- Так вы уверены, что этой ночью моя дочь не покидала здание оперы? – сквозь сжатые зубы произнес мсье Моор, сверля взглядом одного из рабочих.
- Нет, господин директор! Мы проводили всех гостей, и после этого уже никто не выходил.
- Мадам, - директор потерял к своему собеседнику всякий интерес и переключил внимание на приму, - я слышал, вы последней говорили с Ленор?
- Эта милая девушка выразила свое восхищение моим пением, - итальянка красноречиво приподняла бровь. – Если бы вы удостоили нас своим присутствием…
Да, Карлотта была до глубины души оскорблена тем, что ее не удостоил внимания тот, ради кого она пела в этот вечер! И сдержать разочарования, сквозившего в словах, прима не смогла.
Мужчина бросил на гостью такой взгляд, что она замолчала – впрочем, ненадолго. – У девушки явная любовь к пению! И внешность довольно располагающая – пожалуй, она могла бы…
- Ла Карлотта, уже так поздно и я не смею больше вас задерживать, - отрезал мсье Моор, поднимаясь из-за стола.
Прима метнула своим платьем, выражая тем самым свое презрение к неучтивости директора, и скрылась за дверью. Мужчина нервно мерил шагами кабинет, бросая взгляд на часы – они показывали без четверти полночь. Вот сейчас новый директор оперы пожалел, что так безрассудно сжег все письма с черной печатью…
Наверное, девушке стоило бы побеспокоиться о своем положении и как минимум залиться слезами, а лучше впасть в истерику – тогда Эрик, скорее всего, вывел бы ее на поверхность, и все закончилось бы как нельзя лучше. Только здравые мысли редко посещали голову Ленор, хотя подобная мысль вряд ли показалась бы ей здравой.
Пугающая тень скрылась, направляясь обратно наверх. Моор смирилась и с этим – она медленно подошла к органу, осторожно взяла в руки скрипку, взглянула на нотные листы, разбросанные в беспорядке. Это была опера, явно незаконченная, а ее темно-красные чернила напоминали… девушка резко одернула руки и прогнала прочь эту мысль – да, если бы мысли научились нас слушаться, жить было бы куда проще. Дальше обследовать жилище Призрака она стала с большей осторожностью. И очень хорошо, потому что благодаря некому чувству страха Ленор не зашла в самую темную комнату, пусть ее обладателя там сейчас не было, - в комнату Эрика, где одна находка явно лишила бы юную гостью дара речи как минимум на несколько часов.
Моор не стала испытывать судьбу, и потому аккуратно присела за орган, пытаясь сыграть ту музыку, которая была написана темно-красными чернилами.
- Вы солгали, - этот тихий чарующий голос вывел Ленор из того состояния полусна, в которое она впала, перебирая клавиши органа. После нескольких секунд вернулось осознание, и реальность со всеми ее проблемами вновь свалилась на голову девушке. – У вас ведь другая фамилия, мадемуазель?
Голос источал угрозу.
- Кажется, что между моим отцом и вами существуют разногласия, - пожала плечами Моор. – Мне лишь не хотелось…
«Попадать вам под горячую руку», - мрачно закончил внутренний голос, и девушка осторожно взглянула на собеседника – он был озадачен ее логикой. Пожалуй, про себя он согласился с резонностью ее вывода.
- Простите, если я обидела вас, - дрожь в голосе хоть и чувствовалась, но уже не так явно. – Мсье… позвольте представиться. Мое имя Ленор Моор, и я дочь нового директора Оперы.
- Эрик, - последовал короткий ответ после минутной паузы. – Вам, мадемуазель, не стоило пытаться следовать за мной, - эта улыбка, как и предыдущие, не предвещала ничего хорошего – но отчего-то не пугала.
Эрик скрылся в своей комнате, и Ленор поняла, что эту ночь ей предстояло провести в подземелье. Хотя Призрак Оперы отдал в ее распоряжение довольно уютную и хорошо обставленную комнату, но сон все равно не приходил. И вдруг странная мысль осенила ее – сегодня ведь праздник, и наверху наверняка сейчас труппа встречает Рождество.
В ее комнате были часы, и показывали они без нескольких минут полночь. Память услужливо нарисовала картины давно минувших лет – вот кто ее просил об этом… Усталость медленно, но брала верх, и голова Ленор почти склонилась на подушку, как что-то заставило ее резко дернуться и принять вертикальное положение. Она вытащила из-за корсажа какой-то предмет в коробочке, перевязанный лентой. Он помешал лечь, больно вонзившись в кожу. Подарок, приготовленный отцу. Теперь уже ненужный подарок.
«Ни теперь, ни до, ни после», - прошептал услужливый голос, и девушка с ним согласилась. И вдруг ей пришла вторая невероятная мысль, которая вполне могла стоить жизни.
Существует немало странных традиций, которые люди соблюдают на Рождество. Те, кто собирается всей семьей, как правило, и так счастливы. Ну а другие… Ленор, как ни странно, относилась к «другим» - она получала подарки, но души праздника больше не было, как бы девушка не хотела уверить себя в обратном. Несколько лет назад ей пришла мысль в эту ночь писать все хорошее. А так как все по-настоящему хорошее можно было уместить в несколько строчек, то на страницы неизбежно попадало и плохое.
Это не были обычные жалобы на судьбу, перечисление всех событий с точностью до дня; нет, все события, затронувшие ее, находили выражение в красивых фразах, которые жили совсем недолго – они сгорали в камине через несколько минут после того, как чернила высыхали.
Едва слышно Моор приоткрыла дверь своей комнаты – никого. Несколько свечей горели, несколько из них стояли на письменном столе. Ленор еще раз оглянулась, прислушалась – никаких подозрительных звуков. Только ее платье шелестело по каменному полу. Как кстати рядом оказалось перо с чернильницей… Да, к концу этого дня удача явно решила повернуться к девушке лицом.
На чистом листе пергамента начали быстро появляться мелкие буквы.
Сколько прошло времени, Моор сама не знала, но ее рука уже устала. Отложив перо, девушка достала свой подарок – небольшую коробочку, в которой лежал золотой скорпион. Искусная работа одного ювелира, прибывшего с Востока - знакомого ее отца. Сейчас эта фигурка казалась особенно привлекательной, и Ленор, как под гипнозом, смотрела на золотой отблеск, на причудливые тени, на черную поверхность озера, которая манила к себе…
- Что вы творите?! – резкий голос и еще более резкое встряхивание вернуло сознание на землю. Непонятно, каким образом, но Моор стояла в паре метров от воды. Пока девушка находилась около озера, не понимая, как и почему она едва не отправилась на дно, Эрик заинтересовался совсем другим, а именно содержимым своего стола. Подарочная коробочка до сих пор оставалась там, да и пергамент Ленор сжечь не успела.
Его глаза, прекрасно видевшие в темноте, быстро пробежали содержимое:
«Есть люди, которые не могут чувствовать себя счастливыми. Они лишены какой-то важной частички своей души – лишены или изначально при рождении, или она теряется на каком-то этапе жизни. Осознать утрату приходится далеко не сразу – понять это помогают люди, находящиеся рядом. Забавно, но таких людей мало, и они чувствуют друг друга. Если маска что-то и скрывает, то только утрату этой маленькой, но такой важной части».
Призрак Оперы испытывал странные чувства. До этой минуты мир делился довольно четко и ясно - на него и на всех других. Эрик узнал, как ему казалось, жизнь людей, их нравы и характер; он понял, что для него в этом мире места (полноценного места) нет, потому что другие имеют на него больше прав, чем он - гениальный, но не такой, как все. Другой. Никогда еще ему не приходило в голову, что кто-то еще может быть одиноким. Смешно, но мужчина действительно этого не понимал - он видел стайки глупых балерин, готовых упасть в обморок от одного его упоминания, видел страх на лицах других, видел отвращение, ужас… и столько раз он читал одни и те же чувства, что в конце концов перестал смотреть на чужие лица.
- Наверху, должно быть, праздник? - едва слышно спросила Ленор. Ее тревожило воцарившееся молчание.
Эрик медленно перевел на нее свой взгляд, и Моор вздохнула с облегчением - его глаза не сверкали золотым огнем. Сейчас они были зелеными, с едва заметными золотыми искорками.
- Все сегодня празднуют, - уклончиво ответил мужчина и встал, скрывшись с глаз и звеня бутылкой где-то справа. - Если не возражаете, я позволю себе угостить вас этим чудесным вином.
Большая ошибка была предложить два бокала вина человеку, который никогда в жизни до этого не пил ничего крепче шербета. Но, чтобы не разозлить Эрика, который так великодушно изменил свое отношение… Иными словами, теперь уже в глазах Ленор сверкали золотые огни, которые грозили большими неприятностями. Или наоборот - большим успехом.
Минут двадцать спустя разговор плавал в довольно безопасном русле музыки и искусства, после чего довольно логично перешел к Востоку - тогда девушка едва заметно улыбнулась и передала Эрику золотую фигуру скорпиона. Мужчина взял украшение и стал его внимательно изучать - его явно заинтересовала работа. А может, он узнал в ней руку знакомого мастера…
- У вас очень красивые пальцы, - заметила Ленор, и руки Призраки вдруг дернулись так, что едва не уронили драгоценность.
Девушка улыбнулась:
- Они очень красиво держат фигуру. И только они должны ее держать…
- Простите?
- Этот подарок ваш, - просто ответила Моор, пожав плечами. Мир вдруг стал как-то слишком быстро вращаться, а пламя свечей неожиданно стало невыносимым. Она закрыла глаза в слепой надежде, что это пройдет.
- Но что мне подарить вам взамен? - этот голос был таким тихим, таким чарующим и приятным, что Ленор едва не сказала, что обладатель столь чудесного голоса и есть подарок.
- Ваша… музыка, - становилось слишком душно, причем совершенно непонятно, почему - мужчина вообще был в плаще, рядом было озеро, с которого чувствовался легкий ветер, и тем не менее Моор все сильнее ощущала нестерпимый жар, будто где-то рядом был вход в ад, причем на все девять кругов. - Такая прекрасная, но я не смогла воплотить ее должным образом. Прошу, сыграйте.
И Эрик сыграл. Только эта чарующая магия подействовала на Ленор еще сильнее, чем пение Сирены в глубине озера - мысли девушки оказались где-то очень далеко, и она оказалась в состоянии, близком к обмороку.
Эрик искренне недоумевал – наверное, второй или третий раз в жизни. Он аккуратно наклонился над своей гостьей, видимо, желая убедиться, что той не требуется помощь – зря он это сделал… Та вдруг открыла глаза, в которых читалось все, кроме страха. Мужчина не успел отстраниться, как гостья притянула его к себе; в голове Эрика мелькнула ужасная мысль, что сейчас она сорвет маску, и по подземельям зазвучит громкий крик, отраженный эхом… но ничего подобного не произошло - Призрак с удивлением отметил, что его маска на месте, а его губ касаются мягким и осторожным поцелуем.
- Ты даришь мне скорпиона? – процитировала Ленор Призрака и рассмеялась. Эрик едва заметно улыбнулся, сев рядом – надо признать, что такое поведение его забавляло. - Что это значит?
- Скорпион это символ, он как правило означает «да», - вздохнул мужчина, взглянув в глаза Моор.
- Значит, я правильно поступила, подарив вам свое согласие…
Эрика от этой простой фразы словно громом ударило; он пораженно взглянул на Ленор, но та уже мирно спала. Чертыхнувшись, Призрак унесся прочь из ее комнаты, отгоняя все лишние мысли.
Комментарий к Странный подарок
С Наступающим Новым годом, дорогие друзья! Не мог не написать в канун праздника!) А то прошлый год выдался каким-то небогатым на фанфики, все учеба да учеба, на которой тоже писать приходится… Ну да не будем о грустном! Счастья всем, любви и скорпиона!)))
========== Где твой страх, дорогая? ==========
Директор Оперы сидел в странном состоянии – он пребывал между сном и реальностью, когда определить границу очень трудно. Его мысли витали вокруг одно и того же вывода – все как-то связано. Сначала разговор бывших директоров, над которым мужчина сначала посмеялся (а сейчас ему совсем не до смеха), потом письмо с черной печатью… И это результат того, что Моор отправил письмо в огонь, даже не удостоившись его открыть и прочитать. А если там было что-то действительно важное? Например, инструкции того, как ему сейчас следует себя вести…
Эти мысли не давали покоя, витали вокруг, как рой надоедливых мух, и не позволяли провалиться в сон, более-менее спокойный. Прошло несколько часов, но утро не принесло ничего хорошего – сон не взбодрил, а, скорее, наоборот, после него директор чувствовал себя еще хуже. Весь кошмар навалился с новой силой, а с чего начать, он не имел ни малейшего понятия.
- Мсье Моор, к вам посетитель! – еще не было и девяти утра, как Реми вошел в кабинет.
- Мне не до посетителей, - сквозь сжатые зубы произнес мужчина.
- Я передал, что вы никого не желаете видеть, но он настаивает, - осторожно заметил секретарь, отмечая про себя поразительные перемены в состоянии нового директора. – Говорит, это срочно – вопрос жизни и смерти.
Моор едва заметно дернулся – Реми не знал, о чем тот подумал, но увидел по выражению лица – что-то изменилось. И действительно, ответ сразу стал другим:
- Пусть войдет, - кивнул директор.
Секретарь вышел, и почти сразу в кабинет вошел посетитель. Моор сразу отметил, что было в его внешности что-то смутно знакомое, что-то, давно забытое, но хранившееся где-то глубоко в памяти… Присмотревшись повнимательнее, его, как молния, поразила догадка:
- Быть этого не может, - выдохнул Роберт Моор, рассматривая гостя и полностью забывая правила приличия. – Надир-хан? Но как… ты здесь?..
- Много лет прошло, как я уехал из Персии, - заметил мужчина в каракулевой шапке. – Но во Франции я недавно. Обстоятельства… вынудили меня приехать. Знаете, господин посол, с момента нашей последней встречи прошло очень много времени, все изменилось…
- Насколько я знаю, вы не просто уехали из Персии, - осторожно сказал Моор, наблюдая за реакцией собеседника. И она была вполне ожидаемой – темные брови гостя нахмурились.
- Да, мсье. Если бы не мои друзья, вы бы меня сейчас не лицезрели. Шах был очень зол, когда узнал, что… - на этих словах Надир-хан запнулся, словно коснулся некой запретной темы. Но все же пересилил себя и продолжил: - Прежде чем рассказать эту историю, позвольте задать вам один вопрос. Вы помните, что во дворце Шаха во время вашего пребывания жил один талантливый европейский архитектор?
- Я… нет, - честно пожал плечами мужчина. Он помнил, как непросто было вести переговоры с этим самодовольным правителем, как несколько раз чуть было не лишился там жизни, и это не говоря о тех традициях и принятых нравах, которые шокировали европейца.
- Что ж, - Дарога, кажется, был совсем не удивлен таким ответом. – Эрик никогда не искал общества других людей. Он чуждался их и, как я потом понял, не без основания. Этот человек – ваш призрак, мсье, - вздохнул мужчина, заметив нетерпением в глазах директора.
- Призрак? – непонимающе переспросил Моор, в голове которого царил хаос. – Подождите… но откуда вы это знаете?
Перс лишь глубоко вздохнул перед тем, как начать свой рассказ… он занял больше часа, и когда повествование подошло к концу, директор был уверен – его волосы поседели как минимум на треть. Вся история с камерой пыток, с убийствами, с этим человеком, лицо которого было таким пугающим, что Эрик никому и никогда не позволял даже касаться своей маски – а те, кто нарушал запрет, имели честь познакомиться с его пенджабской удавкой… Когда мсье Моор узнал, из чего была сделана веревка, это стало для него последней каплей:
- И этого человека вы спасли! – вне себя воскликнул он, даже забыв о том, что их могут услышать. – Помогли бежать и вернуться во Францию! И с этим человеком моя дочь… Господи, - мужчина вцепился в свои волосы в каком-то бессознательном жесте отчаяния. – Сказки про Призрака не могли оказаться правдой, но если это действительно так…