Она вымыла деревянную ложку и положила на подставку-сушилку, окинула взглядом кухню, задумчиво хмурясь. Маленькое пространство кухонной реальности — здесь и сейчас. А её голова — портал в мрачный мир Гая. Шумела струя воды, руки смачивали половую тряпку из микрофибры; Гай скакал верхом по морю колышущейся травы — некрупная, поджарая, но ладная фигура с тонкой талией, мускулистые ноги, твёрдо и умело держащая поводья рука. Ольга устраняла «побочные эффекты» своей кулинарной активности: покачивался торчащий кверху зад, обтянутый домашними штанами, тряпка оставляла за собой на заляпанном полу влажные блестящие полосы чистоты. Гай никогда в своей жизни не держал половой тряпки и слыхом не слыхивал о микрофибре: его рука была привычна к мечу, копью, боевому топору. Иногда бралась за перо, чтобы написать письмо Инголинде. Агата Кристи думала об убийстве во время мытья посуды; Ольга, машинально чистя картошку, смотрела, как Гай, подняв насаженную на меч голову вражеского воина, скакал вдоль салютующего ему войска. Кричащие рты, поднятые в исступлённом приветствии клинки; отсветы молний в ледяных, беспощадных глазах правителя-воина. Картофельная кожура падала тонкими лоскутками из-под овощечистки, а с разруба мёртвой шеи на щёки Гая капала кровь. Нож резал картофель кубиками, а Гай, поднеся голову к себе, на глазах у своих воинов отрывал зубами кусок кровавой плоти с шеи. Ольга споласкивала белесоватые разводы крахмала с разделочной доски, а Гай, срубив у мёртвой головы макушку, пронзал кинжалом и размешивал в черепной коробке розовый, студенистый мозг, после чего, доведя его до удобной кашицеобразной консистенции, ел серебряной ложечкой, которую всегда носил с собой. Ага, специально, чтоб мозги врагов кушать. Алиса с удовольствием уплетала жаркое из индейки с картошкой, но если бы увидела кадры, которые крутились у Ольги в голове во время его приготовления, аппетита у неё бы поубавилось. Да, Алиса всё равно читала потом о «милых» обычаях лорда Гайенерила, когда Ольга выплёскивала свои мрачные фантазии на терпящую всё электронную «бумагу», но, по крайней мере, не за едой.
— Ну, так что ты надумала? — спросила Алиса, когда Ольга, закончив наводить порядок на кухне, вернулась в комнату. — Приём работ будет идти ещё три недели, дописать осталось последнюю главу и эпилог. Если поднажмём — думаю, успеем. Вычитать, кстати, надо будет ещё на разок, хотя я каждую главу и так редактировала. Но мало ли — вдруг что-то пропустила?
Ольга, сдвинув в сторону тюль, смотрела в окно. Солнце заливало улицу, до боли в глазах сверкало на крышах проезжающих машин, но с запада ползли сизые дождевые облака. Сырое, ненастное лето; из-за гроз несколько раз интернет пропадал, что безумно раздражало. Однажды его целых три дня восстанавливали, а Алисе срочно надо было отправить клиенту выполненный заказ; на работе у Ольги интернет, к счастью, не пострадал, и она пустила Алису ненадолго за свой компьютер. Заказ был благополучно отправлен, форс-мажор преодолён — выкрутились. Алиса была очень ответственная и всегда нервничала, когда что-то не срасталось.
— Я подумаю, Лисёныш. Посмотрю ещё, почитаю.
— Посмотри, конечно, — с энтузиазмом подхватила Алиса. — Там уже, кстати, есть работы участников, их выкладывают по мере формирования лонг-листа. Можешь глянуть, что у тебя за соперники. Правда, выложены только ознакомительные отрывки — оно и понятно, раз с прицелом на издание. Ну и вроде как гарантия того, что авторство зафиксировано и под чьим-то другим именем текст не появится.
— Я вот только думаю: а победители-то, случаем, там не того?.. Не определены ли заранее? — Ольга, склонившись сверху над Алисой, накрыла её маленькую тёплую ручку с мышью, покликала по ссылкам, пока не особенно вчитываясь. — А остальные участники — так, для массовки.
— Тут, кстати, как раз написано, что судейство обещает быть честным, — заметила Алиса, направляя указатель на строчки, где это утверждалось.
— Да наобещать-то можно что угодно, — скептически прищурилась Ольга, рассеянно скользя взглядом по заголовкам текстов-участников. — А на самом деле окажется, что все роли уже расписаны, жюри куплено и тэ дэ. Не знаю, Алисёночек, не знаю... Попробовать-то можно, да вот только... Хрен его знает. Все эти наши конкурсы, которые понарошку, ради самой движухи — прикольные, весёлые, в целом безобидные. А тут — игра по-крупному.
Пару дней она обдумывала эту затею, изучала правила и прочую конкурсную информацию, пробежала глазами отрывки уже выставленных работ формирующегося лонг-листа — оценивала уровень авторов и свои шансы. Сомнения и скептический настрой не покидали её, отношение ко всему этому мероприятию не блистало радужными красками оптимизма. Энтузиазм Алисы казался наивно-милым, от него становилось грустно и одновременно тепло на сердце. Хоть и через многое прошла, но всё равно — девочка.
Если бы не Алиса, Ольга махнула бы на этот конкурс рукой. Насчёт своего успеха она не слишком обольщалась. Но она видела, чувствовала: Алису расстроит её отказ. Очень сильно. Прикинув так и сяк и решив, что ничего особо не теряет, она сказала:
— Ну ладно, давай попробуем.
— Уррря-я-я! Ты победишь, я верю! — засияла радостной улыбкой Алиса, обняла Ольгу за шею и принялась крепко чмокать всё лицо кругом.
Ольга посмеивалась и жмурилась под поцелуями, а потом поймала Алисины губки и впилась глубоко и нежно.
До окончания приёма работ оставалось уже чуть меньше трёх недель (за вычетом времени на раздумья), и, учитывая рабочий график и личный творческий темп Ольги, с последней главой и эпилогом действительно следовало поднажать. К общей вычитке всего готового к данному моменту текста Алиса уже приступила, чтоб не терять времени, а Ольга сосредоточилась перед финальным рывком. Её беспокоила мысль, что текст, насчитывавший уже двадцать пять глав, сыроват для отправки на конкурс; по-хорошему, ему следовало дать «вылежаться», чтобы потом перечитать и глянуть свежим, более отстранённым взглядом. Большое видится, как известно, на расстоянии; если опечатки, ошибки, стилистические огрехи и прочая «мелкая живность» отлавливается чаще всего незамедлительно, то сюжетные недочёты, промахи и нестыковки порой становятся очевидны далеко не сразу. Иногда они с Алисой обнаруживали их спустя весьма продолжительное время. К примеру, Ольга в июне работала уже над двадцатой главой, когда обнаружилось её сюжетное несоответствие с четвёртой, написанной в феврале — неувязочка в деталях, которую, строго говоря, заметил бы только внимательный читатель, но это не означало, что на подобное можно было смотреть сквозь пальцы. Порой Ольга, замечая какие-то мелочи, не всегда сразу их исправляла, а потом забывала, но дотошная Алиса ковала железо, пока горячо. Точнее, сначала она сообщала Ольге о замеченных проблемах и предлагала варианты, а та уже давала добро на правки. Если Ольга что-то переписывала или вносила дополнения, она оповещала об этом Алису, чтоб та взглянула на текст повторно. Изредка случалось, что Ольга, добавив абзац-другой к ранее написанному и отредактированному тексту, забывала сказать об этом Алисе; обнаруживая задним числом такую «неучтёнку», та ворчала:
— Оль, ну вот что это такое, а? Я работаю, ловлю твоих блох, а ты даже не удосуживаешься сообщить, что внесла изменения. Ладно ещё, если я сама вовремя увижу, а если нет? Так и останется оно... непричёсанное. Иногда смотрю на текст и думаю: то ли я это сама пропустила, то ли автор что-то втихаря наваял. Это твой текст, ты вольна делать с ним всё, что считаешь нужным, но если уж мы с тобой сотрудничаем и если я твоя бета, то будь любезна хотя бы ставить меня в известность, если что-то дописываешь или изменяешь. Не могу же я по сто сорок шесть раз перечитывать!
Каждую главу Ольга писала в отдельном файле, так ей было удобнее. При редактировании дата изменения тоже сразу обновлялась — только по ней Алиса и могла порой заметить, что «автор что-то втихаря наваял», напустив в текст, конечно же, новых блошек. И в каком же месте этот безалаберный автор внёс правки? Поменял ли он всего лишь пару слов местами, добавил одно предложение или вставил целых полстраницы где-нибудь посередине текста? Неизвестно. Либо всю главу перечитывать, либо устраивать автору допрос с пристрастием: что там этот творец без ведома беты опять натворил? Полезной в таких случаях функцией записи изменений с выделением правок Ольга тоже частенько забывала пользоваться.
— Есть, товарищ бета! — шутливо брала она под невидимый козырёк. — Молод, виноват, исправлюсь! — И добавляла уже серьёзно и нежно, обнимая своего любимого редактора и целуя в носик: — Солнышко, не сердись. Я ж не специально! Хотела тебе сказать, но из головы вылетело... Спасибо, что причёсываешь мою блохастую, как дворовый кот, писанину. Ты — золотце, а не бета. Не дуйся, родная. Я больше так не буду.
Алиса сопела, закатывала глаза, недовольно цокала языком, но не могла удержаться от улыбки и в итоге прощала. С одной лишь просьбой:
— Оль, если что-то правишь в уже вычитанном мной тексте, то либо цветом выделяй, либо включай запись изменений. Чтоб я видела, что и где исправлено тобой.
— Слушаюсь и повинуюсь! — торжественно отвечала Ольга.
К счастью, такое случалось нечасто. Ольга ценила труд Алисы и старалась не усложнять его ей. В меру своих сил она стремилась быть покладистым и беспроблемным автором у строгого, но милого редактора.
*
Только в пятнадцатой главе раскрылась наконец страшная тайна лорда Гая, интригу с которой Ольга тянула и подогревала, как могла.
Проклятье беспощадного правителя-воина было связано не только с его баснословной жестокостью. Ольга не стала придавать его внешности слащавый лоск; нет, смазливым личиком Гай не мог похвастаться. Не было у него ни «тонкого орлиного носа с красивым вырезом ноздрей», ни «больших и ясных глаз цвета весеннего неба, с пронзающим душу взором», ни «роскошных, шелковисто-мягких прядей оттенка ромашкового отвара»; его лицо пересекали шрамы, а голову он иногда брил — по внезапно нашедшей на него прихоти или из соображений военной практичности. Но при всей суровой брутальности его облика у него отсутствовала растительность на лице, а голос звучал то ли как высокий мужской, то ли как низкий женский.
Будущий лорд Гай родился с признаками обоих полов, причём и те, и другие органы были развиты одинаково полноценно. Конечно, без магических происков тут не обошлось; ребёнка изуродовал давний враг Отца Фуно, старый волхв Бледа, которого потом убрали в пожизненное изгнание. Подрастающего Гая влекло и к женщинам, и к мужчинам. Будучи уже взрослым самостоятельным правителем, он завёл себе гарем из немых неграмотных наложников и наложниц, чтоб они не могли выдать его ужасающий секрет. Свою тайну он ревностно оберегал, не щадя никого, кому она случайно становилась известна. Но своего единственного сына и наследника, Люстана, он выносил и родил сам, для чего ему пришлось прибегать к ухищрениям: специально набирать вес, чтоб живот не выглядел странно. Но при хорошо развитой мускулатуре он и на девятом месяце не отличался огромным пузом. Ну, поправился государь немножко, думали подданные. Хорошо кушает и пышет здоровьем — какой в том грех? Роды у него принял Отец Фуно, его наставник, а найти женщину-кормилицу для наследника не составило труда. Сам Люстан не знал, что лорд Гай ему не папа, а мама. Официальной супруги лорд не имел, но мог при необходимости признать любое дитя, прижитое с наложницами, и вопросов это не вызвало бы; впрочем, была придумана грустная история, будто бы мать Люстана умерла в родах.
После утех с наложниками лорд Гай сам порой оказывался в интересном положении, но избавлялся от последствий с помощью зелий Отца Фуно. Но однажды он этого сделать вовремя не успел, потому что с королевой Инголиндой случилась беда...
Май чудил заморозками и свирепствовал холодом. Пальцы Ольги проворно лепили пельмени (курица пополам с индейкой), а Алиса, отчаянно простуженная, читала главу, то и дело сморкаясь в бумажный платочек. Был выходной; балуя приболевшую Алису, Ольга принесла ей завтрак в постель, а потом решила налепить пельменей — захотелось вдруг. После завтрака и упражнений Алиса героически села за чтение и редактирование. Руки Ольги раскатывали тесто, защипывали краешки; аппетитные, сочные мешочки с мясом ложились один к одному, а Гай кричал: «Не-е-ет!» — и боль струилась из его глаз не слезами, а холодным огнём. Время от времени отвлекаясь, Ольга заглядывала в комнату. И вдруг услышала потрясённое:
— Триииижды блядский пиздеееец...
Это вырвалось у Алисы — это у неё-то, у правильной барышни, самым крепким выражением из уст которой было «ёлки-палки»!
Ольга, стоя в дверях, с усмешкой проговорила:
— Что я слышу! Что это ещё за пердимонокль, душенька? — И чопорно вскинула бровь, будто и вправду роняя из глазницы аристократичный предмет оптики.
Алиса, обложенная белыми комочками использованных бумажных платочков, повернула к ней ошеломлённое лицо с покрасневшим носиком.
— Мало того что он гермафродит, так он ещё и беременный!..
Ольга принесла мусорное ведро и собрала в него комочки тонкой бумаги, аккуратно беря их за самый краешек двумя пальцами. С подчёркнутой невозмутимостью она небрежно проронила:
— Ты дальше читай. Там ещё чудесатее будет.
Довольная произведённым на Алису впечатлением, она подавила смешок. Помыв руки, она вернулась к пельменям. Подложки из вспененного полистирола (из-под овощей, накопленные с упорством Плюшкина) заполнялись аккуратными рядами вкусных круглых конвертиков с мясом. Как маленькие белые шлемы штурмовиков из «Звёздных войн». Бульон внутри. Перчик и лавровый лист. Майонез? О нет, лучше двухсотграммовая баночка привычной, старой и доброй сметаны. Набор мышечной массы шёл медленно, но верно.
А сюжет медленно, но тоже верно набирал обороты. Лорд Нистейн, главный советник королевы Инголинды, льстивый, сладкоречивый царедворец и по совместительству коварный интриган, задумал уничтожить государыню, дабы захватить власть. Мешала ему королева, и в народе популярная, и уважаемая правителями других земель, не давала воплотить в жизнь его грандиозные (по его мнению) планы. Также он давно мечтал убрать Гая, но, конечно, чужими руками — к примеру, натравить на него войска трёх государств-союзников. Для этого он придумал хитрую комбинацию — организовал покушение на королеву, причём подстроил всё так, будто это сделали люди лорда Гая. Неслыханное по дерзости и жестокости злодеяние разожгло огонь праведного гнева в сердцах всех, кто уважал и любил Инголинду. И теперь они считали своим священным долгом за неё отомстить: убийца прекрасной правительницы, бездушный зверь и чудовище, должен быть уничтожен! Веский повод для масштабного нападения на Гая обеспечен; душевный порыв, «ярость благородная», порой сплачивает и поднимает мощнее, чем любые политические и экономические соображения — на этом лорд Нистейн и сыграл весьма умело. Трек в голове: «Master Passion Greed (Instrumental)» — мощное и агрессивное вступление могло заставить Алису съёжиться, поэтому Ольга предупредила: слушать с 00:53. Тяжёлый трек, но другой музыкальной темы для коварного лорда Нистейна она себе не представляла.
Пальцы Ольги, покрытые белым налётом муки, укладывали последние пельмени на подложку, а Отец Фуно показывал Гаю магическое изображение того, что случилось с его возлюбленной: люди, одетые в облачение воинов Гая, преграждают дорогу королевской повозке и вытаскивают кричащую государыню. Охрана перебита, на земле — кровь и кишки.
Алиса грызла ноготь, взгляд напряжённо бежал по строчкам, написанным Ольгой в два часа ночи. Все штаны — в муке, и Ольга бросила их в корзину для стирки, переодевшись в джинсы. Гай слышит дыхание Инголинды — тяжёлое, предсмертное. Вдох, выдох... Изображения уже нет, только сполохи магического света застилают глаза; он пытается разогнать их, чтобы разглядеть, что происходит с его любимой, но Отец Фуно разводит руками: это предел его возможностей. Непреодолимые помехи: картинки нет, только звук.
Невидимая Инголинда дышит: вдох-выдох, вдох-выдох... А потом всё стихает. Леденящее, страшное молчание.
«Дыши, дыши!» — кричит Гай, стискивая кулаки, оскалив зубы в зверином рыке. Если дышит — значит, жива. Но дыхания больше нет, оборвалось. Значило ли это, что и души больше нет в её теле?..
В наушниках Алисы рокотало «Cadence Of Her Last Breath (Instrumental)», по щекам ползли слёзы. Ольга тихо дышала у дверного косяка, закрыв глаза.