Сердце Алисы трепыхалось испуганной пташкой под рукой Ольги.
— Оль, ты заговариваешься.
— Нет, малыш. Нет. — Ольга прижала Алису к себе, поглаживая по волосам. — Ты настоящего бреда не слышала, солнышко. Помнишь, ты просила меня верить в твои силы, м-м? Когда ты таскала этот грёбаный пылесос. Так вот, ты тоже немножко верь в меня, хорошо? Верь, что я не чокнутая. Что я сейчас отдаю себе отчёт в том, что происходит. Да, я сейчас немножко взвинчена. На работе не всё гладко, вся эта квартирная чехарда, переезды, ремонт. Всё как снежный ком. Всё наложилось одно на другое. Я просто немножко задолбавшаяся, вот и всё. Но я в своём уме. Верь мне и не бойся. Ты разбираешься в своей болячке, я — в своей. Я изучила своих демонов и знаю, на что они способны. Сейчас они ручные и не причинят вреда.
Лёгонькая мягкая ладошка, дрожа, скользила по щеке Ольги. В глазах Алисы стояла влажная, устало-горьковатая улыбка.
— Оль... Ну хорошо, допустим, я верю, что ты знаешь своих демонов лучше, чем я. Но ты спала меньше полутора часов! А это звоночек, ты сама говорила. И я немножко боюсь, что... всё выйдет из-под контроля. Что ты, поспав так мало, сядешь за руль и... что-то случится на дороге. Пожалуйста, ради меня... и ради себя самой... ради нас! Покажись врачу.
— Ладно. Не хочешь клеить обои — не будем. Пошли они на хер. — Наполненная лёгкой пружинистой силой, Ольга вскочила на ноги и подняла Алису. Трость со стуком упала, загнанными зверьками слезинки дрожали в уголках глаз. — Родная, расслабься ты. Всё нормально. Давай просто потанцуем. Нам нужен медляк.
Комната наполнилась звуками «Sleeping Sun»: ангельское пение крыльями щекотало стены, отражаясь от них. Испуганное «пожалуйста, пожалуйста» всё ещё плескалось в глазах Алисы, и это был не тот Новый год, не те счастливые слёзы, разноцветные от отблесков гирлянды.
— Эй... — Носик Алисы попался, зажатый между пальцами Ольги. — Кажется, кто-то допустил панику на корабле, м-м? Поверь, у капитана всё под контролем. Просто поверь в меня, как я верю в то, что ты умница и можешь сама пылесосить. Ты не видела меня в настоящем неадеквате. Вот это была жесть, родная. А то, что сейчас — это ерунда. Мы должны верить друг в друга, понимаешь? А бессонница... Это просто кофе. Сколько ты там кружек насчитала? Пять?
Родные сорок четыре килограмма очутились у Ольги на руках, а потом — на диване. Прогоняя нежностью поцелуев испуганные слезинки, мягким напором она справилась с короткой паникой, заглушила ртом всхлип.
— Оль...
— Всё хорошо, Алисёныш. Ты просто не представляешь, как я тебя люблю.
В глазах Алисы что-то мелькнуло. Понимание. Мысль? А потом её рот жарко прильнул в ответ — дух захватило. Горячее кольцо рук, обнявших за шею жадно, отчаянно, почти исступлённо.
— Ух ты, ух ты, вот это да... — Короткий смешок Ольги утонул в новом поцелуе.
Диван скрипнул под весом двух тел. Сорок четыре килограмма оказались сверху — сладкая тяжесть, уже без цензуры в виде одежды, с зеленоватыми светлячками глаз, с приоткрытым бутоном губ.
«У сумасшедшего времени совсем кончились запасы ночной тьмы. Оно выкурило мрак до бычков, до потухших звёзд-окурков и смеялось, смеялось в слиянии губ и сердец».
— Стой, надо это записать.
Ольга голышом метнулась к ноутбуку, и её пальцы маниакально затанцевали на клавиатуре. Алиса, растрёпанная, с розовыми пятнами румянца и вспухшими от поцелуев губами, наблюдала из постели за этим танцем, от которого белый лист документа заполнялся чёрными строчками. Курсор мигал, выплёвывая буквы.
Ольга выдохлась на третьей странице. Выплеснув порцию печатных знаков, она бросилась на пищащую и барахтающуюся Алису.
За эту ночь она написала один из своих самых «упоротых» рассказов, распределяя энергию урагана в своей груди поочерёдно между ноутбуком и Алисой. Замученная сексом, та уснула в третьем часу, а Ольга ещё долго яростно работала. Перечитывала, правила, удаляла и переписывала целые абзацы. Потом в гневе чуть не швырнула ноутбук в стену вместе с треклятым рассказом, но вовремя одумалась: её привёл в чувство стон Алисы. Стон боли сквозь сон.
— Алисёнок...
Плохо соображая от звёзд-окурков перед глазами и призраков пляшущих строчек в мозгу, Ольга поглаживала и мягко массировала ногу Алисы.
— М-м-м... Оль...
— Я с тобой, с тобой. Я здесь, маленький. Расслабься. Всё хорошо.
Проснувшиеся глаза затуманенными светлячками моргали, улыбались сквозь боль.
— Много написала?
— Тридцать килознаков.
— Ого...
— Тебе лучше?
— Немножко.
Алиса приняла таблетки и уснула, а у Ольги сна — ни в одном глазу. Мозг требовал работы, нёсся на всех парах, обрабатывая терабайты информации, и грех было упускать такой взлёт работоспособности. Когда-то она курила прямо за ноутом сигарету за сигаретой, и у рук всё ещё иногда проявлялся этот фантом привычки — призрак пачки, призрак зажигалки. Чем-то заменить? Лучше кружки кофе ничего не нашлось. Он немножко пах дымом.
Она впилась глазами в блокнотный лист, исписанный каракулями — сам врач ногу сломит. Но она помнила логику расположения текста, взгляд скользил по строчкам, пальцы листали страницы. Иногда направление менялось, она переворачивала блокнот на девяносто градусов, находила нужное место и продолжала читать.
Это был жуткий сон про жестокого полководца. Отправная точка — просто образ: суровое лицо со шрамами, жёстко сжатый рот, шлепки выплёскивающейся из ран крови, кусок отрубленной челюсти. Мёртвые зубы торчат из мёртвой десны. Подвешенный на розовых кишках воин. И лорд, шагающий через туманное поле, усеянное горами трупов — ни один мускул не дрогнет на непроницаемом лице, холодный взгляд устремлён в зябкую осеннюю даль. Под сапогом — что-то мягкое, скользкое. Кусок отрубленной плоти. «Stargazers». Не требовалось даже включать трек, он сам играл в голове. Воин рубил и рубил. Конь — на дыбы. Копытом — в грудь противника.
Суровое лицо освещено рыжим отблеском жаровни: полководец сам пытает шпионов. Изломанные тела, кости пробили плоть. Ради облегчения мук скажут всё, что угодно. И даже то, чего не было, оговорят товарищей и себя. Человек с перебитыми конечностями на огромном колесе, руки и ноги неестественно вывихнуты, оплетают спицы колеса. Человек ещё жив. Лицо лорда устремлено к нему:
— Сколько воинов? Направление движения?
Стонущий, хрипящий кусок умирающей плоти роняет розовую слюну изо рта, зияющего пустотой на месте выбитых зубов. Он знает, что сдохнет, но — хотя бы сняться с этого дьявольского колеса. Пусть ненадолго перед смертью, но расправить искалеченные члены. И ради этого он готов сказать всё. Верить ли его словам? Мозг затуманен болью, может ошибиться. Но лорд Гай проверит и сравнит показания. Есть ещё другие. Их пытают иначе: сдирают кожу со спины и плещут солевой раствор на розовую блестящую поверхность обнажённых мышц. Цельные куски содранной кожи лорд потом прикажет обработать и сделать переплёты для его любимых книг.
Пять тысяч знаков, десять, двадцать пять. В голове выли электрогитары, она откинулась на спинку кресла, терзая пальцами невидимые струны. Лорд Гай хлестал кнутом, она дирижировала в экстазе. И музыкой, и Гаем. Со стороны посмотреть — чокнутая и есть. Кружка с остывшим кофе чуть не полетела на пол: рука махнула в сантиметре от неё. Надо сделать новый. Слияние с текстом: строчки щупальцами оплели её из экрана, они стали единым организмом. Единый дышащий и шевелящийся спрут. Смена трека в голове: «Whoever Brings The Night (Instrumental)». Громкость на семьдесят процентов. Невидимый эквалайзер, больше басов. Дирижёрская палочка превратилась в рубящий меч. Чем-то похоже на секс: такое же слияние, волны страсти, ещё, ещё, сильнее, глубже!..
В пять утра она грызла шариковую ручку вместо сигареты, оставляя на пластике отметины от зубов и плавая туманным взглядом по строкам на экране. Рассказ — тридцать, глава про лорда Гая — двадцать семь; итого — пятьдесят семь тысяч знаков за ночь. Давненько такого не было. Попёрла движуха!..
Алиса приоткрыла глаза, когда Ольга легла рядом, лицом к ней.
— Спи-спи, маленький. Я тоже сплю.
Поцелуй в носик. Глаза закрылись — провал в кровавую угрюмую реальность лорда Гая. Она трепыхалась, то утопая в море розовых кишок, то корчась на колесе, вся переломанная; мозг уже писал вторую главу — пока ещё образами, репликами героев, картинками-кадрами, «фильмом в голове». Усталость? Скорее невесомая дрожь, некоторое онемение тела, стук накофеиненного сердца, а мозг — неустанно работающая великолепная машина, каждая минута простоя которой стоила нескольких тысяч потерянных знаков. Такой машине нельзя крутиться вхолостую, она должна вырабатывать текст. Грёбаная работа, если б не необходимость оплачивать еду, ЖКУ, лекарства и прочие нужды, она бы только писала. Но Алисе нужны таблетки, массаж, она должна есть, одеваться, нужно электричество и доступ в интернет. Что она там зарабатывает? Одной ей туго придётся. Хотя ведь как-то выживала после смерти бабушки. Жутко представить, чего ей это стоило. Отцу не нужна, у него другая семья, свои заботы, плевал он на неё. Алиса, уезжая, даже не стала ему сообщать.
Семь утра, зимняя тьма. Два часа промелькнули в полубреду, будильник на телефоне зачирикал птичьим гомоном на фоне приятной музыки. Ольга не чувствовала, что поспала, но всё её нутро рвалось к деятельности, постель осточертела: только время терять и бока отлёживать. Работать, пусть не над текстом, но ради Алисы; ещё немного кофеина — и в путь.
— Алисёнок, я там ночью кое-что накропала. — Поцелуй в носик, заспанные глазки, снова эти искорки тревоги и умоляющее «пожалуйста, ради нас». — Как будет время, рассказ глянь насчёт блох и прочего, ладно?
— Угу...
— Главу пока не читай. Непонятно пока, что из этого выйдет.
— Что за глава?.. А-а-а... — Глазки мигом проснулись, ожили, мягко засияли радостью. — Ты наконец-то НАЧАЛА?! Ох, Оль...
— Ага. Хватит блокнот каракулями изрисовывать, надо рожать понемножку эту бредятину.
— Мне уже не терпится!..
— Не, Алис, не читай пока, — нервно засмеялась Ольга. — Когда побольше напишу, тогда и почитаешь.
На еду терять время тоже не хотелось, но в мозгу стояла установка — «есть белок для мышц». Надо — значит, надо.
— Оль, давай, я тебе приготовлю... — На кухню вышла Алиса, опираясь на трость. По утрам, сразу после сна, она была менее устойчивой: ещё не сделала свои упражнения.
— Спасибо, солнышко, я справлюсь. Я омлет хочу поджарить, ты будешь?
— Давай.
Алиса не любила бездельничать. Пока Ольга возилась с омлетом на двоих, она запустила кофемашину: себе — с концентрированным молоком, Ольге — чёрный. Достала масло, сыр, поджарила хлеб в тостере, выложила салфетки, разлила напиток по белым чашкам с золотыми ободками. Она была любительницей чая, но иногда за компанию могла выпить и кофе.
Рабочий день прошёл суматошно, но бесконфликтно. Каждую свободную минутку в голове крутилось «кино» про Гая, вторая глава уже начала понемногу оформляться в текст: порядок сцен, диалоги, общая композиция, отдельные фразы, даже целые абзацы. Мозг работал, как супер-мощный сервер: и рабочие задачи решал, и в фоновом режиме потихоньку выстраивал главу. В обеденный перерыв Ольга даже успела кое-что написать и скопировать на флешку, чтобы продолжить дома. Жуя курицу (белок для мышц), она сделала семь с половиной килознаков — пустячный объём, но и то хлеб. Из рабочего компьютера она файл с текстом удалила. Да, паранойя тоже обострилась.
В четыре позвонила София Наумовна. Ольга договорилась о консультации по Скайпу вечером (иногда они так общались, когда Ольга не могла выкроить время на личный визит).
— Лучше бы вы, конечно, лично пришли. По голосу слышу. Ну ладно, что поделать...
Всё-таки София Наумовна была гениальным врачом. Она изучила Ольгу вдоль и поперёк, и теперь ей одного лишь голоса было достаточно, чтобы определять тончайшие нюансы её состояния. Что уж она там улавливала, оставалось для Ольги загадкой, но в глубине души ей не хотелось менять что-либо в схеме лечения. Творчество, что называется, «пёрло» — такой продуктивности она у себя давно не наблюдала. Как бы таблетки не прихлопнули вдохновение — вот чего она опасалась.
Но София Наумовна — гений, этого у неё не отнять.
Вечером разговор состоялся.
— Возможно, стресс спровоцировал. Квартирные хлопоты, переезд Алисы и всё с этим связанное, — пришла к выводу София Наумовна.
Она знала об ориентации Ольги и её отношениях с Алисой. Алисе как самому близкому человеку была доверена важная миссия — связываться с врачом, если что-то пойдёт не так. И вчера она этим правом воспользовалась, «настучала» на Ольгу, но испуганное «пожалуйста» в её глазах не давало сердиться на неё. Щемящая нежная жалость обезоруживала, гасила досаду и раздражение.
— Не забывайте: вы взяли на себя дополнительную ответственность. Ваша девушка — особенная. Она уязвима, ей нужна ваша поддержка. Если с вами что-то случится, что будет с ней?
Алиса работала (или делала вид) за своим компьютером, а Ольга для разговора с врачом перебралась на кухню. Сейчас в голосе Софии Наумовны звенела стальная строгость, которая отрезвляла и окунала в ледяную воду реальности.
— Я вас услышала, София Наумовна. Спасибо вам.
— Ну, вот и хорошо. Итак, я предлагаю следующее...
Ольга всё выслушала, всё записала на листочек и со всем согласилась, потому что её душу долбило грозное «что будет с ней?». Хороший отрезвляющий душ: София Наумовна умела взять за шкирку и ткнуть носом в самое важное. Железная женщина: её сорок пять кило (так Ольга определила на глазок) сейчас перевешивали, но не физически, а духовно. София Наумовна тоже была глыбой, как Алиса. Её личность, её воля властно и мощно струились с экрана, и Ольга ощутила себя котёнком, чьи лапки на миг повисли в пустоте. Но мудрая мать-кошка уже поставила её наземь.
Сеанс связи завершился. На плечи Ольги легли лёгкие ладошки:
— Тётя Софа классная.
У Ольги вырвался смешок. Она накрыла руку Алисы своей, прижалась головой. Пальчики ворошили ей волосы.
— Да, Алисёнок. Она классная.
— Кофе хочешь?
— Давай.
Алиса Зазеркальцева сделала свою работу: рассказ был вычитан и отредактирован, и Ольга выложила его. Сразу побежали просмотры в статистике; не прошло и десяти минут с момента публикации текста, а их набралось уже больше сотни. Любопытство подзуживало спросить, и она, перешагнув через провод удлинителя, обняла маленькие, но проработанные упражнениями плечики:
— И как тебе?..
Алиса откинула голову, коснулась тёплой щёчкой:
— По-моему, это один из лучших твоих текстов.
— Правда?
— Он особенный. Очень мощный. Ты превзошла сама себя.
О первой главе про лорда Гая Ольга спрашивать не решилась, но по глазам Алисы видела, что та прочла. Похвала от неё наделила вдохновение новыми, более сильными крыльями, и Ольга с зудящим энтузиазмом села за вторую главу. К трём часам ночи она была готова; в голове уже крутилась следующая, и только руки Алисы, шаловливо забравшиеся под футболку Ольги, смогли оторвать её от работы. Горячие губки мягко посасывали мочку уха, и Ольгу обожгло сладострастными мурашками ниже пояса.
Она поняла: Алиса «принимала огонь на себя». Отважно бросалась грудью на амбразуру, чтобы Ольга выплеснула хотя бы часть своей взвинченности, своей суматошной энергии на неё. Чтобы эта энергия не досталась чему-нибудь ненужному и неразумному, с плохими последствиями. Старалась разрядить, утомить Ольгу сексом, но и сама выматывалась, бедная маленькая девочка. Спать бы ей сейчас да спать, а она работала громоотводом.
— Спи сладко, маленький, — шепнула Ольга в четыре утра, мягко щекоча её ушко губами.
Обессиленная Алиса посапывала, а Ольга таращила глаза в сумрак комнаты, будто ей вкололи кофеин внутривенно.
«Две недели», — дала она себе срок. Если «оно» продлится дольше, она сделает всё, как сказала София Наумовна. Это была опасная игра, хождение по краю, но вдохновение нельзя упускать. Надо использовать это ради благой цели — ради текста. Гай уже жил в ней и рвался на страницы документа. Но Гаю была нужна светлая сторона.