Мамины всхлипывания постепенно умолкают, она начинает тихо смеяться, но мне в комнату к ним заходить расхотелось, и я медленно бреду обратно к себе.
Очевидно, речь идет о тете Оле, жене дяди Юры, друзьях семьи. Я часто играл с их детьми - Кристиной и Сашенькой, а Кирка была еще совсем малявка, и играть с ней не хотелось. Я лежу и не понимаю, как тетя Оля может пожрать отца глазами, разве можно глазами кого-то съесть…
Я также вспоминаю, что моя мать и Ольга Воропаева практически не общались. Если отец дружил с Юрием, то женщины старались друг друга избегать. Даже в семейных застольях они рассаживались подальше друг от друга. Мне теперь понятно, почему мать часто плакала, думая, что ее никто не видит, а когда я в отчаянии спрашивал, ну что же все-таки произошло и кто ее обидел, вот я сейчас пойду разберусь с обидчиком, она украдкой смахивала слезы, улыбаясь, подхватывала меня на руки и говорила, что никто ее обидеть не может, когда у нее растет такой защитник…
Наталья меня выводит из транса и говорит, что скорее всего нам нет нужды больше встречаться. Она вывела воспоминания и эмоции из глубин подсознания наружу, мы их проработали, а мозг со временем сам все расставит по местам. Еще она утверждает, что проблема наших отношений была не во мне, а в отце. Он испытывал комплекс неполноценности по отношению к Александру, видимо, считая его своим сыном, и таким образом компенсируя невозможность растить его и открыто признать. Но также она добавила, что это как предположение, которое еще требует доказательства. Мы расстались как хорошие друзья, она пожала мне руку и сказала, что абсолютно уверена, что я выкарабкаюсь из своих внутренних проблем.
Меня выписывают на следующий день, каюсь, я не долежал дня 2, но мое самочувствие отличное, и я не вижу смысла торчать в этих четырех стенах. Правда, док
отыгрался на мне, прописав таблетки на ближайшие 6 недель, но это уже мелочи жизни. За мной заехала Надюша, а дочка повисла у меня на шее, визжа от счастья. Первый маленький шажочек к новой (и, надеюсь, счастливой) жизни сделан…
========== Мама ==========
***
Я сижу в кафе в центре Москвы недалеко от бывшего офиса и жду маму. За окном серый ноябрський день и люди спешат по своим делам, прячась под зонтами от мокрого снега. Сегодня я приехал из Киева специально, чтобы поговорить с ней. Я наслаждался суетой московских улиц и понял, как же я скучал по ней. Каюсь, я украдкой пробрался к офисной башне, чтобы хоть издали взглянуть на нее. Заходить мне не хотелось, я никого не хочу видеть из прошлой жизни. Может быть, когда-нибудь потом, но не сегодня…
Через несколько минут мама, радостно смеясь, целует меня сначала в одну щеку, потом в другую.
- Андрюша, как же здорово, что ты приехал! От тебя столько времени не было ни слуху, ни духу! Ну как ты, мой мальчик?
- У меня все хорошо, мам… Я жив и здоров.
- Как ты устроился на новом месте, расскажи же мне скорее!
- Я живу у Нади, в данный момент ищу помещение в аренду, буду заниматься пошивом одежды, то что я умею лучше всего,-смеюсь я.
Мама замечает у меня на правой руке кольцо.
- Господи боже мой, сын, ты что, не мог мать пригласит на свою свадьбу?
- Да какая свадьба, мам! Мы просто расписались, обменялись кольцами, скрепили свой союз поцелуем - вот и вся свадьба..
Мама слегка шлепает меня по руке.
- Ну а с женой-то хоть можно было меня познакомить, негодный мальчишка? Я ее видела всего один раз, и то мельком.
Я стукнул себя рукой по лбу.
- Вот я кретин! Как я мог забыть… Конечно, приезжай к нам, как можно скорее. Ты просто обязана ближе познакомиться с Надей и с дочерью…
Мамины глаза распахиваются до невообразимых пределов.
- Дочь?? Уже? Когда же вы успели?
- Расслабься, мам, -смеюсь я, - это Надина дочь, от первого брака…
Мама стала рассказывать о Зималетто, которое постепенно под руководством Катерины выходит из кризиса. Мне было отрадно знать, что дело отца, которое он так любил, снова процветает. Один вопрос вертелся у меня на языке, но я никак не решался его задать.
- Мама…
- Ну-ну, продолжай… Я кажется, догадываюсь, о чем ты хочешь спросить… Или о ком?
- Ты читаешь мои мысли.
- Извини, дорогой мой, но Катя вышла замуж… Вот так.
Я помрачнел. Одно дело узнать это из третьих рук, другое вот так, от родной матери. Она вышла замуж… Возврата нет.
Мама накрыла мою руку своей.
- Хочешь ее увидеть?
- Пожалуй, нет… Нет,- более твердо добавил я. Мам, давай пройдемся…
Мы гуляем в скверике. Мама идет рядом, держа меня под руку. Под ботинками скрипит первый снежок, и лужицы затянуты тонкой корочкой льда.
- Мама, я хотел с тобой поговорить… для этого я, собственно, приехал.
- Говори, Андрюша, я внимательно слушаю.
- У папы были отношения с Ольгой Воропаевой?
Мама вскинула на меня испуганные глаза.
-С чего ты это взял, сынок?
Я ей все рассказал - о своем срыве, о клинике, о сеансах гипноза и о моем предположении. Мамины глаза наполнились слезами.
- Господи, он мучился сам, мучил меня… Думал, я ничего не знаю. Один раз их застукала Ольга Вячеславовна, случайно, прямо у Паши в кабинете. Он думал, что я ничего не узнаю, а я узнала. Но он не признавался, нет… Так вот от кого были эти тайные звонки, молчание в трубку, вечерние задержки на работе… Он меня убеждал, что молодая фирма требует его присутствия 24 часа в сутки, у него были якобы бесконечные встречи, но от него пахло чужими духами, а на пиджаке я находила темные длинные волосы…
Я сжал мамину руку, как бы ободряя ее.
- Мам… А Александр - его сын?
- Господи, Андрюша, ты и это знаешь!
Я подал ей платок, и она промокнула глаза.
- Ну вот, тушь растеклась… Как я такая зареванная в офисе появлюсь? Александр действительно его сын. Не так давно он тайком приезжал к нему в Лондон, они делали генетический тест. Он совпал на 100%.
Я прикинул. Родители жили в Лондоне, когда я был президентом. Но я, видимо, так занят был проблемами фирмы, что, естественно, ничего не узнал. Я сказал об этом матери.
- Сынок, да я совсем недавно сама узнала! Он признался мне незадолго до смерти, наверное, как чувствовал…
- А как именно это было?
- Он мне как-то сказал: “Я очень сожалею, что я никогда не говорил по душам с моими мальчиками”… Я спросила, какими мальчиками, у тебя один мальчик. Тут он мне все и рассказал…
-Мам, а давай сейчас съездим к нему…
***
Мы стоим около могилы отца, у меня в руках живые цветы. Снегопад усиливается, снег попадает мне на волосы, на лицо, оно становится мокрым.. Но это к лучшему, я не хочу, чтобы кто-то видел мои слезы, даже мама. Она сама периодически подносит платок к глазам, и мы оба молчим. С фотографии на кресте на меня смотрят такие родные глаза с морщинками, тянущимися к вискам, и обычная отцовская полуулыбка. Я достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
- Что это? -спрашивает мама.
- Это письмо… папе, - запинаясь, говорю я.
- Можно мне взглянуть?
Я передаю ей лист.
“Папа, как бы я хотел вернуть время назад, и сказать тебе, что ты у меня самый добрый, самый сильный, самый лучший в мире. Мы все время куда-то бежим, куда-то несемся, забывая о главном. Сколько же непонимания, лжи и предательства было между нами…Прости, что причинял тебе эту боль. Я знаю, ты любил меня, несмотря ни на что, потому что ты правильный, сильный, и настоящий. Я всегда стремился быть похожим на тебя, жаль, что мне до тебя далеко. Спасибо тебе за то, что ты для меня сделал, благодаря тебе я стал тем, кем стал. Может быть, я в какой-то момент своей жизни оступился, но я чувствовал, что выплыву, благодаря твоей незримой поддержке. Я люблю тебя, папа, и буду любить всегда..”
Мама сворачивает письмо и вытирает глаза платком.
-Сынок, он тебя тоже всегда любил, до самого последнего дня. Может быть, он лишний
раз этого не проявлял, но поверь, что это так…
Я говорю:
- Я знаю, мама…
Вдруг мама снова разворачивает лист.
- А это что?
Снизу детскими каракулями приписано : ДЕДУШКА ПРАСТИ МОЕГО ПАПКУ ОН ОЧЕНЬ ХОРОШЫЙ
Я смеюсь:
- Это Диана, нацарапала, пока я не видел… Можно сказать, мы писали это письмо вместе, она меня вдохновила.
Я кладу лист и цветы на могилу, мы еще какое-то время стоим, затем я обнимаю маму за плечи и мы идем к машине.
========== Глобус ==========
***
Я плавно затормозил около маминых ворот. Вдоль засыпанной снегом дорожки горели фонари, освещая путь к дому мягким желтым светом.
- Ну, пока, - сказал я матери. - Мне уже пора уезжать.
- Подожди, сынок… У меня к тебе дело есть. Давай зайдем в дом.
Мы зашли, я помог маме снять шубу. Она порылась в бумагах в кабинете отца и протянула мне лист, исписанный убористым отцовским почерком.
“Я, Жданов Павел Олегович, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю…”
Дальше шел текст завещания. Прочитав все, я протянул лист матери:
- Я это уже читал.
- Это новое завещание, Андрюша. Отец буквально недавно дописал последний абзац. Почти накануне смерти.
Я нашел его, из которого понял, что отец дополнительно оставляет мне какие-то ценные бумаги.
Я сказал:
- Не нужны мне эти бумаги, мам… Продай их. Я напишу доверенность.
- Дело в том, сынок, что этих бумаг нет в банке. Я знаю, что у отца были какие-то ненужные, как он утверждал, документы в его глобусе. Ты помнишь его?
Ну, конечно, я помнил его. Дурацкий бар в виде огромного глобуса, который я выставил в Катин чулан, после того, как отец освободил мне кабинет. Он мне никогда не нравился.
- Что-то не припомню я там никаких бумаг, - сказал я матери. - И вообще, я сомневаюсь, что папа держал там что-то ценное. Для этого есть банк.
- Сынок, поедь, пожалуйста, завтра в Зималетто, поищи эти бумаги. Чтобы дать ход завещанию, нужно поскорее найти все оригиналы документов. Раз он пишет, что в глобусе что-то было, по крайней мере, нужно проверить, не так ли? Я бы и сама съездила, но мне нужно быть у нотариуса в первой половине дня.
Я пожал плечами:
- Хорошо, мам, я съезжу. А потом сразу уеду в Киев.
Искушение было слишком велико. Ведь там в Зималетто, работала та, которую я любил больше жизни… Я смогу ее завтра увидеть. А дурацкий глобус был неожиданным поводом.
Сердце забилось учащенно, а ладони вспотели. Я вытер руки о штаны. Ты женат, Жданов, а эти игры в прошлом. Нет больше Катеньки, и постарайся забыть о ней.
Я лег в доме родителей в гостиной, но сон не шел. Я слушал потрескивание дров в камине и тихий шорох снежинок о стекло, и думал о Кате, вернее, старался не думать о ней. Чем больше я делал это, тем больше мысли вертелись около неё. Интересно, какая она? И кто ее муж? Хочет ли она видеть меня, поговорить со мной? Я ворочался почти до утра, а когда наконец уснул, меня разбудила мама:
- Сынок, вставай… Уже почти 10. Нужно ехать.
Я выпил крепкого кофе, и выехал вместе с мамой по направлению к городу.
Я припарковался на гостевой парковке, и какое-то время сидел в машине, сжимая и разжимая руки на руле. Что-то держало меня, не давало подняться. Я вспомнил флягу, которую якобы забыл Федор в моей машине, когда я точно так искал повод встретиться с Катей и улыбнулся. Тогда фляга, сейчас глобус-бар, тоже предмет, связанный с алкоголем.
Пока я сидел и раздумывал, вдруг увидел, как из здания высыпала стайка женсоветчиц. Я посмотрел на часы, ровно 12.
” Уже проголодались барышни”, - улыбнулся я. Среди них я увидел тонкую фигурку в элегантном полупальто, без шапки. Невольно залюбовался точеными ножками в ботинках на высоком каблуке. В светло-каштановых волосах путался снег, а дымчатые очки закрывали поллица. Катя пряталась в воротник и улыбалась долговязой Шуре, а та оживленно жестикулировала. Компания перебежала на другую сторону площади и скрылась в подземном переходе.
У меня было такое чувство, как будто гора свалилась с плеч. Тем лучше. Не нужно ничего выдумывать, подбирать слова для разговора. Я вышел, закрыл машину и вошел внутрь. Незнакомый охранник учтиво поздоровался со мной и козырнул рацией. В холле Зималетто собрались какие-то незнакомые красотки с ногами от ушей, видимо модели. Они равнодушно скользнули по мне взглядом, а я в замешательстве остановился. Где мне искать этот чертов глобус? В Катин кабинет не хотелось заходить в ее отсутствие, да и вряд ли он там есть. Немного подумав, я решил зайти в мастерскую.
Ольга Вячеславовна тепло встретила меня, усадив на диван и налила в большую кружку ароматного горячего чаю. Она расспрашивала меня о какой-то ерунде и о маме, старательно обходя тему моей семьи. Я тоже ничего не рассказывал ни о Наде, ни о дочери, ни тем более, о клинике. Когда я поставил пустую чашку на столик, она спросила, зачем я приехал. Я назвал причину моего появления. Ольга Вячеславовна задумалась:
- Конечно, я помню этот глобус, сынок.
- Может быть, его Милко увез к себе? Насколько я помню, он помешан на всяких картах и путешествиях, а тут еще и хранилище для бутылок.
Ольга Вячеславовна улыбнулась:
- Да нет, Андрюша, он его не увез. Одно время он стоял у нас здесь, в мастерской, а потом, когда сделали ремонт, его вынесли. Знаешь что? А посмотри-ка ты в бывшей Катиной каморке! Туда выносили всякую всячину, наверняка он там и есть.
В животе разлился холодок. Я ответил:
- Катя ушла, а я не хочу заходить в кабинет в ее отсутствие.
- Да, они ушли с девочками обедать,- ответила Ольга Вячеславовна. - Ну что ты как не родной, Андрюша! Это же твой дом, ты к себе приехал. Так что смело иди, ничего не бойся.
Я не боялся. Только встречи с ней. Я решил, что быстро заберу то, что там есть, и уеду.
Кабинет президента был открыт. На столе идеальный порядок и мобильный телефон. Сумочки не было.
“Катенька, как всегда, в своем репертуаре, телефон бросает где попало”, - улыбнулся я и вошел в каморку. Там валялась всякая всячина и стоял запах пыли и необжитого помещения. Стола там больше не было, а были стеллажи и под ногами валялся всякий хлам.
Я осмотрелся и увидел глобус на верхней полке. Аккуратно переступая, я подошел к стеллажу, и потянувшись вверх, снял его. На верхней половине серел тончайший слой пыли, которую я сдул и открыл глобус. Внутри было пусто, чего и следовало ожидать, только были пустые ячейки для бутылок.
“Мне здесь больше нечего делать,” - подумал я и решил захватить глобус с собой в память об отце. Когда же я стал закрывать верхнюю половину, мне показалось, что черный бархат, которым было подбито нутро “земного шара” зацепилось, и оттуда высунулся уголок листа. Присмотревшись внимательно, я увидел, что в ткани был надрез и уголок отодвигается. Отвернув черную материю, двумя пальцами я выудил какие-то бумаги. Но это были не акции, а рисунки карандашом. Я начал разглядывать их. Это были портреты женщины. Она была очень похожа на мою маму. Присмотревшись повнимательнее, я увидел, что это она и есть. На одном листе она была нарисована в анфас, на другом был ее профиль, а на третьем графический силуэт. В правом нижнем углу я увидел подпись отца, какую оставляют художники на своих работах. Неужели это отец рисовал? Он никогда не говорил, что у него есть способности к рисованию…