Александр у стола, крутит ручку телефона. Соединение.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Барышня! Соедините с госпиталем Община Святого Георгия.
(ВЕРА, СОНЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
На груди девочки (без сознания) повязка. Вера со скептической миной экзаменует пульс на каротидном синусе. Отходит от стола. Ахает от страшной боли в пояснице, сгибается пополам, делает шаг, хватается за процедурный столик, ложится на него грудью. Мученически стонет. Входит Белозерский, плотно прикрывая дверь.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Сейчас больничная карета… Что случилось?!
ВЕРА
Ишиас! Вправить позвонок!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Я… Я не… Не умею.
ВЕРА
Становись позади меня! Руки на крестец!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Решительно идёт по коридору. Подошёл к двери. Подрастерял решимость. Мнётся в нерешительности. Собирается постучать – передумывает. Лицо из умильно-растерянного становится нахмуренно-строгим.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
В собственном доме!
Решительно толкает дверь.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Белозерский-старший крадётся по кабинету-приёмной.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
Вера лежит грудью и животом на столике. Белозерский массирует ей крестцово-поясничную область, стоя позади неё. У обоих ноги – «на ширине плеч». «Фронтальный вид». Создаётся впечатление, что они совокупляются. Режим массажа «фрикционный». Он массирует сильно – её тело поддаётся вслед его движениям вперёд-назад.
ВЕРА
Сильнее! О-о-о! Да! Так! Кверху! Основанием дави на низ! Чувствуй плоть!
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Старший у двери. Поднимает руку – постучать. Опускает. Прикладывает ухо к двери – ничего. Отличная звукоизоляция. Несмело стучит.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ.)
ВЕРА
Проникай глубже! Синхронизируй нервные токи! Консолидируй энергию! Ты и я – одно!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Вера Игнатьевна, я сейчас…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ.)
Белозерский-старший стучит требовательно – без ответа. С выражением лица «в собственном доме!» – он с сердитой решимостью толкает тяжёлую дверь. Она не заперта и легко поддаётся. Он заходит…
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, СОНЯ.)
…и видит событие во всей красе фронтального вида. Отцу кажется, что сын жарит прекрасную незнакомку в операционной, на процедурном столике. Старший замирает, раскрыв варежку, стараясь не смотреть на происходящее, и на бесчувственную девочку, лежащую на операционном столе.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
… раздавлю! Расплющу! Полома – а-а-ю-у-у!
ВЕРА
Да! О-о-о! Ещё!
Александр замечает отца. Краем глаза-сознания присутствие уловила и Вера. Она пытается сделать приветственный жест рукой. Но руками держится за противоположный край процедурного столика. Так что попытка не удаётся/одновременно же она командует:
ВЕРА
Не смей останавливаться! Иначе – с начала!..
Не останавливая жёсткую процедуру вправления позвонка, Белозерский выговаривает через паузы, стараясь быть светским:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Папа! Позволь! Представить! Тебе! Княгиню! Данзайр!
Вера стонет. И её протяжное «аааа» совпадает с озвучиванием её фамилии – при характерном хрусте ставшего на место позвонка.
ВЕРА
Д-а-а! Ты великолепен! О-о-о! Боже мой, ноги отнялись. О, благодарю…
Вера обессилено сползает на пол, договаривает лёжа. Александр бережно помогает «упасть». Вера на спине, раскинувшись, блаженно-бессмысленно глядит в потолок, с наслаждением постанывая. Она растрёпана, расхристана, на ней – окровавленная мужская рубаха, портки чуть приспущены. Александр тяжело дышит. Вспотел. Обращается к отцу:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Это не то, чем могло показаться!
Отец и сын смотрят друг на друга. Александр шутливо отмахивается. Вера блаженно роняет голени на разные стороны.
ВЕРА
На войне оперировала сутками. Спину сорвала… Папироски не найдётся?
Белозерский-старший достаёт портсигар, раскрывает, нагибается; он хоть и слегка очумел, но галантный мужчина. Пристально смотрит на Веру. Протягивает портсигар.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Разрешите отрекомендоваться, ваша светлость…
Вера берёт сигарету из портсигара.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
…Николай Александрович Белозерский. Купец первой гильдии.
Вера салютует двумя пальцами с зажатыми между ними сигаретой, будто у форменной фуражки. Александр став на одно колено, подаёт ей огоньку. Она со вкусом затягивается. Старший распрямляется, спрашивает у сына…
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Ужин приказывать подавать?
ВЕРА
О, да! Жрать хочется зверино!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Слыхали, папенька? Княгиня проголодаться изволили…
Девочка на столе шумно вздыхает. Вера приподнимается на локте.
ВЕРА
Смотри ты! Живая!
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, КОНЦЕВИЧ, КРАВЧЕНКО, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, СОНЯ, ЗЕВАКИ.)
Госпитальная карета. Извозчик на козлах. На дверях дома – лакей Василий, перекрывает вход. Около – возмущённый Концевич и спокойный Кравченко, держит госпитальные носилки. Василий с небрежением осматривает Концевича.
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Не велено!
КОНЦЕВИЧ
Белозерский же и вызвал! … Вот морда холопья!
Василия дверью толкает в спину – он налетает на Концевича. Зевак сперва двое-трое, затем – подтягиваются. Переговариваются. «Что случилось?», «Буржуя убили», «Роковая страсть! Купоросным маслом плеснули!», «А полиция где?!», «Где-где! Известно где! Дождёшься их оттудава!».
Выходят Александр (держит за головной конец) и Вера (держит за ножной конец) с носилками. Вера в окровавленной рубашке, в пиджаке, шляпа глубоко надвинута на глаза. На носилках – Соня, укрытая пледом. Кравченко через распахнутые задние двери забрасывает в карету госпитальные носилки, запрыгивает в салон.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Baby Doe.
КОНЦЕВИЧ
Неизвестный ребёнок? Ты ж на огнестрельное вызывал.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Пуля – дура! Возраст не разбирает.
Кравченко принимает носилки, которые подают Белозерский и Вера. Увидав, кто лежит на носилках – меняется в лице, моментальный яростный, исполненный боли взгляд на Концевича, – тот не смотрит, – но Кравченко быстро справляется с собой. Концевич участия в погрузке не принимает. Кравченко к Белозерскому, смотрит проницательно:
КРАВЧЕНКО
Диагноз?
Белозерский в некоторой растерянности, но – в разудалой растерянности. И Кравченко для него фельдшер, не более.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А? … Да я всё ординатору скажу!
На лице Кравченко едва уловимое неудовольствие.
КРАВЧЕНКО
Камфору вводили?
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А? Ага. А как же!
Белозерский ретируется. Снаружи его поджидает Концевич. Всё отслеживает Вера.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Дмитрий Петрович, лёгочная аорта ушита, я встретил…
Вера незаметно для Концевича окорачивающее дёргает Белозерского за рукав. Он парень сообразительный:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
… карету. Стреляли. Девочка ранена. Я – к себе, ближе…
КОНЦЕВИЧ
Ушил?! Один?! У тебя в укладке саквояжа долото и ретрактор?!
Врёт, как простодушный человек, кося вбок, меняясь в тоне:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
А… что такого-то? Пневмогемоторакс дренирован. Митя, следи за состоянием!
Говоря, Белозерский подталкивает Концевича к карете.
(КРАВЧЕНКО, СОНЯ, КОНЦЕВИЧ.)
Концевич забирается в салон, тестирует девочке пульс. Кинув взгляд на госпитальные носилки, так и не пригодившиеся:
КОНЦЕВИЧ
Носилки тоже в саквояже были?
Подозрительно прищуривается. Кравченко всё отмечает. Но профессионально беспокоится о девочке куда больше Концевича. Сам щупает пульс – под неоднозначным взглядом Концевича.
КОНЦЕВИЧ
Камфору введите, Владимир Сергеевич.
Кравченко констатирует: коротко, жёстко, по врачебному, не давая тоном возможности оппонирования; напротив – уличая в невыясненном анамнезе. Между Кравченко и Концевичем кошка пробежала.
КРАВЧЕНКО
Белозерский ввёл.
КОНЦЕВИЧ
Хорошо. Тогда не вводите.
Кравченко фактически обвинил ординатора в невыясненной клинической ситуации, – мысли Концевича далеки от беспокойства о пациентке. Он обеспокоен поведением Кравченко. Эмоциональный окрас взглядов, которыми они обменялись, куда глубже, чем просто уличение фельдшером невнимательности врача.
(БЕЛОЗЕРСКИЙ, ВЕРА, ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, ЗЕВАКИ.)
Белозерский хлопает одну из лошадей по крупу.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Трогай! Иван Ильич, ты помягче!
ГОСПИТАЛЬНЫЙ ИЗВОЗЧИК
Да не я ж рессора! Не я и булыжник!
Трогает осторожно. Карета отъезжает. Испытывая облегчение:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Пуффф!
Вера стоит в вальяжной «мужской» позе, засунув руки в карманы.
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Что за конспирация?!
ВЕРА
Я не слишком афиширую моё появление в Питере. Что до конспирации…
Вера намекает на домашнюю клинику, учитывая возраст и квалификацию Белозерского – явно незаконную. Он, чтобы избежать темы, резко обращает внимание на зевак:
БЕЛОЗЕРСКИЙ
Расходимся, расходимся! Всё узнаем из утренних газет! Василийандреич!
Вера, усмехнувшись, идёт к дверям. Белозерский – за ней, сделав Василию глазками: разберись тут! Кто-то из зевак попроще пытается поближе рассмотреть, «чё там, за дверью-то?!»
(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ.)
Светлые сумерки. Белозерский-старший любопытничает в окно, заглядывает сбоку, исподтишка.
Дверь распахивается, входит Вера. Белозерский-старший отшатывается от окна, смущён. Вера, не заметив, выдыхает. Залихватски забрасывает шляпу на вешалку. Следом – Белозерский.
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
Вера Игнатьевна, не желаете ванну? Я вас сопровожу!
БЕЛОЗЕРСКИЙ
(к Вере) Почему не афишируете?
БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ
В смысле: просто покажу, где ванная комната!
Все трое – на подъёме, адреналиновые выбросы бодрят дух.
(ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ, 1-Й ЗЕВАКА, 2-Й ЗЕВАКА, ЗЕВАКИ.)
ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ
Ну! Нечего! Не кукиш с маслом обручились!
Зеваки начинают расходиться. 1-й зевака (из мелких чиновников), под нос, качая головой.
1-Й ЗЕВАКА
С путиловской стачки не уймутся. Уже на! – свободу слова, собраний, habeas corpus… А младенец – прикосновенен?!
2-й, из люмпенов, услыхав, не осмыслив контекста, с согласной яростью подхватывает:
2-Й ЗЕВАКА
Бить мильёньщиков! И семя их давить!
1-й зевака кидает опасливый взгляд на 2-го, торопливо уходит.
Лакей Василий делает убедительное лицо.
2-Й ЗЕВАКА
Упырь расфуфыренный! Хабеас корпус какой-то!
Плюёт под ноги, страстно. Злобно бормоча, уходит.
(ПОЛИЦМЕЙСТЕР.)
Говорит по телефону, стоя у стола во фрунт.
ПОЛИЦМЕЙСТЕР
…Разумеется, ваше сиятельство! Дело под моим личным контролем… Девочку разыщем, живую или мё…
Трубку бросили. Полицмейстер сам не рад словесной неаккуратности. Бережно кладёт трубку. Садится за стол. Окунает лицо в ладони. Глубокий вздох. Отнимает руки. Смотрит с нежностью на фотографию жены и детей, стоящую на столе. Младшая девочка: ровесница раненой, ещё двое детей: старший сын Алексей и средняя дочь – Анастасия (появится в 12-й серии). Мрачнеет, со всей дури кулаком по столу. Фотография падает.