Весь этот список прав напугал ее больше, чем список обязанностей. Обязанности были понятны и, в общем, не слишком тяжелы. Тая понимала, что с сентября к ним добавится обучение в школе и домашние задания, но их она не боялась. А вот права… Зачем? Какие? Откуда это вообще взялось?
— Вы Алексу тоже такое говорили? — спросила она.
— Да, — кивнула Туу-Тикки. — Ему это тоже было необходимо.
— А сколько ему было, когда вы его усыновили?
— Сколько и тебе, тринадцать.
— Он тоже из другого мира?
— Да. Его выгнали из дома, ему некуда было идти, и брат Грена, Элиас, привез его к нам.
— А почему не оставил у себя?
— У Элиаса нет своего дома. Он бродячий музыкант, они вместе с Эшу и Дани выступают на Дороге.
— Прямо на Дороге? — не поверила Тая.
— Да. Мы еще будем рассказывать тебе и про миры, и про Дорогу, и про все остальное. Но не прямо сейчас. Ты хочешь чем-то заняться?
— Я бы проверила цветы, если Грен не будет прямо сейчас заниматься со мной нотной грамотой. И выставила будильник, чтобы кормить котов.
— Грен уехал на несколько дней. Вернется в четверг. Так что до пятницы — никакой нотной грамоты, — улыбнулась Туу-Тикки.
— А гитара? Мы будем сегодня заниматься гитарой?
— Если у тебя есть настроение.
— Есть, — Тая энергично кивнула. — Вы очень понятно все объясняете. Вы в музыкальной школе учились?
— Нет, сама, дома, уже здесь.
— А сколько вам было, когда вы переехали в Америку?
— Сорок два.
— У… Ваши дети уже взрослые, да?
Туу-Тикки грустно улыбнулась.
— У меня не может быть своих детей, котенок, и у Грена тоже. Поэтому мы и берем приемных. Знаешь, я давно хотела дочку, но как-то не складывалось, а тут пришла ты. И это очень здорово. Я рада, что ты пришла к нам.
Тая смутилась, затеребила подол рубашки.
— Мы постараемся, чтобы тебе было хорошо у нас, — продолжила Туу-Тикки. — Ну, иди. В два часа у нас обед, а после обеда мы с тобой займемся компьютером.
На то, чтобы полить все цветы в доме, у Таи ушло больше часа. Их было так много и они были такие разные! Некоторые растения Тая узнавала, некоторые знала «в лицо», но не по именам, однако большинство были ей незнакомы. Наверное, у Туу-Тикки есть книга про домашние растения, но ведь наверняка на английском…
Тая обошла с лейкой весь дом, здороваясь с каждым растением. Большинство из них цвели, даже аспарагус. Тая еще никогда не видела такого огромного и цветущего аспарагуса. Он затянул все окно в кабинете Туу-Тикки и залез на стену.
Фиалок, которые так любила мама, у Туу-Тикки не было. Не было и кактусов, хотя Тая привыкла к тому, что у папы их много. Он их коллекционировал и каждое лето выставлял на южное окно, а на зиму убирал в ящик с подсветкой. Зато здесь было множество самых разных лиан, и красные цветки, похожие на каллы, и белые, но нежнее калл — они стояли в ванных комнатах.
Тая полила цветы и в комнате Алекса. Она сильно отличалась от таиной — такая же по размеру, но с совсем другой мебелью. У Алекса оказалась двухэтажная кровать, первым этажом которой был стол. На стеллажах стояли пластиковые роботы и конструкторы, книги на английском, по стенам были расклеены плакаты с незнакомыми Тае персонажами. Ковра, как и везде здесь, на полу не было. А из цветов у Алекса были только здоровенные хлорофиттумы и какой-то странный цветок с колючим трехгранным стеблем, похожий на кактус с листьями. Тая забралась по лестнице и заглянула на кровать — узкую и длинную. На пестром покрывале валялась читалка, такая же, как у нее. В шкафу аккуратно висела одежда. На столе — компьютер, паяльная станция, какие-то платы и провода. И стопка журналов в углу.
Тая немного всплакнула — эта комната и запахи в ней напомнили ей папину мастерскую, переделанную из кладовки, где всегда пахло канифолью и металлом, а по стенкам стояли интересные коробочки с радиодеталями. Когда Тая была маленькая, она любила встать у папы за плечом на табуретку и смотреть, как он работает. Запахи канифоли, сигарет и кофе были для нее самыми лучшими запахами.
В этом доме пахло не так. Нет, тут пахло кофе и канифолью, но Туу-Тикки курила не сигареты, а трубку. Грен, кажется, не курил совсем. И Грен был совершенно не похож на папу — высокий, стройный, с невероятно длинными черными волосами, с серьгами и украшениями. А папа — невысокий, толстый, начинающий лысеть, в очках, даже обручального кольца не носил. И Туу-Тикки была не похожа на маму. Мама дома ходила в халате летом и в спортивных штанах и кофте зимой, а Туу-Тикки даже дома надевала нарядные платья и укладывала свои длинные волосы в странные красивые косы. Еще Туу-Тикки, кажется, красилась, и ногти у нее были накрашены, даже на ногах, и она не носила очков. И пахло от нее табаком и духами.
Здесь не было серванта с красивой посудой для праздников, здесь на красивой посуде ели каждый день. И бокалов было больше, чем Тая видела за всю свою жизнь. Здесь всего было много — места, цветов, вещей, книг.
Тая отнесла лейку в подвал, обошла его, попинала босой ногой кучу черного песка в углу. Поднялась на ярус выше, заглянула в музыкальную комнату, где стояли инструменты и какие-то непонятные приборы. А потом пошла к себе.
Она достала из ящика стола дневник и блокнот. В блокноте написала: «Хочу перьевую ручку с фиолетовыми чернилами. Хочу справочник домашних растений». Вырвала листок и решила, что отдаст его Туу-Тикки — надо же попробовать хотя бы. Потом она раскрыла дневник и посчитала даты. Написала вверху страницы «13.03.2035» и задумалась. Заполнила титульный лист своим самым красивым почерком, написав «Тая Эккенер, Сан-Франциско». Начала обдумывать первую запись, расплакалась и долго смотрела, как капли расплываются по чистому листу. А потом шмыгнула носом, собралась и начала писать.
========== Глава 11 ==========
— Доброе утро, — сказала Туу-Тикки врачу-гинекологу — уютной, стриженой почти под ноль седеющей полноватой мулатке средних лет. — Я бы хотела поговорить с вами, прежде чем вы начнете осматривать Таю.
Мулатка с бейджем «Доктор Мэри Ли» посмотрела на девочку, которая сжалась в кресле.
— Здравствуй, Тая. Слушаю вас.
— Девочка почти не говорит по-английски, — объяснила Туу-Тикки.
— Приемная?
— Да, меньше недели у нас. Приехала из Молдовы в пятницу. Доктор Ли, я подозреваю, что Тая пережила сексуальное насилие до приезда к нам. Ее забрали из очень неблагополучной семьи. Я бы хотела попросить вас осмотреть ее, взять анализы на заболевания, передающиеся половым путем и анализ на беременность. Тая ничего не рассказывает о себе, но у меня есть личный опыт сексуального насилия в детстве, и признаки совпадают.
— Будем надеяться, что вы ошибаетесь, — сказала доктор Ли. — Вы будете переводить?
— Обязательно.
— Сколько ей, одиннадцать, двенадцать?
— Почти четырнадцать.
Доктор Ли окинула Таю взглядом.
— Да, — согласилась Туу-Тикки, — она маловата для своего возраста. Поэтому мы и пошли по врачам почти сразу после ее приезда.
— Ну хорошо, — кивнула доктор Ли. — Тая, иди ложись на кресло. Миссис Шук, помогите ей.
— Тая, — обратилась к девочке Туу-Тикки. — Идем за ширму. Тебе надо раздеться, надеть бахилы, лечь на кресло и положить ноги на эти крепления. Я буду рядом. Ничего не бойся.
Но Тая боялась. Боялась так, что у нее скручивало желудок и тошнило. Она медленно разделась, аккуратно складывая каждую вещь на кушетку. Туу-Тикки постелила на кресло одноразовую пеленку. Тая надела розовые бахилы, взобралась на кресло, взгромоздила ноги на белые пластиковые подставки. Легла, как велели, и зажмурилась. Туу-Тикки встала у изголовья и погладила ее по волосам.
— Все будет хорошо, — пообещала она. — Доктор Ли не причинит тебе боли.
Доктор Ли отрегулировала высоту кресла и начала осматривать девочку. Говорила она ровным мягким голосом, чтобы не испугать ее, но, зная, что пациентка не понимает английского, говорила обо всем, что видит.
— Дефлорирована более пяти лет назад. Надрыв передней трети влагалища, заживший. Надрыв влагалища над шейкой матки, воспаление, надрыву около двух недель, необходимо зашить. Свежих осаднений нет. Судя по следам, имело место анальное проникновение, недавнее, не более десяти дней назад, осаднения еще не зажили полностью. Околоанальная трещина.
Пластиковое зеркало было небольшим и теплым, руки врача — почти ласковыми, но Таю трясло крупной дрожью. Туу-Тикки поглаживала ее по плечам, успокаивая.
Доктор Ли взяла соскобы, задала несколько вопросов по поводу менструаций. Туу-Тикки перевела, Тая трясущимся голосом ответила.
— Все, девочка может одеваться, — сказала врач. — Сейчас я возьму у нее кровь на беременность.
Тая, плача, оделась. Смотреть на Туу-Тикки и на врача она избегала. Она была уверена, что теперь ее точно сдадут в детский дом. Или найдут способ отправить домой. Ведь она такая плохая… плохая, грязная, испачканная, испорченная, негодная, отвратительная, мерзкая!
Доктор Ли тем временем отправила соскобы в диагностический аппарат. Ее медсестра, тихая незаметная азиатка, усадила Таю в кресло и сноровисто взяла пять кубиков крови из вены.
— У вас еще назначены врачи на сегодня? — спросила доктор Ли.
— Да, эндокринолог и офтальмолог.
— После них зайдите ко мне еще раз, можно без Таи. Будут готовы анализы, я дам назначения. Вес у нее… — она посмотрела на монитор. — Сорок пять килограммов. Дефицит. Сомневаюсь, что у нее уже начались менструации. Возможно, Тая приняла за менструацию кровотечение после травмы, вызыванной изнасилованием.
— Да, вполне возможно. Я буду следить за тем, чтобы Тая нормально питалась.
— Смотрите, чтобы она не подсела на снэки и тому подобное.
— Непременно, — пообещала Туу-Тикки и, приобняв Таю за плечи, вышла с ней из кабинета.
В коридоре Тая разрыдалась. Она упала на мягкий голубой диванчик и плакала, не в силах остановиться. Туу-Тикки сидела рядом и гладила ее по спине. Потом сняла с плеч теплую пушистую шаль и закутала девочку.
— Таюшка, котенок, — сказала она, когда Тая наконец немного успокоилась. — Ты в порядке. Виноват тот, кто это с тобою делал.
— Это потому что я… — Тая всхлипнула и не договорила.
— Нет. Ты хорошая. Плохой он.
— Но это же папа! Он говорил, что так надо! Потому что мама его не любит!
— Таюшка, лапушка, — Туу-Тикки притянула девочку к себе, дала ей упаковку носовых платков, — он тебе лгал. Так нельзя. Нельзя никому заниматься сексом с детьми. А ты ребенок.
— Он говорил, что прибьет меня до смерти, если я кому-нибудь расскажу, — пробормотала Тая и высморкалась. — Что я должна быть послушной и молчать. Не кричать, не жаловаться и никогда никому не говорить
— Ну так ты промолчала, — успокоила ее Туу-Тикки. — Доктор Ли сама все увидела. Тая, секс взрослого с ребенком — это уголовное преступление. За это сажают в тюрьму. Папа тебя обманывал.
— Было больно, — почти шепотом сказала Тая. — Очень больно. И сейчас болит. И в попу… — она снова расплакалась.
— Таюшка, — Туу-Тикки прижала девочку к себе. — Все закончилось. Доктор Ли пропишет тебе лекарства и сделает маленькую операцию. У тебя внутри разрыв и воспаление, разрыв надо зашить. Я буду с тобой.
Тая застыла под рукой Туу-Тикки, вздрагивая от слез.
— Мама говорила, что я должна слушаться папу всегда, — пробормотала она. — Всегда-всегда. Я слушалась. Я его люблю, он же мой папа.
— Да, — согласилась Туу-Тикки. — Но то, что твоя мама его не любит, они должны были решать между собой, не вмешивая в это тебя. И это не оправдание тому, что он с тобой сделал.
— Его посадят в тюрьму?
— Вряд ли, — покачала головой Туу-Тикки. — Ведь ты здесь, а не там, и обвинить его некому.
— Если я его… обвиню, значит, я плохая дочь, да? Но я ведь и так плохая. Я убежала. И не слушалась. Меня столько наказывали, значит, я точно плохая. Иначе не надо было бы наказывать. И грязная. Испорченная. Он всегда так говорил
— Тая, солнышко. Ты хорошая девочка, очень хорошая. Умная, внимательная, старательная, талантливая. Тебя наказывали не потому, что ты плохая, а потому, что твои родители — плохие родители.
Тая вывернулась из-под руки Туу-Тикки, посмотрела ей в лицо, утерла нос бумажным платком.
— Вы правда так думаете?
— Да, Тая. Я правда так думаю. Бить детей, заниматься сексом с детьми — это преступление. За это сажают в тюрьму, а детей отнимают и отдают в другую семью, где о них заботятся.
— Мои родители обо мне заботились.
— У них это плохо получалось. Скажи, а твоего брата тоже так же наказывали?
— Нет, — покачала головой Тая. — Хотя он вел себя хуже меня. Его всегда любили больше. Потому что он мальчик.
Тая потерла покрасневшие припухшие глаза. Туу-Тики достала упаковку влажных салфеток, протянула одну девочке. Тая вытерла лицо.
— Вы не будете меня наказывать за то, что я… — она замялась.
— Нет, — уверенно сказала Туу-Тикки. — Ты все делаешь хорошо и правильно. Ты замечательная девочка.
Тая глубоко вздохнула, успокаиваясь. Поплотнее закуталась в зеленую с желтым шаль.
— Теперь следующий врач? — спросила она.
— Да. А когда мы обойдем всех врачей, то поедем в кафе и купим тебе самое вкусное мороженое.
В кафе Тая с удовольствием ела вторую порцию мороженого мокко. Она уже успокоилась — после укола в кабинете эндокринолога, который, увидев, в каком девочка состоянии, вызвал детского психиатра со шприцом наперевес, но шаль по-прежнему уютно лежала у нее на плечах. Туу-Тикки пила зеленый чай. Она была не голодна. А Тая с утра не ела, потому что у нее должны были брать кровь на анализы.
— Взять тебе что-нибудь поосновательнее мороженого? — спросила Туу-Тикки.
Тая отрицательно помотала головой. Туу-Тикки достала из сумочки рецепты и стала изучать их. Терапевт прописал пока только витамины, эндокринолог ждал результата анализов на гормоны. Офтальмолог выписал линзы трехмесячного ношения и научил Таю пользоваться ими. Психолог назначил встречу в ближайшую пятницу, прямо с утра. А вот список назначений от гинеколога был изрядный.
Тая не была беременна. Но у нее обнаружили хламидиоз, генитальный герпес и вирус папилломы человека. Плюс воспаление. Завтра ее должны были оперировать, время уже назначили, но начинать принимать лекарства девочка должна была уже сегодня. Туу-Тикки договорилась с доктором Ли, что будет присутствовать при операции — недолгой, под местной анестезией. Еще доктор Ли дала Туу-Тикки визитку психотерапевта, который работал с детьми — жертвами сексуального насилия. Извинилась, что не знает специалиста с румынским языком. Туу-Тикки решила для себя, что позвонит по номеру на визитке и узнает, нет ли в психотерапевтическом сообществе Сан-Франциско схожего специалиста, говорящего по-русски. Затягивать не хотелось.
Тая отодвинула пустую креманку и присосалась к стакану с апельсиновым соком. Она чувствовала себя так, словно ее слезы были огнем и их потушили. Неестественное состояние и не особенно приятное. Да еще психиатр… Она не боялась врачей, но опасалась, что психиатр опять решит положить ее в клинику на месяц, а Туу-Тикки согласится, как в свое время согласилась мама. В клинику Тая не хотела. Там было скучно, делали уколы, не позволяли смотреть телевизор даже новогодней ночью, там задавали странные вопросы… впрочем, это было давно. Три года назад.
— Мы теперь домой? — поинтересовалась она.
— Нет. Нам надо в аптеку. Купить тебе лекарства, линзы и жидкость для линз. И витамины.
— С теми витаминами, которые сделает Клауд Страйф, будет не слишком много? — очень серьезно спросила Тая.
— Я позвоню ему сегодня и посоветуюсь, — пообещала Туу-Тикки.
Американская аптека Таю поразила. Она была больше похожа на магазин «Минск», чем на аптеку, и пахло в ней не так, как обычно пахнет в аптеках. Здесь была стойка, за которой сидели люди и пили газировку. Здесь были стеллажи с конфетами и батончиками в ярких обертках, коробками с краской для волос, коробочками и упаковками с непонятными надписями, баночками, водой в бутылках, косметикой, даже с детскими игрушками. Никаких стеклянных перегородок и шкафчиков с лекарствами, никаких бумажных полосок с таблетками. Тая забрела в отдел игрушек и разглядывала сетку с разноцветными резиновыми утятами, а Туу-Тикки подошла к стойке — не той, что с газировкой — и вручила провизору рецепты. Пока они говорили, Тая, помня, что ей положено еще два подарка на новоселье, взяла со спицы утят и пошла осматриваться дальше. Туу-Тикки подозвала ее: