Полгода назад письмо Джонатана вызвало лишь улыбку. Ну в самом деле, что может случиться с крепким, полным сил мужчиной средних лет? И его просьба об опекунстве казалась невинным розыгрышем, шуткой. К тому времени, как граф Грейсток покинет этот мир, его дочь не только успеет выйти замуж, но и родит не одного внука. Поэтому Томас легко согласился на просьбу давнего друга из прошлого, которого не видел почти четырнадцать лет, но с которым продолжал поддерживать отношения через дружескую переписку.
Какие повороты, бывает, готовит судьба! Томас хмыкнул и отпил виски. Девочка что-то говорила об убийстве… Сунув руку в карман, Уоррингтон достал смятый листок. Расправив его, он быстро пробежал глазами по неровным строчкам, не замечая, как дрожит бумага. Отставив в сторону бокал, чувствуя, как взмокли внезапно ладони, он тяжело вздохнул и провёл рукой по волосам. Этот почерк он мог бы узнать в темноте, просто видя тонкие линии. Он провёл подле его обладателя несколько лет, и не все они были плохими.
Итак, Джонатана убили. Сомнений не было, Кинг вышел на их след. Хотя что тут искать, они и не прятались. Уж Грейсток-то точно. Наивные, они действительно думали, что сбежав из Бразилии, смогли скрыться… Томас поднялся и щедро плеснул виски в стакан, замирая у тёмного окна. Кинг нашёл их. Обоих, или только Джона? Или ему тоже можно ждать пулю в лоб в любой момент? Нет, Кинг так просто его не убьёт… Зная его, Томас мог прекрасно представить как минимум десять пыток, что продлят ему жизнь, заставляя мучиться. Кинг не простит. Он убил Джона так легко, потому что тот всего лишь сбежал с его плантации. Его он не простит. А значит, следует быть готовым. Как некстати приехала эта девчонка!
Седьмая глава
– Мисс Луиза, мэм! Проснитесь, мисс Луиза, мэм! – настойчивый голос Зэмбы звучал словно сквозь вату. Луиза, неохотно приоткрыв глаза, невольно отпрянула от служанки, чьи белоснежные глаза пугающе блестели в темноте. Плотно закрытые ставни пропускали мало света, а сетка, в несколько слоев укрывавшая кровать, походила на густой кокон.
– Что-то случилось? – Луиза удивлённо прислушалась к своему голосу, чувствуя невыносимую сухость во рту.
– Там мистрис Пинс, – в голосе Зэмбы звучал благоговейный страх. – Она уже несколько раз спрашивала, проснулись ли вы. А я ей говорю, что вы ещё спите. А она тогда говорит, что пора вставать. А я ей говорю, что не надо вас пока будить. А она опять…
– Всё-всё, я поняла! – Луиза откинулась на подушки и потёрла глаза. – Я встаю.
Воспоминания о вчерашнем вечере принесли с собой жгучий стыд. Она действительно заснула прямо в кабинете во время разговора? Невыразимый позор! Остаётся лишь надеяться, что мистер Уоррингтон не придаст этому значения.
Напевая себе что-то под нос, Зэмба распахивала ставни, впуская в комнату снопы солнечного света. На Луизу обрушилась какофония звуков и запахов, так разительно отличавшихся от привычного лондонского шума. Во влажном воздухе разливался пряный аромат неизвестных цветов, где-то в кустах под окном пронзительно кричала одинокая птица, и далеко, почти на пределе слышимости, кто-то пел. Луиза замерла посередине комнаты, прислушиваясь, и удивленно уставилась на служанку.
– Рабы поют, – равнодушно пожала плечами Зэмба, наливая воду в таз для умывания.
– Рабы? – не веря своим ушам, Луиза смотрела на негритянку.
– Ну да, – та взяла в руки полотенце, ожидая хозяйку. – На плантациях. Они часто поют.
Это странное, берущее за душу пение, казалось, было повсюду. Пока молодая графиня одевалась и приводила себя в порядок, незатейливая, но невероятно красивая мелодия звучала в воздухе.
– Мисс Луиза, мэм! – Адеола радушно улыбнулась, завидев хозяйку. – Проходите в гостиную, там для вас накрыт завтрак.
– А остальные уже…
– Масса Томас давно уехал, – широкая улыбка не сходила с лица экономки. – Мистер Свенсон в кабинете, работает. А миссис Пинс ждёт вас. Пойдёмте.
Компаньонка и вправду обнаружилась в столовой. С лицом, полным невероятного осуждения, она молча сидела над пустой тарелкой. Плотно сжатые губы казались тонкой ниточкой на сухом лице. Чопорно поздоровавшись, она кивнула застывшему за спиной слуге, и тот принялся накладывать густую подливу из стручковой фасоли с томатом. Рядом исходили паром ароматные колбаски, густо политые сливочным соусом. В кувшине со свежевыжатым соком медленно таял лёд – настоящая роскошь даже для Лондона! Горкой возвышались кукурузные лепёшки, из-за которых выглядывал кувшинчик с топлёным маслом.
– Не знаю, что вы любите на завтрак… – Адеола обозревала стол с гордым видом. – В «Магдалене» любят, чтобы еды было вдоволь.
– И никакой яичницы с беконом, – страдальчески прошептала миссис Пинс, косясь на колбаски.
– Адеола, а кто отвечает за сервировку? – решила взять быка за рога Луиза, разглядывая разномастную посуду.
– Я, мэм, а что? – спросила экономка, пряча широкие руки в не менее широкие карманы платья. Сегодня оно было цвета фуксии. Лицо Адеолы, обрамлённое розовой косынкой, добродушно сияло.
– Если можно, я бы посмотрела на всю посуду, что здесь есть, – осторожно начала Луиза, боясь обидеть женщину чрезмерной поспешностью, с которой она собиралась знакомиться с хозяйством.
– Да благословит вас Господь! – всплеснула руками Адеола. – Я кого только ни пыталась приобщить к этому делу, так не хочет же никто! Масса Томас смеется, говорит, что ему и так сойдёт, но я-то знаю – не правильно мы что-то делаем. А как надо и не знает никто.
Со стороны миссис Пинс послышался страдальческий вздох – компаньонка принялась-таки за колбаску.
– А где мистер Уоррингтон? – полюбопытствовала Луиза после завтрака, пока слуги заносили горы посуды в опустевшую столовую.
– С утра прискакал негр с плантации «Розовый лес», сказал, там рабы бунтуют, просил помочь.
– Рабы бунтуют? – в страхе воскликнула миссис Пинс. – И часто такое случается?
– Да постоянно, – махнула рукой Адеола, любовно проводя другой по большому марокканскому блюду, неизвестно как оказавшемуся здесь. – Побунтуют и перестанут, как получат от хозяев по шее.
– Прости, – вырвалось у Луизы. – Но разве ты не такая же, как они? В смысле…
– Такая же, как они? – Адеола задохнулась от возмущения, прижав руки к груди. – Я – из домашних, я никогда не работала на плантации! Я умею читать и писать, мэм! Как вы могли подумать хоть на минуту, что я похожа на них, на грязных рабов с тростниковых полей!
Экономка обиженно отвернулась и принялась перебирать фарфоровые блюда с золотыми виноградными листьями по ободку.
– Прости, – покаянно проговорила Луиза. – Прости, Адеола. Мне и в голову не пришло обидеть тебя. Я ведь выросла там, где рабов вовсе нет… Я… Мне казалось, они ничем не отличаются…
– Не отличаются…. – уже мягче проворчала негритянка, смахивая слезы. – Мы даже близко не стоим рядом с теми, кто рубит тростник и копает свеклу. Мы – семья массы Томаса. Он столько раз говорил мне: «Адеола, давай-ка я тебя освобожу!». А я всё отказываюсь. А куда я пойду? Да и как он без меня? Зэмба, моя внучка, вон тоже в доме выросла. Я так счастлива, что она при вас горничной стала, мисс Луиза, мэм, просто слов нету!
– Значит, мистер Уоррингтон хотел тебя освободить? – задумчиво протянула Луиза, открывая для себя ещё одну грань своего опекуна. Честный, смелый, а теперь вот еще и великодушный – пусть он и не имел титула, но являлся самым что ни на есть настоящим джентльменом!
– Да, предлагал, и не раз, – с готовностью подтвердила экономка. – Я, говорит, другую такую и в жизнь не найду, Адеола, но хочешь, дам тебе денег и открывай своё кафе в Новом Орлеане, уж больно ты готовишь хорошо.
– Он очень благородный, – заметила Луиза, покосившись на миссис Пинс. Завтрак, кажется, не добавил очков в колоду мистера Уоррингтона, потому что компаньонка лишь недовольно качнула головой.
– Когда прикажете приготовить вам постель? – спросила Адеола спустя некоторое время.
– Постель? – Луиза переглянулась с миссис Пинс, но та лишь недоуменно пожала плечами. – Но ведь я только недавно проснулась.
– Днём у нас слишком жарко, – экономка, заметив удивление, решила объяснить. – И делать ничего невозможно. Поэтому в обед мы предпочитаем проводить время в тени и прохладе, а господа укладываются отдохнуть.
– Как интересно, – хихикнула Луиза. – Спать днём. В Лондоне мы, бывает, просыпаемся лишь к обеду. А ночи проводим на балах.
– Ночью надо спать, мисс Луиза, – неодобрительно покачала головой Адеола. – Ночью просыпаются духи и бродят бесплотными тенями по болотам, заманивая в свои сети заблудившихся людей… Ночью надо спать, – повторила она и снова принялась перетирать тарелки.
Луиза молчала, боясь показать, что слова о духах рассмешили её. Обижать суеверную экономку не хотелось. Но, помилуй Бог, какие духи?!
К обеду жара действительно стала невыносимой. Вчера, погружённая в дремоту, Луиза не обращала на неё внимания. Да и сам путь отнял слишком много сил. Сегодня же девушка изнемогала от невыносимой духоты и влажности, завистливо поглядывая на служанок, подоткнувших подолы и расхаживающих по двору с голыми щиколотками. Тонкое муслиновое платье облепило тело, а нижние юбки прилипли к ногам, мешая ходить. Миссис Пинс переносила испытания стоически, ничем не показывая своего неудобства. Она даже не расстегнула верхнюю пуговку на платье бордового цвета, в которое была затянута, как в футляр. Не желая так легко сдаваться, Луиза продолжила разбирать посуду, с благодарностью приняв прохладный клубничный лимонад от Зэмбы. Но когда часы показали три, миссис Пинс побледнела и медленно осела под стол. Её тут же отнесли в комнату и, расстегнув пуговки и ослабив шнуровку, обтёрли водой с уксусом. Смирившись с тем, что отдыхать днём не прихоть, а действительно необходимость, Луиза с блаженством скинула с себя платье и, оставшись в нижней рубашке, корсете и нижней юбке, упала на кровать.
– На вас так много всего надето, – протянула Зэмба, развешивая выбранное к ужину платье. – Бабушка говорит, что настоящая леди носит очень много одежды под платьем. Вы – настоящая леди, мисс Луиза, мэм!
Улыбнувшись этому наивному заявлению, Луиза подняла глаза к потолку, глядя на нежно-голубых птичек, порхавших по балдахину кровати. Комната пришлась ей по душе. Всё здесь было привычно и в то же время необычно. Стены, покрашенные голубой краской, поначалу казались голыми без тканевых драпировок. Зато с них было легко смывать следы многочисленных мошек. Полы, вощённые до блеска, укрывали плетёные ковры, которых Луиза никогда не видела в Англии. Лёгкие кресла, связанные из податливых прутьев ротанга, казались такими хрупкими, что на них было страшно садиться. А комоды, расставленные вдоль стен, напротив, удивляли массивностью и основательностью. Здесь, на втором этаже, совсем не было занавесок, их заменяли ставни ночью и густые заросли бугенвиллеи днём. Душистые гроздья голубых цветов заглядывали в окна, спускаясь по стене дома. Тонкая сетка, прячущая Луизу от москитов и мух, приглушала яркий свет, делая его рассеянным и мягким. Девушка сама не заметила, как её сморил сон.
– Какие у вас прекрасные волосы! – Зэмба медленно проводила по роскошным медовым волнам, пропуская их сквозь пальцы. – Я никогда таких не видела. Вы такая красивая! Как картина в спальне массы Томаса.
– Ты была в его спальне? – Луиза повернулась к служанке.
– Раньше я мыла полы во всём доме, – белозубо улыбнулась Зэмба. – А теперь горничная! Вот мне Таонга завидует! Ну да так ей и надо! Пусть теперь сама полы драит!
– Таонга? – Луиза с трудом выговорила новое имя. Кажется, выучить всех слуг из усадьбы будет не так просто, как ей казалось вначале.
– Да, мы с ней вдвоём прислуживали массе Томасу. Только она злая. Грубая. Что только хозяин в ней нашёл…
– Что ты имеешь в виду? – удивлённо вскинула брови графиня.
– Таонга говорит, что скоро масса Томас освободит её. Глупая. Она глупая, как цапля на болоте, которую вот-вот поймает аллигатор.
– Почему же она глупая?
– Глупая, – повторила Зэмба, закручивая последний локон и закрепляя его шпильками. – Готово.
Луиза посмотрела на себя в зеркало, которое принесли сегодня. Огромное, во весь рост, в раме светлого дерева, покрытой затейливой резьбой. На неё смотрела изящная леди в вечернем платье цвета индиго с небольшими рукавами-фонариками. Талию перехватывала широкая бархатная лента оттенка чайной розы. К платью прилагались кремовые кружевные перчатки. На шею Луиза надела бархотку с камеей, на которой был высечен профиль Софии Грейсток. Оставшись довольна собой, графиня кивнула своему отражению и вышла из комнаты.
Сегодня вечером дом казался ещё приветливей, или это Луиза начала привыкать к новому жилищу? Стол, накрытый белоснежной скатертью, сиял фарфором и хрусталём. В высоких канделябрах горели свечи, тихонько потрескивая. В настольной вазе, найденной среди посуды, распустились чайные розы. Миссис Пинс в неизменном платье тёмно-синего цвета мрачной вороной застыла среди этого торжественного великолепия. Мистер Свенсон, одетый в белоснежную рубашку и неуместный сейчас бархатный бордовый смокинг, явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Добрый вечер! – Луиза улыбнулась поднявшемуся с её приходом управляющему и села на место. Стул во главе стола пока пустовал. Заметив её взгляд, мистер Свенсон поспешил ответить:
– Мистер Уоррингтон ещё не вернулся. Но мы можем начинать без него, уверен, он не будет возражать.
– Ещё бы, – хмыкнула миссис Пинс. – Конечно, мы не можем начинать без главы дома! Что за нравы!
– Я согласна с миссис Пинс, – к невероятному огорчению Свенсона ответила Луиза. – Мы не можем начинать без мистера Уоррингтона. Мы подождём.
Мистер Свенсон тяжело вздохнул, бросив тоскливый взгляд на блюдо с тушёной свининой, и сделал робкую попытку образумить дам:
– Мистер Уоррингтон может задержаться надолго.
– Думаю, мы сможем подождать столько, сколько потребуется, – упрямо заявила Луиза, встречаясь глазами с одобрительно кивнувшей компаньонкой.
Прошёл час. Вялые разговоры о погоде давно сошли на нет, и над столом всё чаще разносились неприличные звуки урчащего живота. Мясо покрылось тонкой плёнкой жира, лёд в графинах с соком давно растаял. В последующий час Луиза и мистер Свенсон бросали голодные взгляды на еду, одна миссис Пинс, казалось, есть вообще не собиралась и пришла сюда единственно для того, чтобы придирчиво осматривать заново начищенную посуду.
Ржание лошадей за окном заставило всех встрепенуться и радостно переглянуться. Быстрые шаги зазвучали в коридоре, и в столовую вошёл мистер Уоррингтон. Замерев на пороге, он удивлённо посмотрел на три пары глаз, уставившихся на него с выражением плохо скрываемой радости.
– Я думал, что пропустил ужин, – заметил он, проходя вперед. Заляпанные грязью сапоги для верховой езды оставляли следы на натёртом полу. Терпкий запах пота, своего и лошадиного, заставил миссис Пинс поморщиться. Но указывать хозяину дома на то, что ему следует переодеться, она не стала. За спинкой кресла уже застыл слуга с тазом для умывания. Другой, с полотенцем и кувшином в руке, принялся лить воду в подставленные ладони.
– Надеюсь, вы не слишком проголодались, ожидая меня? – спросил Уоррингтон, жадно набрасываясь на еду. Кушать медленно и изящно у Луизы сегодня получалось с трудом. Она почти не чувствовала вкуса пищи, глотая её, практически не жуя. Расправившись с ужином за каких-то пять минут, мистер Уоррингтон промокнул губы салфеткой и встал, кивая дамам. Бросив Свенсону, что ждёт его в кабинете, он скрылся за дверями. Управляющий поспешил следом, дожёвывая что-то на ходу. Расправившись с бараньим рёбрышком, Луиза отодвинула от себя тарелку, чувствуя насыщение. И глубокое разочарование: ведь так хотелось узнать опекуна ближе! Понимая, что днём тот занят делами, ей представлялось, как они будут встречаться по вечерам, за ужином, обсуждая, как прошёл день. Неужели у него даже вечером совсем нет времени для своей воспитанницы?!