— Вряд ли, — неохотно отозвался Ламберт. — Но проверять не хочу. Нам тут только утопцев и водяниц не хватает для полного счастья. Спокойно и деловито, конечно, не пойдёт и не прыгнет, но вот разругавшись с родными, со злости, в слезах и соплях, как вы сказали — огры её знают.
Под его рукой становилось откровенно жарко, и Елена максимально деликатно попыталась выползти из-под неё. Девятеро знают, как это понял Ламберт, но руку он убрал и отстранился.
— Спокойной ночи, — сказал он. — А про отъезд подумайте. Понятно, что почтовая карета не такая удобная, как ваша, зато на почтовых лошадях доедете куда быстрее, чем на своих.
— Вы очень добры, сир, — со смешком ответила Елена. — Боюсь даже предположить, почему. Не приглянулись вам самому дриады?
Он тоже рассмеялся.
— Нет, — сказал он. — Вот уж точно нет. Даже у тролля больше шансов.
***
Георг не был любителем подобных вещей, но всё же головы с острыми ушами почти две недели торчали на пиках вдоль тракта на Озёрный в назидание другим любителям не сеять-не пахать, а прийти на готовенькое. Собственно, разговоры о пойманной и вырезанной банде эльфийских изгнанников ещё лет пять потом гуляли по всему северо-востоку королевства. Уже и соседи барона Волчьей Пущи, почёсывая в затылке и пересчитывая денежки, отложенные на чёрный день, прикидывали, не нанять ли и им Аспида с его разношёрстным войском, пока тот не подался куда-нибудь на юг. Просил он, конечно, дорого, но как всякий вольный, поскромнее, чем в гильдии.
А ещё в Волчью Пущу приехал целитель, медно-рыжий тип с наглыми и жёлтыми, настоящими кошачьими глазищами и сам худой и гибкий, как бродячий кот. Ламберт подумал, что кое-чем он напоминает дорогую супругу: тоже за пять-шесть шагов кажется, что он одного с тобой роста, а подойдёшь ближе — и приходится чуть ли не нагибаться, чтобы посмотреть в лицо. Маг, в общем, с обычным, как Ламберт понимал теперь, пообщавшись с Фридой и с Аспидом, мажеским самомнением.
— Следовало бы сначала написать, — заметил Георг, когда рыжий кошак предъявил ему пергамент с печатью гильдии целителей и заявил, что прочёл заявку и условия ему подходят.
Тот пожал плечами, опять напомнив супругу.
— Если вас что-то во мне не устраивает, барон, так у меня ещё даже сумка не разобрана. Отдохну немного, поболтаю с вашими травниками и поеду дальше. Сколько я знаю, у ваших соседей в замке живёт дедуля, который лечит детей от кашля, а баронессу — от мигреней, а вот с ранеными работать некому. Я же согласен и раненых лечить, не только нервных дамочек. — Выговор у него был непривычный, не похожий даже на говорок семиреченских купцов, которых Ламберт то и дело встречал в Озёрном. Откуда он, интересно?
Ламберт взял со стола пергамент, в котором торжественно извещалось о присвоении Феликсу Каттену звания магистра второй ступени. Ну, точно кот, не ошибся. А вот на счастливчика не очень похож: подтянутый, опрятный, но есть люди, по которым видно, что они знавали лучшие времена, а у Феликса Каттена никаких лучших времён, похоже, никогда и не бывало. «Чистенько, но бедненько», как говорится. «Так что самое место ему в Волчьей Пуще», — подумалось вдруг Ламберту.
— Домов на продажу в городе нет, — сказал меж тем Георг, задумчиво разглядывая лекаря. — Могу выделить комнату в одной из башен замка на первое время. Если до весны не передумаете здесь оставаться, помогу построиться. Орков не боитесь?
— Если вдруг нарвусь, паду на колени и закрою голову руками, — ухмыльнулся кошак. — Ни один орк об безоружного руки пачкать не станет. А когда меня поднимут за шкирку, щелчком пальцев затяну кому-нибудь самую впечатляющую рану. Сколько я знаю, орки шаманов ценят, и даже в плену у них любой маг может неплохо устроиться. — Он тряхнул головой, так что короткий, но густой, в крупных кольцах медный хвост скакнул с плеча на плечо. — Нет, барон, — сказал он уже без всяких ухмылочек, — не боюсь. Латал я и орков, и фейри — та же кровь, те же потроха, одними и теми же травами и заклинаниями лечатся.
— А магистр второй ступени — это как? — спросил Ламберт, возвращая ему пергамент.
— На полпути к мастеру, — Каттен опять пожал плечами. — Три ступени магистериума, потом мастер, потом грандмастер… но если у тебя нет отца, дяди или дедушки в верхушке гильдии, выше второй ступени тебе в жизни не прыгнуть, будь ты хоть сам Гален Лисский.
— Особенно когда гонору побольше, чем у графа? — усмехнулся Георг.
— Ну… подлизывая задницы нужным людям, можно получить третью ступень, — признал Каттен. — Но мастером не стать всё равно. По мне, лучше уж раненых штопать.
— А что с прежним местом? Тоже надо было… подлизывать?
— Нет, — по лицу целителя пробежала тень, как от облака. — В Зеленодолье ныне запрещается лечить больных и раненых богомерзкой магией. И даже травники не приветствуются. Лечиться следует в храмах, а если молитва у алтаря не помогает, так значит, недостоин ты излечения. Пришлось переправляться через Данувий и искать место на западном берегу, пока в этот самый Данувий с камнем на ногах не сбросили. В лучшем случае. А то кое-кто из жрецов считает, что от магии и вода не очистит, только огонь.
Ламберт покрутил головой. Он, в общем, магию тоже не очень одобрял, но зеленодольские же в полушаге от Империи сидят, а в имперском войске, как он слышал, магов чуть ли не поровну с арбалетчиками. Чем жрецы Девяти собираются защищаться от имперцев, если те к ним нагрянут? Молитвами? Не сильно молитвы тем же железногорским помогли…
Без Елены и её наёмниц в спальне было… пусто. Истопник принёс и сложил дрова в камин, Ламберт отослал его и сам разжёг огонь. Потом от лучинки зажёг лампу на непривычно прибранном столе — стало светлее и теплее, но пусто всё равно. Быстро же он привык к тому, что в комнате всегда кто-то есть. Дианору, что ли, позвать, чтобы шила не при паре огарков, а под лампой? Или Герту привести, усадить за стол и заставить читать вслух? Посмотреть, чему Елена успела её научить…
Потрескивали поленья, блики плясали по гладкому сукну полога над слишком просторной для одного кроватью. Надо было, пожалуй, прогуляться до мельницы, а то потом опять до самого отъезда в Озёрный придётся торчать в форте у Нижних Бродов, где одни мальчишки-рекруты да ворчливая бабка Рута. Ну да, оттуда всегда можно было наведаться в любое село неподалёку, потому что на мальчишек в качестве замены девкам Ламберт мог бы согласиться только совсем уж с голодухи. Но зима же, на сеновалах и в амбарах холодно, а раскладывать хозяйскую дочку в присутствии родителей, братьев-сестёр и сопливых племянников? Слова против никто, понятно, сказать не посмеет, но всё равно… Навестить Катерину, натискаться-наваляться с запасом, а заодно и напомнить, что молодость проходит, и что она думает делать ещё через пару лет? Какого принца ждёт? Пока он не был женат, ещё могла придумывать себе сказки о том, что случится чудо и станет она, первая красавица Волчьей Пущи, пусть не баронессой, так хоть женой брата барона. Но теперь-то у него есть законная супруга — чего ещё ждать дочке мельника? Вон, у кузнеца старший сын недавно овдовел, потеряв жену в родильной горячке, и остался с грудным младенцем на руках. Хороший мужик, основательный, надёжный, не пьянь какая-нибудь. Приказать, чтобы шла замуж и не выё… живалась…
Но вставать и куда-то идти было лень. В самом деле, что ли, послать за девчонками? Пусть рядом посидят со своим вышиванием и расскажут какие-нибудь милые глупости. Дианора же в этом году в первый раз едет на графский бал — вот уж, наверное, рада будет почирикать об этом. И Герте внушение сделать…
И кстати, когда они вернутся из Озёрного, в самом деле надо бы велеть Аделаиде придерживать язычок, разговаривая с Еленой. С матерью спорить бесполезно, а вот сире баронессе ещё не шестьдесят и кое-какие вещи она должна понимать. Что приданое для Дианоры, например, целиком и полностью отложено из приданого Елены Ферр.
========== Часть 10 ==========
Дети облепили её с обеих сторон, даже Тео, который всё пытался выглядеть взрослым и важным, Елена обняла их и прикусила губу, чтобы не разреветься прямо в холле, на глазах у служанок. Впрочем, у девушек тоже подозрительно блестели глаза и краснели носы, когда они смотрели на встречу детей и матери. Видно было, что им не терпится наброситься с расспросами, но понятно же, что пока хозяйка не наговорится с детьми, к ней соваться нет смысла.
— Ох, — сказала Елена, когда спазм в горле немного отпустил, — Агата, милая, сделай мне ванну погорячее. И чтобы пена до потолка! Так надоело поливать себя из ковшичка, стоя в лохани. Как только села в карету, начала мечтать о ванне.
Дети, ванна и «Чёрный кот». По отцу и усатой банде она, разумеется, тоже скучала, однако список её самых страстных мечтаний практически со свадьбы возглавляли эти три пункта. Но бордель уж точно подождёт два-три дня, пока дети привыкают, что матушка жива-здорова и снова с ними до самых праздников, а помыться ей хотелось вот прямо сейчас.
— Ой, ваша милость, чего-то похудели вы совсем, — неодобрительно сказала Агата, засучивая рукава: Елену разморило в горячей воде, и на вопрос служанки: «Вам спинку потереть, ваша милость?» — она ответила: «Даже можно не только спинку».
— Разве что в дороге растрясло. — Елена встала на колени и поставила локти на бортик ванны, склонив мокрую голову. — А так, худеть мне не с чего. Еда в замке… м-м… не очень, мы с наёмницами спасались пирогами из пекарской лавки, а от пирогов, знаешь, не худеют.
— Тяжко вам там? — сочувственно спросила Агата. — Доро’га — доро’гой, а у вас вот тут морщинка такая — такие только от горьких мыслей заводятся, не от трактирных постелей с клопами. — Елена стояла к ней спиной, но Агата наверняка указала на переносицу, где действительно залегли складки, не желающие разглаживаться.
— Да в общем… одна весьма пожилая дама, уже понемногу забывающая, на каком она свете, и одна дама помоложе, обиженная тем, что у меня есть деньги на нормальные свечи, а у неё нет. Ничего смертельного.
— Вот ведь, — хмыкнула служанка, — не зря вашего батюшку Железным Августом кличут, а вы, стало быть, Железная Елена будете. Никогда ж ни на что не пожалуетесь.
— Так Ферр — это и значит «железо».
— Вот-вот, и я про то.
Руки у Агаты были крепкие и умелые, Елена расслабилась в них, отпуская напряжение, в котором прожила два прошлых месяца. «Сегодня весь день проведу с детьми, думала она, — а завтра позову Лету. А лучше возьму детей, и сходим с ними в гости. С Рутгером кое о чём посоветоваться не мешает… нет, это потом, сначала посидим с Летой, перемоем косточки моей новой родне, чтобы их там в Волчьей Пуще икота замучила».
— Голову наклоните-ка, ваша милость. — Нет, определённо, горничная, больше десяти лет работающая в одном доме, начинает хозяев воспринимать как свою собственность, а не наоборот. — Какие-то волосы у вас стали тусклые, — с неудовольствием заметила Агата. — И даже поредели как будто. Вы их в следующий раз, прежде чем мыть, сметанкой натрите до самых корней и подержите так. Или ещё хорошо желток яичный взять с мёдом. А то куда это годится? Вы там будто в подземельях просидели на хлебе и воде!
— На пирогах с чаем, — усмехнулась Елена. — Но знаешь, ты права, впечатление как от подвала — холодно, темно, влажно всегда, даже если погода солнечная. Там один мужичок ковыряется с сыновьями потихоньку, уголь добывает для кузницы — серый, тусклый, крошится весь. Гномы бы даже для кухни, наверное, такой не взяли, но для обычной человеческой кузницы сойдёт. Я тоже стала его покупать, чтобы на меня не шипели, будто слишком много дров трачу, так что свою комнату прогреваю понемногу. Лет за двадцать, глядишь, прогрею. — Она рассмеялась, но служанка только фыркнула рассерженной кошкой. Желания своего хозяина купить для внучки титул ценой здоровья дочери она не одобряла. Наверняка отец наслушается в ближайшие дни ворчания про морщинки и про поредевшие волосы.
Потом Елена сидела с Господином Мурром на коленях и слушала, как Тео с Мелиссой, перебивая друг друга, рассказывают, как они тут жили и чему научились. Тео, оказывается, осваивал валяльный станок, а Мелисса теперь стояла на лёгкой до смешного работе, где надо было только вытянуть ниточку из кудели, закрепить её на катушке, и хитрое гномское устройство начинало прясть само, очень ровно и тоненько. Девочки из приюта, оставшиеся работать после того, как трепать шерсть набрали новеньких, чуть не дрались меж собой, чтобы встать за такую прялку, где всей работы — следить, чтобы нить не обрывалась, да подкладывать вовремя новую кудель. Приютские вообще охотно шли работать к Феррам в мастерские: Елена зорко следила за тем, чтобы в обед детей кормили сытно и свежей едой, не тухлятиной, а отработав смену, они получали ещё и кружку молока с пирогом. Пироги, кстати, все съедали сразу, под молоко, хотя брать их с собой никто не запрещал. Видимо, старшие дети отбирали. А может, и не дети — послушницы, присматривающие за детьми в приюте, тоже люди и тоже есть хотят.
— А ещё мне дедушка нанял учителя, чтобы я с мечом обращаться умел, — похвастался Тео, подпрыгивая на диванных подушках. — Каждое утро по часу, вот. Даже перед работой, — прибавил он со вздохом.
— А как же ты думал? Или заниматься регулярно, или не стоило и начинать.
— А мне не разрешили, — надулась Мелисса. — Сказали, что мне незачем. А я, может, хочу как сира Симона!
— Ох, ребёнок, — Елена взъерошила светло-русые, как у самой в детстве, волосы. — Думаешь, сира Симона так уж рвалась в мечницы? Младшим детям в дворянских семьях выбирать особо не приходится. И уж если девушка не просто бесприданница, а ещё и некрасивая, выбор у неё остаётся, в послушницы идти или учиться владеть оружием. Или сидеть всю жизнь при старшем брате непонятно кем — ключи от всех кладовых у его жены, а ты старая дева, неудачница, приживалка… Вот и уходят, у кого характер есть, кто в жрицы, кто в наёмницы. Старшему служить, как младшие братья, девушки редко хотят: будь ты хоть маршалом у него, а всё равно — незамужняя сестра, старая дева и так далее. А наёмницу или Дочь Аррунга назови-ка старой девой — будешь потом по дороге выбитые зубы собирать.
Мелисса привалилась к ней головой и печально спросила:
— А после праздников вы опять уедете?
— Уеду, милая, — вздохнула Елена, обняла её и почесала за ухом тут же взревновавшего, даже когти выпустившего Господина Мурра. — Привыкай. Потом выйдешь замуж и тоже уедешь.
— А если не захочу?
— Замуж выходить или уезжать? — Елена невесело улыбнулась. — Посмотри на дядю Рутгера с его супругом: оба родились в Горючем Камне, потом Рутгер долго жил в Излучине Светлой, теперь оба живут здесь. Думаешь, так уж им хотелось ехать туда, где ни родни, ни друзей, и надо всё начинать с нуля?
***
— И здесь в любом месте можно перейти реку вброд?
Целитель (на удивление неплохо державшийся в седле) окинул долгим взглядом разлившуюся по долине Гремучую, за которой в мельтешении мелких снежинок вставал угрюмый Серый кряж.
— До самого Оскала почти, — кивнул Ламберт. — Это водопад на границе Волчьей Пущи и Рыжей Гривы. Отец говорил, будто прадед пытался вдоль речного русла поставить ограду, но на каменную не хватило денег, как водится, а обычный частокол быстро сожгли. Здешние гномы не считают зазорным торговать с орками, — пояснил он. — А может быть, орки сами нашли где-нибудь выход горного масла, только оно у них всегда с собой, когда они идут на штурм.
— Про плотину, чтобы поднять уровень воды, даже спрашивать не буду, — сказал Каттен, продолжая озираться, но не боязливо, а словно что-то прикидывая. — Понятно, что это ещё дороже, чем стена. Да и соседям может не понравиться, если ниже по течению уровень воды на какое-то время сильно упадёт.
Ламберт до этого о плотинах не думал вообще, но представил себе сначала завал чуть выше Оскала… а потом возмущение барона Рыжей Гривы, оказавшегося даже без такой хлипкой преграды между ним и орками, как заметно успокоившаяся после Оскала река. А орки сядут на своём берегу, сложив руки на коленях, и будут с интересом следить, как идёт строительство, да-да.