Брок хмыкнул и потащил Стива в ванную — у них была одна на двоих. Пихнул под душ и начал бриться. Потом, когда они поменялись местами, Брок сквозь прозрачную стенку душевой кабины любовался на жопу Роджерса.
— Знаешь, почему Грен не ебется на стороне? — неожиданно спросил Брок, вытираясь. — Потому что Туу-Тикки регулярно ебет его в жопу. Но вообще у него есть брат, а у нее сестра, и вот те ебутся втроем с еще одним рыжим. А казалось бы — полпроцента крови фейри. — Он взял расческу и принялся укладывать волосы. — Барнс всегда был с припиздью, а сейчас и подавно. Но если ты не скажешь, он же, нахуй, не узнает, понимаешь? У тебя, Роджерс, есть поганая манера думать за других. А потом пениться, что у этих других в голове совсем не то, что ты туда напридумывал. Так вот, дам тебе совет как старший. Подходишь, открываешь пасть и говоришь. А потом слушаешь, что тебе ответят. Я люблю тебя и люблю Барнса. Ты любишь Барнса. Про меня — не знаю. Я Барнсу скажу, как только он глаза продерет. Он имеет право знать. Ты же командир, Роджерс, ты не можешь не понимать: невозможно принять решения, не владея всей информацией. Вот и дай ему всю информацию.
Стив молча обнял его со спины, коснулся губами шейных позвонков. Всё-то Брок знал, всё-то понимал, и до чего складно у него выходило, правильно, но Стив никогда не умел быть откровенным в чувствах, никогда не умел говорить за себя. Отстаивать идеалы, убеждения и получать за это в зубы — всегда пожалуйста, правда, теперь вряд ли кто рискнёт что-то поперёк вставить, а вот чувства и эмоции всегда были той самой неизвестной дикой территорией, куда Стив боялся ступать. Мать-католичка всегда внушала сыну про запретность мирских соблазнов и удовольствий, что любовь к мужчине — самый страшный грех и нет ничего грязнее. После её смерти легче не стало. Некому было показать, что на самом деле такое любовь, как говорить об этом.
— Я скажу, обязательно скажу и ему, и тебе…
— И мне? — развернулся к нему Брок и оскалился.
— Брок, не торопи меня, ладно? — Стив серьёзно глянул ему в глаза, легко коснулся губ поцелуем. — Дай мне в самом себе разобраться. Это всё слишком быстро для меня. Не успеваю.
— Тормоз, — ласково рыкнул Брок. — Все равно люблю тебя. Кажется, всегда любил. С тех пор, как увидел.
— Свежеразмороженным я тормозил ещё больше, — рассмеялся Стив, растрепав тщательно уложенные волосы Брока, притиснул его к раковине. — И тихо охреневал от происходящего, помня, только, что надо улыбаться, тогда меньше будут задавать вопросов.
— «Во славу сидра мы будем петь, во славу сидра будем пить!..» — Баки ввалился в кухню с песней. — Грен! — вопросил он. — А сидр еще остался?
— Литров двадцать, — меланхолично ответил не до конца проснувшийся Грен. — В кладовке.
— Стив, будешь сидр? Ты не представляешь, какой сидр делает Грен!
— Барнс, уймись! — рявкнул Брок.
Баки облапил сидящих рядом Брока и Стива за шеи и пропел:
— «Нам добрый сидр на радость дан!..»
Брок двинул ему локтем под ребра, но Баки только рассмеялся.
Стив растерянно моргнул, глянул на Брока, а потом снова на Баки.
— Пьют алкоголь с утра или аристократы, или дегенераты, — на автомате ответил он. — А я простой трудяга.
Баки был снова ярким, открытым, так и фонтанирующим какой-то своей неземной энергией, таким, каким Стив помнил его ещё в Бруклине, в далёком детстве.
— Это шампанское пьют либо аристократы, либо дегенераты, — возразил Баки, вытаскивая из кладовой десятилитровую бутыль сидра. — А ты вообще богема. Не примазывайся к честному рабочему классу!
— С каких это пор ты рабочий класс, Барнс? — спросил Брок.
Баки плеснул себе сидра в большую пивную кружку.
— Пахал с двенадцати до двадцати семи, — ответил он. — Каждый божий день.
Стив в два глотка допил кофе и протянул свою кружку Баки.
— Он работал, а я таскался следом почти каждое утро, и просиживал в углу до обеда, — поддакнул Стив. — Так что всё верно, ты не гляди, что бойкий и смазливый, Баки трудился за нас обоих, ещё и сестрам на ленты давал.
Баки ополоснул его кружку с Медным всадником на ней и щедро плеснул ему прозрачного золотистого сидра, пахнущего осенью и яблоками.
— И вообще, — сказал он. — Надо выпить. Мне сегодня первый перевод за рецензию на «Светящийся клубок» сделали.
— Чем не повод, — отозвался Стив, забирая кружку, принюхался к содержимому. Алкоголь он не пил с войны, когда пытался набраться дешёвым джином после смерти Баки. Только с Броком нарушил своеобразный целибат во всём, в чём только мог. Отпил немного, смакуя богатый сладковатый, но не приторный вкус, зажмурился от удовольствия и облизал губы. — Хорош.
— Значит, пейте, — улыбнулся Грен. — В этом году снова будет большой урожай яблок. Много сидра. И кальвадос. Это яблочная водка.
— Сам гонишь? — спросил Брок.
— Да, мне Денис в позапрошлом году самогонный аппарат подарил.
Баки выпил кружку сидра и налил себе еще.
— Давайте устроим праздник в честь твоего первого гонорара, — предложил Грен Баки.
— А давайте! — кивнул тот. — Я счастлив! Мой первый заработок здесь, и первый заработок не за мускулы, а за мозги. Я башковитый парень!
Грен кивнул.
Стив молча улыбался. В его голове будто бродил неведомый хмель, щекоткой проходясь по нервным окончаниям. Он смотрел на Баки и не мог насмотреться, как на что-то возвышенное, практически не имеющее ничего общего с реальным миром. И то же время его колено касалось ноги Брока, как напоминания, что он всё-таки жив, не спит, не грезит наяву.
— Я очень рад и горд за тебя, — сказал Грен. — Это действительно огромное достижение, Баки.
Баки широко улыбнулся ему.
Брок хмыкнул и допил кофе. Принюхался к сидру.
— Праздник так праздник, — сказал он. — Что пить будем?
— Намекаешь на то, что стоит в городе скупиться? — Стив поднялся, забрал свою кружку и Брока, обмыл их и оставил сохнуть на мойке. — Сигарет, кстати, больше нет.
— Зачем в городе? — спросил Грен. — Полон бар всего вкусного, — улыбнулся он. — Баки, хочешь торт?
— Хочу! — обрадовался Баки. — А какой?
— А какой хочешь?
— Вот торт мы точно в городе купим, — сказал Брок. — Барнс, ты есть собираешься? Или только набухаешься с утра?
— Буду, — кивнул Баки и пододвинул к себе тарелку с хлебом и мясную нарезку.
Стив закатил глаза.
— Поешь нормально, отощал совсем, без слёз не взглянешь. Омлет ещё остался, да и Брок никак осилить оладьи не может, — Стив поставил перед Баки тарелку с ещё теплым омлетом и сел напротив. — Ешь, никто без тебя всё равно не поедет.
— Я туатта, мне положено быть тонким, стройным и изящным! — Баки пододвинул к себе тарелку. — Спасибо, Стив.
Брок уставился на Роджерса.
— Ты обещал ему сказать, — одними губами произнес он.
Стив кивнул. Он обещал, а Стив Роджерс в лепёшку разобьётся, но всё расскажет, но не сейчас, не конкретно сейчас. Это на Брока можно было вывалить все свои тайные переживания, а вот с Баки он никогда так не мог, с ним хотелось быть лучше, чем он был на самом деле.
— Брок, закинешь меня на пристань, Раулю картину отдам, — Стив поднялся и проходя мимо Брока, сам того не замечая, коснулся его бедра. — Может, продать удастся.
— Вместе поедем, — пообещал Баки. — Я поведу. Покажешь картину-то?
— Да, она у меня в спальне.
Стив очень любил эту картину, она была первой действительно законченной работой. На ней был изображён Брок, по крайней мере, рисовал Стив именно с него. Сильная обнажённая спина, идеально позолоченная загаром, и поле, усыпанное мелкими оранжевыми ноготками. Стив никогда не видел столько этих непритязательных цветов. Но это поле пришло во сне, и Стив рисовал прямо в спальне, едва выбрался из жарких объятий Брока, даже не одеваясь, как наркоман, подходил к спящему, гладил, водил ладонями, считая позвонки, изучая его спину и вновь возвращался к холсту.
Позавтракав, Баки поднялся к Стиву. Долго смотрел на картину.
— Тут пахнет вами, — сказал он. — Я рад, что ты смог увидеть Брока. Он стоит того, поверь.
Стив подошёл к Баки, замер рядом, не касаясь, но всё равно слишком близко, чтобы понять его как-то иначе. Он не знал, подходящее ли сейчас время, не доставит ли снова своему Баки проблем.
— Стоит, — согласился Стив, взял левую ладонь Баки в свою, переплёл пальцы, поднёс к губам, коснулся едва-едва, надеясь, что тот не отдёрнет руку, не отстранится. — Баки, я… мне очень многое надо сказать. Но почему это настолько тяжело именно с тобой? — он зажмурился, как перед прыжком в воду. — Я люблю тебя, всегда любил, боялся сказать, боялся не успеть сказать и, как обычно, упустил всё, что только смог. Баки, — Стив коснулся его лба своим, точно так, как делал в детстве, рассказывая очередную страшную тайну. — Пожалуйста, Баки, я ведь не опоздал?
Баки мягко поднял его подбородок и нежно, ласково, как-то вкрадчиво поцеловал. Сначала только губами, легко касаясь. Потом быстро лизнул, ненадолго отстранился и поцеловал уже всерьез, проникая языком в рот, смягчая пересохшие губы Стива.
Счастливо рассмеявшись, Стив прижал своего Баки крепче, подхватил его на руки, закружил по спальне. Вот, бывает, когда уже ничего не ждёшь от жизни, забываясь на холодном операционном столе, думая, как было бы хорошо, чтобы это всё закончилось. И жизнь, будто в награду, даёт новый шанс, да такой, получить который и не мечтал уже.
Стив был оглушающе счастлив. Он любил двоих самых потрясающих людей на свете, впервые настолько взаимно, что хотелось кричать. Он сказал Баки, смог найти слова. Он обязательно скажет и Броку, подарит тот дурацкий шнурок с жёлтой яшмой и всё скажет. Обязательно.
========== 15. ==========
Стив, не отрываясь от планшета, следил краем глаза за странными, полуобморочными шатаниями Брока. И если утром тот ещё ходил на двух ногах, утыкаясь носом то ему в шею, то залипая на Баки, то к обеду бегал уже на четырёх, но всё так же не мог найти себе места, только лез уже ко всем подряд, будто слепой волчонок. Туу-Тикки смеялась, отталкивая лобастую морду от своего живота, чесала за ушами, Грен и вовсе несколько раз поднимал на руки эту чёрную тушу и уносил побегать на холм, но Брок возвращался и продолжал блуждать.
Праздник всё приближался, понял про себя Стив. Брока тянуло во все стороны, крыло, но он не понимал этого, потому что не привычен был, и ожидание перед первым разом выматывало не только нервы, но и даже волчьи силы.
— Да ляг ты уже, — Стив похлопал по дивану рядом с собой. — почешу тебя. А то совсем достал хозяев.
Брок растянулся у его ног на полу, а Баки оторвался от книги, которую читал с экрана, одновременно делая какие-то пометки карандашом в блокноте, и заметил:
— Их невозможно достать. Правда, Тикки?
— Нет, ну если очень-очень постараться… — рассмеялась она. — Все в порядке, Брок просто волнуется. К вечеру выкатится луна и он уйдет с Диким Гоном. Эшу, а ты пойдешь?
— Пойду, — кивнул Эшу, валявшийся на шкурах у камина. — Так, пройдусь.
— Ну вот, я же говорил, — улыбнулся Баки. — Они даже когда полное досье Зимнего Солдата прочитали, меня не выгнали.
— Ну, солнышко, после того досье мы бы тебя скорее не отпустили, — заметила Туу-Тикки и принялась считать петли.
Стив весь подобрался. Он многого не знал о том, что происходило с его Баки за те семьдесят лет, пока он изволил почивать во льдах, многого не понимал, но спрашивать Баки и тревожить его теми воспоминаниями хотелось меньше всего.
— А что за досье? — как бы между прочим спросил Стив, стараясь заглушить эмоции на максимум.
— Эндрю прислал, — ответил Грен. — На сервере лежит. «Зимний Солдат: полное досье». Поищи там.
Стив наклонился, почесал Брока за ушами и поднялся.
— Я в саду порисую немного, пока солнце с другой стороны дома, — неловко попрощался он.
Листая папки на сервере, Стив не знал, что ищет и зачем ему всё это, откуда эта странная привычка всё знать, быть уверенным на все сто. Хотя столько раз убеждался, что жизнь намного сложнее, чем прописано в настройках.
Он долго не решался открыть файл, водил пальцем по экрану, будто подготавливая себя заранее. Но, открыв, почти сразу пожалел.
В файле было всё: первые снимки, разбор опытов и реакций организма тогда ещё Баки Барнса на препараты, первые обнуления, схема протеза, полное описание установки, функционала и прочие ужасы.
Стива, ненавидящего Гидру всем своим существом, трясло от осознания, что вот это всё делалось наживую и не с кем-то незнакомым, безликим, а с его Баки, и никто ни разу не остановился, не подумал, что гуманнее было добить, чем вот так вот.
Дальше шли описания работы хэндлера как единственного ограничителя, рубильника для Зимнего Солдата, резьбу у которого могло сорвать от чего угодно. Стив читал досье на каждого, жалея, что они мертвы, и он не может самолично вырвать каждому позвоночник, глядя в глаза. Каждый тренер отличался каким-то своим пунктиком, крючком воздействия на Актива, более эффективным, чем у предшественников, и с каждым разом более жестоким.
Дойдя до Брока, Стив отложил планшет. Сразу вспомнились их ночи, жаркие и невероятно нежные прикосновения, что-то слепяще настоящее в глазах Брока, и так не хотелось влезать во всю эту грязь. Но Стив должен, обязан был понять, что происходило между последним хэндлером и Зимним Солдатом такого, что тот не убил Брока, как только представилась возможность.
Брок Рамлоу был лучшим во всём. Стив скривился. Показатели подчинения Актива самые высокие за всю историю. Самое эффективное средство воздействия — электрошоковые дубинки.
— С-сука! — взвыл Стив, откинул планшет в сторону, вцепился себе в волосы.
И Брок смел что-то говорить о помощи? Баки банально промыли мозги, заставили поверить, привязали к последнему хэндлеру куда сильнее, чем он сам мог понять. Стив раскачивался из стороны в сторону, слепо глядя перед собой.
Стив вскочил с места, ломанулся в дом и у самых дверей остановился, переводя дыхание. Он должен поговорить с Броком, посмотреть в его лицо, вытрясти из него всё это.
В гостиную Стив вошёл совершенно спокойным, лишь глухая ярость, тщательно запрятанная, всё ещё зудела в подкорке, напоминая о себе.
— Баки, где Брок?
— Я его выпустил, — ответил Баки, раскуривая сигарету. — Солнце вот-вот сядет. Что с тобой? На что ты так злишься?
— Потом, — отмахнулся Стив, хватая куртку и выбегая за ограду.
Он не знал, почему не мог дождаться возвращения Брока, переварить прочитанное. Нутро горело, требовало ответов. Он должен был посмотреть в глаза того, кто, всё понимая, если верить Баки, мучал его, дрессировал, как животное, натаскивая Актива на людей, увидеть там то, что прочёл, и понять, что в очередной раз ошибся.
Стив бежал, не разбирая дороги, по какому-то своему наитию.
— Брок! — заорал он, увидев впереди в траве мелькнувшую чёрную спину и выскочил на перекрёсток.
Воздух над перекрестком зыбился, со всех сторон доносились призрачные, словно принесенные ветром издалека вой и лай, виднелись тени, которые никто не отбрасывал. Брок резво трусил к этим теням, поскуливая на ходу. Он никого не замечал, кроме клубящегося, как туча, Дикого Гона впереди. Как сладко будет бегать с ними! Всю ночь, до самого рассвета!
Стив почувствовал, что проваливается. Он видел Брока где-то впереди блёклой, будто выцветшей неяркой тенью, тянулся к нему, звал, но сам не слышал собственного голоса. Бежал, с трудом переставляя ноги, увязая всё глубже в каком-то тягучем удушливом мареве.
— Брок, — из последних сил позвал он, захлебываясь.
Небо схлопнулось над головой, отсекая Стива от всего остального мира.
Брок встревоженно завертелся на месте. Он чуял Роджерса, злого Роджерса. Ветерок донес запах встревоженного Барнса. Брок потянулся к нему, но запах Роджерса был сильнее, в нем все ярче чувствовался адреналин, и Брок устремился туда, куда его вела нить этого запаха. Вперед, не глядя по сторонам, не видя земли под лапами. Только запах и собственная все усиливающаяся тревога.