руки, хватку второй так и не ослабляя.
— Тш-ш, не плачь, не надо, — зашептал он, призывая мальчика успокоиться, но тот знал, что такая обманчивая ласка сулит только самое плохое.
— Мистер Хадсон, я правда пытался, но она… Давайте, давайте я лучше сделаю вам хорошо, пожалуйста, — Холланд давился слезами, хватаясь дрожащими руками за ремень брюк мужчины, опускаясь перед ним на колени.
— Прекрасно, прекрасно, — тихо шептал Даррен, глядя на то безумие, которое происходило на площадке; одна из его ассистенток прикрыла рот рукой, чтобы подавить тихий всхлип, который чуть не вырвался из её груди.
— Макс, Макс, Макс, как же так, — прошипел Роберт, надавив на макушку парня, чтобы тот быстрее опустился на колени, а потом резко вжался пахом в его лицо. — Если она узнает, то кто же будет делать мне хорошо, малыш? Кто?
Тому было тяжело дышать, так как Дауни вдавливал его лицо слишком сильно в ткань своих брюк. Он подбородком чувствовал, как член мужчины становился твёрже и пульсировал, потому что это был не его Роберт, да и сам Том больше не был собой.
— Я чувствую, что наш час пробил, Макс, — улыбнулся Дауни, схватив Холланда за волосы на затылке, заставив того запрокинуть голову и жадно вдыхать воздух ртом. — Я ведь не тронул твоего маленького братика, — напомнил он, а перед глазами Тома снова вспыхнул образ Падди, отчего его стало мутить, как в прошлый раз. — Поэтому ты должен мне больше, чем свой маленький говорливый рот! — Роберт снова сорвался на крик, подняв парня с колен, протащив его за волосы к столу и нагнув на него.
— Быстро! — скомандовал Аронофски, и съёмочная группа слаженно переместила все камеры на указанные разметки, чтобы снимать лицо Тома, лицо Роберта и крупный план сзади. Эту «пробежку» с оборудованием они репетировали не раз, поэтому всё случилось мгновенно, в то время как актёры даже не прервались.
— Она не оставит меня в покое, Макс, эта стерва будет копать под меня, пока не добьётся своего. Я уже чувствую, как её длинные красные ноготки врезаются в моё горло. Поэтому, — из горла Дауни стали вырываться безумные смешки, пока он стягивал с себя брюки и бельё. На нём осталась лишь рубашка, которая прикрывала его задницу наполовину; на члене был специальный «носок», который использовался для съёмок эротических сцен в кино. — Поэтому я хочу оставить тебе памятный прощальный подарок, — прохрипел Дауни, буквально сорвав джинсы с Холланда, затем схватив ножницы и разрезав на нём трусы.
Тома охватил такой страх, что кровь в венах стыла; он даже не сопротивлялся, лежа животом на столе, чувствуя, как ягодиц коснулся холодный и гладкий металл. Роберт огладил ладонями его задницу, жадно смял её пальцами, а парень сильно зажмурился и закричал, как если бы чьи-то пальцы резко ворвались в его нутро.
— Нет, пожалуйста, — вырывался он, когда Дауни щипал его бёдра особенно сильно, имитируя то, как грубо растягивает его. — Я не хочу, только не это, отец, — закричал Том, а Роберт замер, после чего громко рассмеялся.
— Отец? Ты вспомнил, как это делал с тобой твой папочка? — его смех заполнил весь павильон, и один из операторов быстро смахнул со своей щеки слезу. Все сейчас испытывали противоречивые чувства, все хотели прервать это безумие и одновременно убедить себя, что это всего лишь киносъёмка.
— Сэр, — рыдал Том, уже не сдерживая всхлипов и слёз. — Только не это, я вас умоляю, а-а-а, — закричал он так, что один из статистов закрыл руками уши. Роберт снова ущипнул Тома за ягодицу с силой, а тот вспомнил слова жертв насилия, видео с которыми он сегодня просматривал.
«Мне казалось, что к моей коже словно подносили пламя, а потом это пламя оказалось внутри меня и мои внутренности горели», — сказала девушка в голове Тома и начала рыдать, а он — вместе с ней, представляя её боль и разделяя её боль. Дауни толкнулся бёдрами в его ягодицы, крепко прижимаясь.
— Как же жарко, ты чувствуешь этот огонь, детка? — простонал Роберт, и его ресницы задрожали, словно он действительно был внутри желанного тела.
— Остановитесь, — прохныкал Том, цепляясь пальцами за края стола с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Дауни стал толкаться вперёд медленно, но очень резко, так, что бедренные косточки парня больно врезались в край стола, а нежная кожа покрывалась ссадинами.
— Ты мой самый сладкий мальчик, Макс, ты — единственный, кому восемнадцать, но самый сладкий, — стал шептать Роберт, навалившись полностью на Холланда, хватая пальцами его волосы и больно натягивая их на себя.
Мальчишка вдруг с ужасом осознал, что он — не единственная жертва, что таких, как он, должно быть, было много. Скольких детей сломал этот монстр под прикрытием сеансов психолога?
— Да, вот так, — движения Дауни становились всё яростнее, и стол начал сдвигаться вперёд. Громкие шлепки кожа о кожу резали всем по ушам не хуже, чем похотливые хрипы мужчины и жалобные вскрики Холланда.
— Я больше не могу, — всхлипнула та самая ассистентка режиссёра и просто отвернулась, снова закрыв свой рот руками и сморгнув слёзы с глаз. Аронофски даже не обратил на неё внимания, понимая, что стал свидетелем подлинного актёрского таланта, что стал именно тем режиссёром, кто заснял это. Даррен приходил в ужас, как и все, но и в восторге он тоже был, предвкушая, как будет оценена его картина, в успехе которой он теперь не сомневался.
— Хочу видеть твои дивные заплаканные глаза, Макс, — криво улыбнулся Роберт, отстранился от Тома, бесцеремонно перевернув его на спину, а после взглянул ниже своего живота. — Ох, кажется, у нас тут немного крови, — сказал он, пока мальчик перед ним пытался прикрыться руками. — Это заживёт, детка, — усмехнулся Дауни, снова навалившись на Тома между его разъехавшихся в стороны ног.
Актёр больно ущипнул парня, имитируя грубый толчок, и Холланд закричал, снова и снова прокручивая в голове те видео, в которых рассказывалось об ужасных вещах: об едва выносимой боли и о невыносимом унижении.
Дауни, изображая фрикции, схватил салфетку со стола и вытер слёзы и сопли с лица Тома. Он делал это грубо, рвано дышал и смеялся, словно причинять боль юноше ему приносило истинное удовольствие.
— Я не хочу целоваться с твоими соплями, — прорычал Роберт, смял салфетку и отшвырнул её в сторону, вторгаясь в рот Тома своим языком и жадно вылизывая его. Это был не поцелуй, это был ещё один способ изнасилования. — Я уже близко, — закричал он, ускоряя движения бёдрами и отрываясь от губ парня.
Холланд уже больше не кричал и не плакал, его голова повернулась на бок, он лежал, как безвольная тряпичная кукла, пока его тело сотрясалось от чужих толчков. Он никак не реагировал, когда Дауни жадно провёл языком влажную дорожку по его щеке. Парень едва смахивал за живого, потому что его взгляд вдруг стал пустым, он был устремлён в никуда.
— О нет, он смотрит в камеру, — шепнул кто-то Аронофски, наблюдавшему за всем происходящим едва дыша.
— Нет-нет, он не смотрит в камеру, он смотрит… в бездну, потому что он… Он включил защитный механизм, Макс больше не здесь, с ним случилось то, что происходит со всеми жертвами: он спрятался где-то глубоко внутри Тома, чтобы больше не чувствовать эту боль, — завороженно шептал Аронофски, смотря в потухшие карие глаза Холланда.
— Да-а, — прохрипел Дауни дрожа, полностью придавив собою британского актёра, прижавшись своей щекой к его щеке и прикрыв глаза, словно он испытывал удовольствие от долгожданной разрядки. — Запомни эти ощущения, Макс, я хочу, чтобы ты помнил, как я был в тебе, даже если я буду очень далеко, — прошептал он. — Я теперь навсегда внутри тебя, навсегда с тобой, я никому и ничему не позволю разлучить нас навсегда, — закончил он и поцеловал парня в висок. Тот впервые моргнул, и в его глазах снова отразился дикий ужас.