— Ваше Величество знает причину?
— Конечно. Оказалось, что Констан питает слабость в тебе. Когда я узнал об этом… браке, он мне всё рассказал, только чтобы ты избежала моего самого величайшего гнева!
Было ли это следствием тлевшего до сих пор под пеплом безразличия того самого гнева, но внезапно кулак Наполеона с силой обрушился на бюро.
— Почему ты мне ничего не сказала? Я имел право, мне кажется, быть предупрежденным… и немедленно.
— Без сомнения! Но, сир, могу ли я спросить у Вашего Величества, что бы это изменило?
— Изменило… в чём?
— Скажем… в дальнейшем развитии событий. И затем, я действительно не видела возможности, после того, что произошло в тот вечер, снова просить аудиенции у Вашего Величества, чтобы сообщить новость. Я опасалась оказаться слишком не к месту среди торжества вашей свадьбы. Лучше было исчезнуть и найти выход из положения своими собственными возможностями.
Наполеон велел всё честно рассказать касательно замужества. Марианна вздохнула и рассказала, но многое скрыла. Она умышленно умолчала об той безумной ночи со статуей, тайне Коррадо, убийстве Маттео Дамиани и, конечно, о своей беременности. Она только не скрыла, что ребенок Наполеон мертв, так как произошёл выкидыш.
— Как это произошло? — глухо поинтересовался он, прикрыв глаза.
— Я простудилась, и ребёнок… ребенок, оказывается, тоже пострадал, — солгала Марианна, чувствуя себя всё хуже и хуже.
Она не могла рассказать о той ужасной ночи, когда Маттео устроил «черную мессу» перед статуей Люсинды и чуть не убил саму Марианну, вздумавшей вмешаться. Пришлось бы рассказать и о таинственном всаднике, вовремя пришедшем на помощь, и о тайне, открытой Коррадо. Но самое главное — ребёнок. Он так и не появился на свет. А она совершенно забыла о своем будущем материнстве, успокаивая собственное любопытство. С тех пор, как, придя в сознание на исходе трагической ночи, она узнала, что потеряла ребёнка, Марианна в беспредельном отчаянии не переставала упрекать себя. Тайна раскрыта, но она безрассудно подставила под угрозу жизнь ребёнка, играя собственной жизнью, пытаясь её погубить. И сейчас она вдвойне чувствовала себя виноватой, обманывая отца ребёнка, Наполеона, несуществующей болезнью.
Сейчас, любуясь пурпурным небом, Марианна понемногу успокаивалась. Она полуприкрыла глаза, наслаждаясь легким ветерком. На неё как будто снизошло какое-то умиротворение. Марианна слышала, что на переулке Клош-Персе живет дочь врача, Северина, которая занимается ремеслом акушерки и, как говорят, очень ловко. Многие придворные дамы и даже фрейлины Её Величества пользуются её услугами, но каждая хранит тайну, и Северина хорошо знает, что молчание — лучшая гарантия её богатства. И Марианна решила к ней обратится. Это была единственная соломинка, которая спасет от нежелательного плода.
Пришлось рассказать о своей беременности Аркадиусу де Жоливалю. Тот не скрыл своего гнева. Мысль, что его юная приятельница, почти дочь, готова отдать свое здоровье, а может быть, и жизнь, в чужие руки, выводила его из себя. Он даже не дал себе труда скрыть ни раздражение, ни беспокойство.
— Вы совершаете настоящее безумство, — возмущался он. — Это в ни в коем случае не должно произойти. Сейчас я осуждаю вас! Не из принципа, до которого нам нет дела, но потому, что это опасно!
Марианна напрасно старалась переубедить его: Аркадиус готов был использовать любые средства, чтобы помешать молодой женщине отправиться к Северине. Ему даже пришло в голову запереть Марианну в комнате и выставить охрану под окном.
Вынужденный отказаться от своих отчаянных проектов, бедный виконт попытался убедить Марианну позволить ему сопровождать ее, и ей стоило немалых усилий доказать невозможность этого. Ей пришлось снова и снова повторять, что она должна сама отправиться к Северине и желательно инкогнито, а Жоливаль всем в лицо известен.
Побежденный, но не переубежденный, Жоливаль целый день брюзжал, и настроение его по мере приближения вечера все ухудшалось. Сегодня Марианна должна пойти к Северине, для этого она отправила Агату всё разузнать, и если нужно, то исследовать обстановку. Агата поговорила с Севериной, и в десять часов вечера акушерка ждала Марианну. Но это только вечером, а сейчас в обед Марианна пришла на бал к подруге Доротее де Перигор.
На бал собралось всё светское общество. Здесь можно было увидеть целый мир, состоящий из блестящих сюртуков или фраков, белых кружев, пышных перьев и светлых туалетов. Вдруг среди всей этой толпы Марианна выделила мужчину в синем сюртуке. Он тоже повернулся, и взгляды синих и зеленых глаз на мгновение встретились. Мужчина улыбнулся, обнажив ряд белых зубов, а Марианна почувствовала, как слабеют ноги.
— Ох, какой красавец! — послышался весёлый голос Фуртюнэ Гамелен над ухом. — И как тебе это удалось?
— Удалось что?
— Найти такого красавца, твоего мужа князя Сант-Анна. Все дамы просто млеют от зависти и уже рвут веера. Приход князя — настоящий фурор на балу. Он скрывал свое лицо, никто его не видел, а тут раз, и появился…
Дальше Марианна не слышала все слова подруги, обращенные в адрес Коррадо Сант-Анна. У неё в голове бились мысли. Что он здесь делает? Почему открыл своё лицо? Марианна подняла голову и снова увидела глубину синевы глаз. Коррадо опять широко улыбнулся и подмигнул, оставив молодую женщину в недоумении…
========== Глава 14 ==========
— Марианна, ты немного разминулась с князем… — креолка, смеясь, болтала без умолку.
Но Марианна не слушала её. Её внимание приковалось только к одному мужчине, чья голова возвышалась над другими в толпе приглашенных, сгрудившихся с другой стороны широкого пустого пространства. На мгновение ей показалось, что она стала жертвой невероятного сходства, галлюцинации, рожденной желанием, может быть, так глубоко скрытым в тайниках её сердца, что она этого даже не сознавала. Но нет… эта бронзовая кожа, эти сверкающие синие глаза, резко очерченные губы, густые черные волосы, эти широкие плечи под темной одеждой, носимой с такой непринужденностью… может ли существовать на земле человек, так похожий на него?
И совершенно неожиданно, прежде чем колеблющиеся губы решились произнести его имя, само охваченное трепетом сердце Марианны воскликнуло:
— Коррадо!
Князь Сант-Анна улыбнулась молодой женщине и подошел к ней и её подругам. Они обменялись приветствиями, согласно этикету.
— Милые дамы, я надеюсь, вы не против, если я украду вашу подругу?
— Может забирать её, князь, — ответила очарованная Доротея де Перигор.
Марианна с какой-то внутренней дрожью взяла под руку Коррадо.
— Давайте выйдем в сад.
Марианна кивнула, не в силах что-либо произнести. Горло сдавило, а сердце сильно стучало в груди. Она не могла оторвать взгляда от своего мужа. Казалось, это сон. Неужели он здесь, рядом с нею, живой и сильный?
Они вышли в сад и сделали несколько шагов по вымощенной голубой мозаикой дорожке мимо кустов роз и густой массы сверкающих георгин, которые поблескивали, как крошечные огни фейерверка. Марианна вдохнула свежий воздух, почувствовав себя легче. Разновидности цветов и их ароматов действовали успокаивающе. Марианна ещё раз взглянула на князя. Он задумчиво смотрел на ночное, темно-синее небо, и в его синих очах отражались звезды.
Оказавшись близко к нему, Марианна снова ощутила запах лаванды и шафрана, запомнившейся ей с прошлой ночи, мимолетное воспоминание о странных событиях той ночи, когда каннибалы пытались её поймать. Она не могла удержаться, чтобы не задать внезапно загоревшийся на губах вопрос.
— Так это вы, не так ли, спасли меня в ту ночь, выстрелив в вазу и отвлекая внимание людоедов?
— Я и не думаю отрицать. Это действительно был я. Но как вы догадались?
— Мне подсказал запах лаванды и шафрана. В ту памятную ночь я его также почувствовала. Но Коррадо, неужели вы за мной следили?
— Я не назвал бы это слежкой. Скорее желание уберечь вас от опасности. Я был уверен, что вы вновь окажетесь в ловушке, поэтому послал слуг следом за вами. При малейшей опасности те должны были всё мне сообщить. Именно они и сообщили о каннибалах. Я сел на коня, ну, а остальное вам известно.
На секунду Марианна, замолчав, сорвала фиалку и стала вертеть её в своих руках.
— Но для многое так и осталось загадкой, — вдруг произнесла она. — Почему вы открыли свое лицо? Насколько мне известно, вы всегда старались скрыть свою тайну.
— Причина заключена в одном слове…
— Каком?
— Ребенок. Разве вы забыли о мотиве нашего брака? Когда мой старый друг, Готье де Шазей, рассказал мне о своей крестнице, она носила ребенка от Наполеона. Сделав ее своей женой, я получал наследника, достойного продолжать наш древний род, ребенка, на которого я не смел надеяться и которого я навсегда отказался произвести на свет, чтобы не продолжать действие нависшего над нашим родом проклятия. Этого ребенка вы потеряли в ту печальную и ужасную ночь. Но теперь вы носите другого!
Внезапно покраснев, Марианна вскочила, словно ее ужалила оса. Теперь все стало ясным, даже слишком и настолько, что она побоялась поверить в это.
— Не хотите же вы сказать, что вы жела…
— Да! — оборвал он. — Я желаю, чтобы вы сохранили этого ребенка. Видите ли, я незаметно следил за домом Северины. Она единственная, кого вы могли просить о подобной услуге без особого риска для вашей жизни. А этого я не хотел никоим образом! Видите ли, когда я понял, что вы снова ожидаете ребенка, моя надежда воскресла…
Марианна буквально встала на дыбы.
— Надежда? Осторожней с этим словом! А вы знаете, вы, которому известно многое, от кого этот ребенок?
Князь утвердительно кивнул, но ничем не выразив свои чувства. Перед этим бесстрастным лицом Марианну охватил гнев.
— Вы знаете это? — вскричала она. — Вы знаете, что этот лакей насиловал меня, заставляя выносить это снова и снова, меня, вашу супругу, на протяжении недель в ходе которых я думала, что сойду с ума, и вы посмели сказать, что эта голгофа воскресила в вас надежду? А вам не кажется, что вы перешли границы дозволенного?
— Я не думаю! — холодно отпарировал он. — Дамиани заплатил свой долг вам. За то, что он заставил вас вынести, я убил его, а также трех его колдуний.
— Но меня мутит при одном воспоминании об этом человеке! И я ненавижу то, что ношу в себе, эту «вещь», которую я отказываюсь назвать ребенком и которую не хочу произвести на свет Божий, вы слышите? Я не хочу этого ни за какую цену!
— Вам надо смириться! Хотите вы или нет, эта, как вы говорите, «вещь» — человеческое существо, уже оформившееся, и просто ваша плоть и кровь. Это часть вас и создается из того же материала…
Как ребенок, который отбивается от грозной очевидности, Марианна запротестовала:
— Нет! Нет! Это невозможно! Я не хочу, чтобы это произошло…
— Почему же? Вам этот ребенок не нужен, вы даже хотели избавиться от него, так почему же не поступить более благоразумнее и не отдать этого ребенка мне? Вы успокоите свою совесть и даже сохраните свое здоровье, а я получу долгожданного наследника.
Марианна посмотрела на Коррадо. Этот взгляд, полный грусти и тоски… Может, в самом деле поступить благоразумнее? Не способная найти ответ на его реплику, Марианна с тоской смотрела на фигуру в синем сюртуке. Коррадо, ожидая ответа, мерил шагами лужайку.
Но сейчас Марианна была неспособна дать точный ответ. Она почувствовала, как гнев утихает. Понимая, что трудный момент наступил, она призвала на помощь для борьбы все свое мужество. Ее голос прозвучал миролюбиво, но упрямо:
— Нет! Я не хочу. И вы не имеете права просить меня об этом, зная, что этот ребенок вызывает у меня отвращение.
По-прежнему не глядя на нее, он сказал:
— В часовне нашего дома вы поклялись однажды вечером в послушании и верности!
Намек был ясным, и Марианну внезапно залила волна жгучего стыда, ибо этот необычный муж, которого она думала всегда держать в стороне от ее интимной жизни, узнал лучше, чем кто-либо, как она сдержала данную при заключении брака клятву. То, что она считала простой формальностью, проявило себя теперь достаточно тягостно.
— Вы можете принудить меня, — прошептала она, — и это, кстати, вы и сделали, привезя меня сюда, но вы никогда не добьетесь, чтобы я согласилась по доброй воле.
Коррадо повернул свое лицо, и молодая женщина невольно отступила, так как на прекрасном темном лице не было больше ни малейшего следа грусти или доброты. Синие глаза стали ледяными, и Марианна, рассчитывавшая увидеть в них разочарование, прочла только холодное презрение.
— Сегодня или завтра вас отвезут к колдунье и завтра в это время не останется ничего от того, что вызывает у вас такое отвращение. Что касается меня, сударыня, то я могу только проститься с вами.
Он сухо поклонился.
— Вы избавитесь от ребенка и можете спокойно жить со своим Язоном. Мои адвокаты подготовят все необходимые документы, так как вы будучи княгиней Сант-Анна не можете жить открыто с чужим мужчиной. Новые законы, учрежденные Наполеоном, разрешают вам развод, невозможный в другое время. Воспользуйтесь этим. Когда вы всё-таки решите оставить ребенка, то приезжайте на улицу Сен-Дени, где находится мой дом. Не смею вас задерживать.
Он резко поклонился, и, прежде чем ошеломленная этой тирадой Марианна смогла хоть что-то сказать, князь Сант-Анна скрылся из виду. Посреди огромного цветущего сада, в котором сгущалась темнота, потрясенная Марианна осталась неподвижной, прислушиваясь к удаляющимся пор плиткам шагам князя.
Ее охватило странное ощущение одиночества и заброшенности. Эта неожиданная встреча и предложение Коррадо вызвали у неё упадок сил, недомогание и неприятное чувство падения с некоего пьедестала…
После знакомства с настоящим обликом ее необычного супруга все поступки обрели совершенно иную окраску, исключавшую равнодушие и полную свободу духа, которые она испытывала до сих пор ко всему, что касалось его. Отныне все выглядело иначе, и если гнев князя вызвало разочарование, причиной этого разочарования был не только отвергнутый ребенок, но и отвергнувшая его мать.
И Марианна испытывала теперь такой стыд и угрызения совести, что приятное ощущение счастья перед встречей с Коррадо незаметно растворилось. Марианна хотела бежать за князем, догнать его, но входная калитка захлопнулась до того, как она смогла преодолеть охвативший ее своеобразный паралич. Всякая погоня будет бесполезной и смешной.
Она вызвала карету и приехала домой в особняк д’Ассельна, чтобы завтра с новыми силами дать себе и князю точное решение относительно ребенка. Коррадо прав, говоря, что ребенок — это живое существо, её плоть. Она не должна об этом забывать. Именно от Марианны зависела его дальнейшая судьба.
Дома Аркадиус де Жоливаль сразу же уловил настроение своей названной племянницы. Он поинтересовался, чем это вызвано. С самого утра Аркадиус не находил себе места. Марианне в упертости не отказать. Если она что-то решила, то ничего с этим не поделаешь. И сейчас он сожалел, что не помешал ей избавиться от ребенка. Наверное, её мучает запоздавшая совесть. Но рассказ Марианны обрадовал Аркадиуса.
— Вы обвиняете меня, не так ли? По-вашему, я должна была согласиться подарить ему этого ребенка? — не удержалась от вопроса Марианна в саду, куда она вместе с Жоливалем вышла, чтобы немного освежиться.
— Я не принуждаю вас согласиться или отказаться, моя дорогая малютка. И не имею права судить вас. Вы сами полностью распоряжаетесь собой и своей судьбой, ибо за это право вы дорого заплатили.
Марианна внимательно посмотрела на него, пытаясь обнаружить на этом дружеском лице малейший след упрека или разочарования, и догадалась, что если бы старый друг меньше любил ее, он, может быть, судил бы ее строже.
— Я могу честно признаться вам, Аркадиус, я стыжусь себя. Этот человек всегда делал мне только хорошее. Он рисковал всем ради меня, чтобы меня защитить, и это покровительство простерлось до Язона, которого, однако, ему не за что хвалить. Безусловно, ему не доставит никакого удовольствия, что отцом ребенка станет презренный Дамиани, и тем не менее он желает этого ребенка, как величайшее благословение, которое может ему дать небо. Это тоже мне трудно понять.