– Возможно, – Желдак откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку.
– Тогда надо принять контрмеры, – спустя минуту проворчал он.
– Какие? – спросил Слобожан, предпочитая получать ценные указания от непосредственного руководства, нежели самому проявлять вредную инициативу и вызывать в свой адрес ненужные подозрения в желании казаться умнее начальника.
– Какие-какие? – недовольно бормотнул подполковник. – Что, сам не знаешь? Пошлем его на повышение квалификации, пусть учится. Главное, чтобы в отделе пореже появлялся…
В самом начале карьеры на полицейском поприще судьба решила сразу бросить Караваева в пекло юриспруденции, предоставив прекрасную возможность оценить все прелести предстоящей профессии.
Первые шаги на непростом поприще заключались в приеме заявителей.
Контингент был соответствующий. В основном пенсионеры из окрестных домов. Кого-то обманули ушлые продавцы-кавказцы, кто-то не мог поделить имущество с бывшими мужьями, а иногда и с собственными детьми, кому-то не вернули долг, продали бракованную вещь… Таких дел были десятки и сотни. Люди приходили раздраженные, уставшие от бесконечной беготни по различным инстанциям в поисках правды. Каждого необходимо было выслушать, утешить, помочь. Телефоны трезвонили, и людской поток шел непрерывно, в результате Караваев был завален работой.
При этом характерных, запоминающихся образов клиентов было столько, что он легко мог подкинуть начинающим актерам прекрасные этюды. Многие граждане стали завсегдатаями в райотделе, приходили по несколько раз, да еще и приводили знакомых и родственников.
Но была среди заявителей одна дама, чье имя он вряд ли сейчас вспомнит, но вот образ ее будет долго являться ему в кошмарных снах и передаваться из уст в уста многих собратьев по профессии.
Это была дама преклонного возраста, которая появлялась в райотделе почти ежедневно и ходила к ним, как на работу.
Основной достопримечательностью данной дамочки была ее шапочка "а-ля берет" неровной формы, но восхитительно алого цвета, видного издалека. Посему полицейские, злоупотребляющие курением на крылечке, могли заранее "обрадовать" Витька ехидным предупреждением о ее приближении. Именно из-за данного аксессуара само собой родилось соответствующее прозвище.
Даже если к зашивающемуся Караваеву стояла очередь, Красная Шапочка терпеливо ждала, когда он освободится, чтобы "осчастливить " разруливанием своей очередной проблемы.
Она жаловалась на водителей троллейбусов, нерадивых соседей и родственников, продавцов магазинов, врачей поликлиники, работников химчистки, коммунальных служб и сотрудников прочих органов и организаций, которые ей доводилось посещать. Целыми днями ее оскорбляли, обсчитывали, обвешивали и обманывали всяческим иным образом. Казалось, она родилась под несчастливой звездой и этот жестокий мир просто-таки "отрывается " на ней. Иногда Витька даже посещали мысли, что и ходила она по этим организациям лишь для того, чтобы завязать впоследствии долгие тяжбы с их работниками.
Она мучила его несметным числом жалоб, претензий и заявлений подчас такого глупого характера, что он еле сдерживался, предаваясь их прочтению.
Когда Красная Шапочка появлялась в дверях кабинета, его начинала бить нервная дрожь, меж тем другие сотрудники давились смешками, предчувствуя очередной "цирковой" номер. Вечерами все пытались предугадать, с чем она придет завтра, пытаясь даже спорить и делать ставки, но фантазии никогда не хватало на предвидение ее вопросов.
Уже через месяц Витек реагировал на Красную Шапочку, как на красную тряпку или сигнал светофора того же цвета: давление подскакивало, а сердце начинало учащенно биться. Засыпая, он явственно видел ее образ, и сны были соответствующие, а по утру состояние было таким разбитым, будто он всю ночь разгружал вагоны.
Два месяца пролетели незаметно, и вот наконец на утреннем совещании Караваеву был зачитан приказ о присвоении ему звания капитана налоговой полиции и направлении новоиспеченного капитана на курсы повышения квалификации.
Вечером того же дня Витек, Шура, Валерик и приглашенный на правах старшего товарища майор Слобожан, закрывшись в кабинете, на скорую руку сервировали стол.
Руководил процессом Слобожан.
– Дверь закрывайте! – прикрикнул он на оперов. – не дай бог, дедушка Ау придет.
– Кто это? – живо заинтересовался Караваев.
– Да Свиньин. Еще узнаешь, – улыбнулся Слобожан.
Он вскрыл пузырек с водкой и разлил по высоким бокалам для вина. Потом откупорил пиво и распенил его по стаканам для воды. Опера строго следили за манипуляциями майора, словно он сдавал экзамен. соблюдая армейский канон, Витек встал, выпил и представился коллегам в новом звании капитана налоговой полиции.
– В армии служил? Это хорошо, – прогудел Слобожан.
– Да… пожалуй, нигде не пьют так, как это делают в армии, – добавил он после доброго глотка пива. – Почему-то считается хорошим тоном вмазать после рабочего дня, да не по одной, да в коллективе. А если принять во внимание тот факт, что рабочий день в части может продлиться далеко за полночь, то процесс поддержания славной традиции зачастую заканчивается только под утро, когда идти домой уже нет никакого смысла, потому что скоро развод, да и в квартиру жена все равно не пустит. Особых слов заслуживают плановые попойки. В нашем полку их было вот сколько: день защитника отечества, день дивизии, день полка, день пограничных войск.
Опера вежливо слушали, и Слобожан, которого эта тема задела за живое, принялся ее развивать.
– Сначала все идет в соответствии с представлением об офицерах девятнадцатого века. Все в парадной форме одежды, при медалях и значках, жены там, подруги всякие… Поздравления, полные собственного достоинства: "Товарищи офицеры!" Это пришел командир полка. Далее идет спич, в котором тем, кто еще не догнал, объясняется, зачем все собрались. После этого переходим к массово-затейной части. На этот период полковой оркестр превращается в полковой ВИА. Неплохие, в общем, парни, один может даже на горне сыграть зарю. И для затравки играется песенка какого-то Газманова "Господа офицеры".
Лично я так и не понял, почему бездарная, в сущности, песня так полюбилась военным. Видимо, потому, что никто не слушал внимательно слов, а если слушал, то каким-то образом уловил в них некий глубинный смысл. Вот приведу припев:
Офицеры! Офицеры!
Ваше сердце под прицелом
За свободу, за Россию, до конца.
Офицеры! Россияне!
Пусть свобода воссияет,
Заставляя в унисон стучать сердца.
По порядку: мы что, до сих пор от кого-то освобождаемся? Что значит фраза "Под прицелом до конца"? И наконец, стучать можно в такт, но не в унисон. Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик. И вот под эту хрень все встают и изо всех сил делают соответствующие моменту лица.
Слобожан сделал второй нешуточный глоток и продолжил:
– Тем временем народ нешуточно напивается. И под конец на ступает тот момент, о котором хорошо сказал наш Желдак: "Пьянку нельзя сорвать, ее можно только возглавить".
В стельку пьяные военные. Куча таких же жен, в которых проснулись давно забытые навыки древнейшей профессии. Тут надо пояснить, почему в контингенте офицерских жен так велик процент шлюх. Дело в том, что они, будучи еще молоденькими шлюшками, толкались вокруг военных училищ, где их активно снимали курсанты.
Да и потом, кого курсанту можно…быстро….пригласить на какойнибудь там вечер в училище? Он же никого из женщин не знает, сплошная казарма! А потом эти дамы брюхатеют, и вот вам, пожалуйста, получи, дружок, к погонам и жену с дитем. И почесали в часть. А что она умеет делать такого нужного для части и одновременно интересного для нее? Да ничего. Она там нафиг никому не нужна. Ее не призывали. И ей скучно. А от скуки можно дойти до многого. И все, поголовно все, начинают тужить-горевать и жалеть себя, несчастных, изо всех сил… Больше-то жалеть их, эх, некому.
– Пиво лучше было бы вообще вылить в графин, – заметил Шурик. – Да только оно выдохнется быстро.
Слобожан прервал затянувшийся рассказ о тяжестях армейской жизни и встрепенулся.
– Хватит мудрить! – поднял он стакан. – Опрокинем за родину!
– Родина нас не забудет, но хрен вспомнит! – добавил Караваев известный каждому военному тост.
Ударили в стол пустые бокалы. Пиво хлынуло в горло, освежая вкусовые рецепторы. Слобожан подцепил вилкой кусочек щуки в томатном соусе и зажевал алкогольный букет. Опера расхватали по тарелкам закуску.
У Валерика и Шуры завязался теологический спор на тему: какую надо подавать команду, если в помещении не только офицеры, но и прапорщики? "Встать-смирно" или "Товарищи офицеры"?
"Товарищи офицеры" победили.
Караваев прибирался в столе, готовясь завтра убыть на курсы.
Мыслями он был уже там, предвкушая трехнедельный отдых от повседневной суеты.
Плавный ход событий прервал опер из розыска местного ОВД. Присев на подоконник и закурив, он пожаловался, что в соседнем магазине его вчера обвесили и еще извиняться не хотели.
Он попросил принять соответствующие меры. Что ж, товарищу помочь – святое дело.
Сначала на разведку отправился Шура. Его доклад гласил следующее.
В магазине продавец, возможно, производит обвес, каким способом – точно установить не удалось.
Для выяснения следует сделать несколько негласных закупок.
Если обвес подтвердится, то надо будет найти несколько покупателей и устроить контрольную закупку. Чтобы общая сумма обмана достигла "подсудной" величины, возможно, придется поставить в очередь 57 своих покупателей. Работы всего дня на три плюс следствие и суд.
Услышав это, Валерик только вздохнул и отправился в магазин сам.
– Все ясно, – заявил он, вернувшись через двадцать минут. – Весы с "секретом", примитивная конструкция типа "педаль", обвес 50 грамм на каждого покупателя. Обвешивает, гад, грамотно – через одного, так что контролька ничего не даст. Тем более никаких трех дней у нас нет. Ладно, пошли, сделаем по-другому. Дешево и сердито.
Дальше развернулось такое представление.
Решительным шагом опера зашли в магазин, светанули ксивами, вытащили продавца из-за прилавка.
– У вас в магазине левый товар!
Струхнувший поначалу продавец, услышав это дурацкое обвинение, сразу развеселился и радостно сообщил, что никакого левого товара у них нет.
– А вот! – Валера ткнул пальцем в первый попавшийся лоток.
– Это фрукты киви.
Продавец спокойно предъявляет накладную.
– Здесь указано 100 килограммов, – продолжил придирки Валера.
– А у вас в наличии больше.
Ни продавец, ни стоявшие рядом Витек и Шура не соображали, к чему весь этот заведомо бесполезный наезд.
– Сколько указано в документах, столько и в наличии, – уверенно заявляет продавец.
– А вот мы сейчас проверим!
Приглашаются понятые, магазинное начальство, и Валерик, встав за весы, начинает под протокол перевешивать киви. Тут-то и до продавца доходит, в чем шутка.
Валерик что есть силы топчет ногой приспособление для обвеса, а продавец молча скрипит зубами. В итоге общий вес достигает 250 кг.
С победным видом он отбирает разрешение на торговлю и, шепнув продавцу кое-что на ушко, торжествующе удаляется в контору.
Ровно в назначенное время руководители всех служб с мрачными лицами стояли под кабинетом начальника райотдела. Каждое совещание полковник полиции Желдак превращал в серьезное испытание нервной системы присутствующих. Сам же полковник был уверен в том, что чем громче он орет на подчиненных, тем плодотворнее они будут работать, и чем больше навесить на них дисциплинарных взысканий, тем выше будут показатели.
Подобный стиль руководства сохранился с приснопамятных советских времен.
– Свиньин, доложите, кого нет на совещании, – Желдак тяжелым взглядом обвел всех присутствующих.
– Нет начальника следствия, – доложил сорокалетний майор с водянистыми глазами.
– Он статкарточки в ИЦ повез, я знаю, остальные-то на месте?
– Да, товарищ полковник!
– Тогда начнем. Что у нас там по первому вопросу?
– Отчет по операции "Недоимка"!
– Тогда начинайте, прошу! – раздраженно посмотрел он на майора.
Этого Свиньина навязал ему сам замначальника управления, хотя Желдак и попытался было возражать. Но плюгавый майор приходился то ли родным племянником генералу, то ли родственником его сварливой жены, и Свиньина назначили без всяких согласований.
– На сегодняшний день у нас имеется одна интересная наработка… – заунывно начал он.
– Это по рынку, что ли? – нетерпеливо перебил его полковник.
– Почему же до сих пор не реализовали? – рявкнул Желдак, теряя терпение. – Неделю уже идет операция, соседний райотдел вон уже тридцать фактов неуплаты налогов раскрыл, а мы два никак до ума довести не можем!
– Так соседи ж мухлюют, товарищ полковник, а у нас материал железный! – начал оправдываться Свиньин.
– Железный, говоришь, ну смотри, попробуй мне только сегодня сводку не дать, разорву! – "обрадовал" его Желдак.
Он был явно не в духе. Два часа назад он точно так же блеял перед городским руководством, что за день-другой руководимый им райотдел вырвется наконец с позорного последнего места.
Но заверить – одно, выполнить – другое. Нужно мухлевать, как все, иначе показатели не вытянуть, это уже ясно. Где же набраться этих идиотских показателей, если заявлений нет?
"Ох, еще икнется нам эта операция, проверь прокуратура наши материалы!" – сокрушенно думал Желдак, представляя, какие маты разразятся в его адрес по окончании операции.
– Будет сводка, товарищ полковник! – пообещал майор и повернулся за поддержкой к сидящему справа от него Баранову.
– Сделаем! – подтвердил тот заверения Свиньина.
– Ну смотрите, не подведите, мне завтра утром генералу докладывать! – строго предупредил Желдак, в глубине души не веря им ни на йоту: сам знал, как все эти показатели фабрикуются.
Он устало посмотрел на подчиненных. "Засранцы, – подумал он, – куда им до чекистов, ни черта поручить нельзя, все завалят!
"
– Так, ОБНПиНДО все понятно, а что нам поведают другие службы? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнес он.
"Другие службы" дружно понурились.
– Да вас уже в шесть часов на работе никого нет. после приема, значит, раскрывайте! – громыхнул кулаком по столу начальник.
– Помилуйте, у меня ж одни бабы в подчинении, куда этих дур можно послать без охраны-то? Их ограбят в первой же подворотне и ксивы позабирают!
– Так ты на своих кобыл толстозадых пару дел оформи, вот тебе и будут показатели! – съехидничал Желдак.
Все присутствующие, включая и начальника паспортной службы, заулыбались, понимая, раз полковник изволил шутить, то на сегодня, пожалуй, пронесло…
Начальник райотдела, напротив, оставался мрачным. Оно и неудивительно: отдел успешно удерживал последнее место по раскрытию преступлений. Получив очередной строгач в личное дело, опера опускали руки, хотя по гениальному замыслу начальников все должно было быть как раз наоборот. Руководство полагало, что жесткая дисциплинарная практика прекрасно взбадривает личный состав и давно уже стала основным направляющим стимулом в работе. и как итог столь мудрой политики – почти каждый сотрудник имел по взысканию.
Парадокс состоял в том, что на все резонансные преступления создавались непременно группы, и каждый начальник отдавал в эти образцово-показательные группы, годами расследующие то или иное зависшее преступление, самых бесполезных в отделах сотрудников (наиболее подготовленных и опытных, как того требовали телефонограммы). Откровенным разгильдяям срочно снимались все выговора, спешно печатались распре красные аттестации (приказ-то выполнять нужно), и "сбродные" команды бросались на раскрытие особо сложных преступлений, выполняя в основном работу подай-принеси.