Приятный свежий ветерок обдувал лицо, утренняя роса выпала совсем недавно и блестела на сочной зеленой траве в свете утренней зари. Аврора только открыла свои очи, окрасив небо в светло розовые цвета, плавно переходящие в оранжевые и алые отсветы на легких облаках.
Начинался новый день, жизнь была хороша и приятна, как удобное мягкое кресло и кружка горячего кофе, согревающая руку. Я чувствовал, что этот день будет удачным, о чем-то еще думать совершенно не хотелось, все мысли разбежались под сладким напором утренней расслабленности.
Все уже было готово, все было правильно и хорошо в моем маленьком мирке. Курица, приправленная разнообразными специями и травами, мирно кипела на плите, благо опыт в нехитром деле приготовления пищи у меня имелся. Я развалился в кресле, доставленном на кухню с помощью Добби, и увлеченно читал «Маленького принца», лениво поглядывая в кастрюлю.
Книга захватила меня, простое, почти детское повествование скрывало какие-то естественные истины об ответственности, заботе, дружбе и в какой-то мере о смысле жизни. Простой и удивительный, но одновременно хрупкий, мир, оставляющий ощущение умиления и нежности, хотелось укрыть от посторонних глаз, оставить только для себя, защитить от посторонних посягательств. Удивительно, что мир волшебников больше не вызывал во мне подобных чувств. Отогнав грустные мысли, я решил обязательно поблагодарить доктора Лектера за книгу и такой ну очень тонкий намек на мое состояние.
Мои спокойные размышления были прерваны весьма грубым, хоть и предсказуемым образом, пусть я об этом как-то и не подумал. В общем, в кухню вбежала тетя Петунья, видимо привлеченная запахом курицы, на секунду замерла в ох… удивлении от сюрреалистичной картины меня всего такого красивого, читающего книгу, сидя в любимом кожаном кресле дяди Вернона. Состояние крайнего, гм, удивления продлилось несколько секунд, после чего она пришла в себя и закричала:
— Дрянной мальчишка! Как ты смеешь тут находиться?! Уходи немедленно с моей кухни, урод! У даже не думай показываться из своей комнаты до завтра!
Я с некоторой флегматичностью смотрел поверх книги на женщину, которую недавно обвинял во всех смертных грехах. Сейчас она вызывала во мне лишь некоторое презрение и омерзение от того факта, что вообще можно обращаться с ребенком так, как она обращалась со мной. Я легко улыбнулся, от чего ее лицо жутко перекосило. Ничего больше я к ней не чувствовал, кроме разве что хотел убрать ее из кухни, хотя в первый момент было желание кинуть на стол толстую пачку фунтов и заявить: «Зови меня хозяин, женщина». Но я нашел такое поведение несколько неправильным, чересчур вызывающим, да и денег было жалко, так что я закрыл книжку, молча поднялся из кресла, достал из кармана смятую двадцатифунтовую купюру и кинул ей. Видимо, от неожиданности Петунья ее поймала.
— Я арендую Вашу кухню на сегодняшнее утро, будьте добры покинуть помещение. Добби, проводи даму и никого сюда не пускай, я занят, — и немного подумав, добавил.— И звук из комнаты заглуши, пожалуйста.
Рядом со мной появился Добби. Первым щелчком пальцев он слегка отбросил Петунью в комнату, а вторым закрыл за ней дверь.
— Спасибо, Добби. Если кто-то захочет пройти без разрешения — не пускай, в средствах особо не ограничивайся. Кстати, хотел тебя спросить, а почему чары Надзора подействовали на твою магию четыре года назад, а сейчас нет?
Домовик опять очень умильно «покраснел» и по привычке начал искать глазами что-нибудь тяжелое, но наказывать себя не спешил, хоть и было видно, что ему приходится себя сдерживать. Наблюдать за этим процессом было очень познавательно.
— Добби очень виноват! — наконец пересилил себя он. — Добби специально изменил свою магию так, чтобы все думали, что колдует волшебник. Магия домовиков не интересует большинство волшебников, и они не отслеживают ее. Добби поступил очень плохо! Пожалуйста, накажите плохого Добби! Добби тогда почти ничего не понимал, что делает из-за голода! Добби очень виноват!
Малыш залился слезами, периодически высмаркиваясь в свою безразмерную футболку. Я присел на корточки, погладил по голове и как можно мягче сказал:
— Ты ошибся, каждый имеет право на ошибку. Все это осталось в прошлом и это не так важно, как то, что ты делаешь сейчас.
Я еще раз погладил его по голове, не удержался и, улыбаясь, почесал за огромным ухом. Добби поднял на меня свои огромные глаза и тоже неуверенно улыбнулся. Я быстро обнял его и сказал:
— Сейчас ты все делаешь правильно. Ты молодец!
Слегка шмыгая носом, Добби исчез с легким хлопком, а я вернулся к чтению. Меня несколько поразил тот факт, что магия людей и домовиков различается, наверное, так же, как и у других существ. Это стоило основательно обдумать. К тому же интересно, откуда вообще берется магия? Мда, очень серьезный вопрос, с наскока на него не ответить. Потом спрошу у Гермионы, что она об этом думает, если смогу выпросить у нее прощение за свой идиотизм, который стоил ей здоровья. Ну как я вообще мог потащить друзей в Министерство! За милю же видно, что это была подстава! Все мы крепки задним умом, может теперь хоть научусь слушать умных людей, а свое мнение держать при себе.
Вылив бульон с кусочками курицы в специальный контейнер с чарами стазиса, я перешел в свою комнату, не повстречав ни Петунью, ни Вернона. Все-таки магическая цивилизация крайне разнообразна, вот и аналог термоса нашелся за приемлемую сумму. Пожалуй, пока хватит раздражать своих родственников, пусть привыкают постепенно. Образцом всепрощения, как Дамблдор, я быть не хочу, так что пусть платят за испорченное детство.
До полудня оставалось довольно много времени, так что от нечего делать я пролистал учебники за прошлые пять курсов. Особого энтузиазма у меня процесс не вызывал, но его явная полезность перевешивала.
Чары и гербология никогда особо тяжелыми для меня не были, так что беглого просмотра учебников хватило, чтобы освежить знания. В учебниках по ЗОТИ я не нашел для себя совершенно ничего нового. Астрономия никогда меня особо не интересовала, так что я вчитался в нее более основательно, сияние звезд стало гораздо более привлекательно, чем раньше. Интересно, почему из магловских наук в Хогвартсе изучают только астрономию? Это просто традиция или она имеет настолько важное значение? Много вопросов и совсем нет ответов.
С тоской поглядев на учебники по зельям, трансфигурации и истории магии, я стал собираться к Гермионе. С этими тремя предметами будут самые большие проблемы, хотя, возможно, оценки по СОВ не дадут мне продолжить их изучение. Книгу по прорицанию достойной внимания я не посчитал. Ладно, пробелы в знаниях не восполнить за несколько часов, а теперь в путь, пора набраться храбрости и извиниться хотя бы перед Гермионой, остальных я смогу увидеть разве что в Хогвартсе.
Привычно переместившись вместе с Добби, я осмотрел узкую улочку, на которой оказался. В очередной раз меня поразило, как хорошо волшебники маскируют свои учреждения, такие как госпиталь святого Мунго или Министерство Магии, хотя и тут бывают промахи. Вот кому пришло в голову установить вход на платформу 9 3⁄4 в самой людной части вокзала? И почему обычные маги так плохо маскируются? Неужели есть только считанное количество узких специалистов, которые разбираются в магловской культуре? Хм, странно это все. И действительно ли маглам совсем ничего не известно о магах?
Произведя на свет еще пачку вопросов без каких-либо вразумительных ответов, уже не удивляясь отсутствию более раннего интереса к таким вещам, я прошел в больницу через заброшенную витрину со старым манекеном.
В приемной было много самого разного народа с различными травмами — лишними частями тела, неестественным цветом кожи, глаз или волос и другими менее заметными травмами. Их обслуживали две приятного вида девушки, явно уставшие от наплыва посетителей. Широкие камины вдоль стены периодически вспыхивали, выпуская на свет каталки с пациентами и следующих за ними колдомедиков. Номер палаты я знал, так что никем не остановленный прошел на пятый этаж.
Светлая дверь с выбитыми на ней цифрами пять и семь была прямо передо мной. Чтобы войти, достаточно просто толкнуть ее. Однако, я стоял и просто смотрел на дверь, воображение рисовало удивленное лицо Гермионы, медленно меняющееся на презрительное и раздраженное. В голове звучал ее голос, произносивший: «Уйди отсюда, я не хочу тебя видеть». Ожидание затягивалось, и я почувствовал себя невообразимо глупо, надо уметь встречать последствия своих решений, какими бы тяжелыми они ни были. Я собрал волю в кулак, тихонько постучал и открыл дверь. Передо мной показалась маленькая двухместная палата с огромным окном во всю стену. На простой железной кровати у окна лежала Гермиона и спала, вторая кровать была пустой.
Я аккуратно подошел к окну и задернул тяжелые шторы, не давая лучам солнца проникнуть в помещение. Присев на простой деревянный стул, я поглядел на необычайно бледное лицо Гермионы, осознавая всю эгоистичность и необдуманную рискованность своего просчета. Я твердо себе пообещал, что не допущу больше ситуации, когда Гермиона подвергнется опасности. Гадкий голосок в глубине сознания заявил, что такое обещание в моем положении звучит откровенно жалко и невыполнимо. Мое сознание в гневе восстало против такого заявления, но его правдивости это не отменяло.
Погрузившись в самокопание, я не заметил, как девушка начала ворочаться. Чуть-чуть приоткрыв глаза, она сказала слабым со сна голосом:
— Гарри… — я слегка улыбнулся и погладил ее по волосам и слегка сдвинул ей челку с глаз. Мне всегда нравились ее волосы, мягкие и пышные, они ассоциировались с теплым одеялом и подушкой, я еще раз грустно улыбнулся от таких ассоциаций.
— Гарри?! Что ты здесь делаешь?! — глаза Гермионы расширились почти на пол лица, хотя до Добби ей было далеко, я даже представить себе не мог, что такое возможно. Сама она чуть не выпрыгнула из кровати, но остановилась, видимо, осознав, что одета в больничное белье, а я вовремя подавил смешок. — Как ты сюда пробрался?! И зачем? Это же жутко опасно!
Я подавил еще один смешок и слегка улыбнулся. С ее точки зрения поступок действительно выглядел безрассудно, но я был вполне уверен в Добби и его возможности перенести меня в безопасное место.
— Не волнуйся, у меня есть дополнительные пути отхода, к тому же я уже здесь, — сказал я, уже широко улыбаясь. — Я волновался за тебя. Как ты себя чувствуешь?
— Все более менее нормально, меня выписывают через несколько дней, хотя иногда бывают боли в боку, но врачи говорят, что все пройдет и даже шрама не останется, — Гермиона немного расслабилась, но все равно подозрительно на меня посматривала.
Я опустил голову и уставился на свои руки, которые показались мне сейчас жутко большими и неуклюжими. Посмотреть на Гермиону было решительно невозможно, горькое чувство стыда захлестнуло меня. Я сжал кулак, впившись ногтями в ладонь и, не поднимая головы, отрывисто проговорил:
— Прости меня, пожалуйста, если сможешь. Это из-за меня ты здесь. Из-за моего упрямства и дурости, из-за моей неспособности просчитывать свои поступки хотя бы на два шага вперед. Я… Я пойму, если ты попросишь меня уйти. Я только кое-что тебе оставлю и все.
Я смотрел на свой сжатый кулак и наблюдал, как мои ногти впиваются в ладонь, пришла по-дурацки неуместная мысль, что их надо постричь. Я сидел, не смея шелохнуться, и ожидал от нее подтверждения своих слов.
Спустя минуту молчания, которое мне показалось вечностью, я тяжело вздохнул и собрался встать и уйти, чтобы не смущать Гермиону лишний раз, когда почувствовал, что меня взяли за руку и слегка обняли, поцеловали в щеку и положили на плечо что-то тяжелое и теплое. Тяжелым и теплым оказалась голова Гермионы, ее волосы приятно щекотали мне шею и ухо. Я слегка разомлел под такими нежностями и облегченно выдохнул.
— Все будет хорошо. И ты сейчас никуда не уйдешь, — прошептала она мне на ухо. Больше никаких слов было не надо, и так все стало сразу понятно. Я быстро сжал ее руку и наклонился к сумке.
— Я кое-что тебе принес, — сказал я, выкладывая на ближайшую тумбочку апельсины и яблоки. После этого я достал суп и возблагодарил предусмотрительность Добби, уложившего в сумку столик для завтрака в постели и столовые приборы. Звать домовика перед Гермионой совершенно не хотелось, стоило оставить этот неприятный разговор на другой раз, а Добби заслужил дополнительную пару носков.
— В общем, я приготовил тебе куриный суп, надеюсь, тебе понравится, — пояснил я под удивленным взглядом Гермионы.
— А как стол поместился в сумку?
— О, это безразмерная сумка с чарами облегчения веса, очень удобная вещь. Ты сначала покушай, потом я тебе все расскажу и покажу.
Я сидел и улыбался, было до невозможного приятно смотреть, как немного покрасневшая девушка поглощает результат моих трудов. Мы поболтали ни о чем еще около часа, и я стал собираться, пообещав прийти на следующий день в то же время и принести интересных книг и понравившегося ей супа.
========== Глава 6 ==========
Выйдя из Мунго, я подумал, что мне надо прогуляться и серьезно обдумать свое положение. Медленно приближался вечер, но рабочий день еще не закончился, поэтому людей на улице было немного, что меня абсолютно устраивало. Убедившись, что Добби непрерывно незримо следует за мной, я направился по широкой улице, особо не разбирая дороги.
Слишком много вопросов появилось у меня в последнее время, слишком много нестыковок и странных моментов я стал замечать в своей жизни. И это я еще даже не пробовал анализировать свои «приключения» до настоящего момента. Сейчас я чувствовал, что с моих плеч упал груз волнений за Гермиону, и был готов к тому, чтобы хоть немного упорядочить свои сомнения и наметить пути выхода из кризиса, в котором я однозначно увяз по самые уши.
Первым пунктом шли вопросы о себе любимом. И самой насущной проблемой было, а что собственно со мной происходит? Почему раньше я даже не пробовал задумываться и анализировать окружающий мир? Откуда взялись резкие перепады настроения, приступы ненависти? Я никогда не отличался особой сдержанностью, но сейчас чувствую себя гораздо спокойнее, на порядок более уравновешенным. Почему это так?
Где найти решения своих сомнений, я совершенно не представлял, оставалось довольствоваться только догадками и совершенно нестройными теориями, лишь отчасти подтверждающимися. В конце концов, я расту и возможно смена характера вполне характерна для моего возраста, учитывая эмоциональное потрясение. На границе сознания мелькала какая-то важная мысль, но поймать я ее не смог, рассуждения были верными, но что-то ускользало от меня, оставалась какая-то незаконченность мыслей. Хм…
Не придя к определенным выводам, я перешел к второму пункту своего импровизированного списка. Рассмотрим мое положение с точки зрения независимого наблюдателя, а положение на самом деле крайне печально. Начнем с пророчества, которое было сделано до моего рождения и гласит, что некий «Темный Лорд» отметит меня, как равного себе. Под «Темным Лордом» по умолчанию понимается бывший Том Риддл, ведь он сам себя так называл и называет, будем считать, что это он, поскольку мои родители действительно бросали ему вызов трижды он отметил меня шрамом. Хм… Попробуем точно воспроизвести текст этого Пророчества, из-за которого все пошло не так, как следовало, дословно.
Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда…
Рожденный теми, кто трижды бросил ему вызов,
Рожденный на исходе седьмого месяца…
И Темный Лорд отметит его, как равного себе,
Но не будет знать всей его силы…
И один из них должен погибнуть от руки другого,
Ибо ни один не может жить, пока жив другой…
Тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…
Я вроде как номинально подхожу по всем пунктам, хотя и не названа точка отсчета седьмого месяца и «отметит» может означать вовсе не шрам, но будем рассматривать самый пессимистичный вариант, что пророчество действительно обо мне. Итак пророчество, интересная фраза «у кого хватит могущества победить Темного Лорда», нужно обязательно поверить границы своего могущества, чтобы понять, что я могу, а что нет, а Лорд, как известно, далеко не слаб, то есть надо самосовершенствоваться. Проведена лишь нижняя граница моей силы, ведь «отметит его, как равного себе» еще не означает, что я не могу быть сильнее.