========== I. Работа над ошибками. Часть 1 ==========
Не хочется вставать. Не хочется выныривать из глубокой сновиденной бездны. Новый день, но все те же стены, заботы – дети, слуги, большой дом, требующий хозяйского глаза.
Первые дневные распоряжения – завтрак для мужа, завтрак для детей. Ворчание Аарона, которому пришлось ссудить деньгами нескольких участников сегодняшнего турнира. Ругань со служанкой, пришедшей с базара и потратившей слишком много.
Когда-то муж рискнул взять ее на турнир и она сидела в одной из нижних галерей (уж конечно, кто пустит евреев на привилегированные места!), блистая молодостью и богатством наряда…
Мимо, мимо… Молодость прошла, а с ее уходом муж перестал считать Сару достойной изысканных нарядов из дорогих тканей. Довольно с нее и простого льна и шерсти.
- Нечестивые рыцари! – ворчит Аарон, откусывая большой ломоть свежего хлеба. - Бог мой, поневоле будешь молиться о даровании им победы – а то сложит голову и получай потом долг с наследников.
Он замолчал, запивая хлеб медвяным напитком. Сара положила ему на тарелку несколько добрых ломтей сыра, и Аарон с чавканьем занялся ими.
- Прав был твой отец, не стоит иметь с ними дело, - пять лет назад старый Бен-Тальмон скончался, и зять с гневным удивлением узнал, что, помимо приданого, которое старик дал за старшей дочерью, у него после смерти двоих младших детей ничего не осталось. Кроме огромной каббалистической книги, которой Аарон не заинтересовался. Старинный фолиант был отправлен в чулан - всегда безропотно подчинявшаяся мужу Сара на сей раз решительно воспротивилась тому, чтобы Аарон просто продал книгу.
… - О, Яхве! Бог отцов наших, за что караешь своего верного раба? За что такое наказание на вот эту вот несчастную голову? Чем стану я кормить своих голодных детей, кто подаст мне хоть медный грош? – вернувшийся Аарон громогласно жаловался на судьбу, что уже вошло у него в привычку после малейших денежных потерь. Сара взглянула на безучастно сидящих за накрытым столом ее детей, на румяные щеки Ицхака и Рахили, мимоходом кинула взгляд в большое новое зеркало – на свою расплывшуюся обрюзгшую фигуру… Голод нам уж точно не грозит, подумала она с какою-то тоской.
- Сегодня сразу двое благородных рыцарей нашли смерть на ристалище, - продолжал Аарон с жалобными подвываниями. - О, Господь Исаака и Иакова, зачем ты лишил меня разума и я ссудил деньгами сразу их обоих?
Он аккуратно схватился за седеющие у висков волосы, чтобы не терять настроения и одновременно не навредить шевелюре.
- Если старый барон де Сире еще может вернуть долг сына, то этот второй… нищий… За что караешь, Господь Моисея, за что караешь меня безумием?
- Так кто погиб-то? – Саре быстро надоел этот очередной спектакль.
- Да вот я же и говорю тебе, жена – молодой Рауль де Сире и этот… как там его… Гай де Гисборн.
У Аарона была манера произносить имена всех норманнов на французский лад.
***
Весь оставшийся день прошел в каких-то хлопотах, неприятных и липких, будто моросящий бесконечный осенний дождь, которому нет конца-краю. Только зудело все на краю сознания, болело, свербело, как застрявшая заноза. Она умела выбрасывать из головы прошлое. И слова отца, когда он, после приезда их в Линкольн долго листал свою книгу – «Ты поступила как и должна была поступить, дочка. Но, возможно, ты сделала большую ошибку». И лесных «веселых ребят», и ту полянку, где она когда-то приговорила юного рыцаря к повешению, и то, как помиловал его ее отец. И самый облик рыцаря Сара давно уже не помнила. Только синие глаза часто снились ей.
- Сара, я тут умираю от головной боли, а ты все где-то ходишь. Таки принесут мне сегодня настойку? – послышался сварливый плачущий голос Аарона. Сара, очнувшись, поспешила в чулан.
Она всегда доставала лекарства, хранимые Аароном в большом количестве и на все случаи жизни, очень осторожно – иначе муж выходил из себя и нудежем способен был отравить жизнь всему дому.
И сейчас она была осторожна, снимая нужный флакончик, когда откуда-то с верхних полок послышался шорох и громадная книга спорхнула прямо на пол, взметнув тучу пыли. Сара от неожиданности попятилась, споткнулась о порог и едва не выронила флакончик с настойкой.
- Осторожно, ты все перебьешь, и я, и дети умрем без лекарств! – подошедший на шум Аарон смотрел на нее сейчас с плохо скрываемой неприязнью и раздражением.
После того, как муж угомонился и весь дом заснул, Сара на цыпочках вышла из спальни и спустилась к чулану. Книга лежала так, как ее и оставили – раскрытой где-то на середине. Сара острожно подняла ее и положила на стол. Огня она не зажигала – в окно светила полная луна, и все черные крупные буквы были отлично видны. В свете луны Сара бросила взгляд на свои руки – когда-то тонкие и белые пальцы, которыми она так гордилась, сейчас стали грубыми и какими-то крючковатыми. Ей уже за тридцать… старуха…
Никогда ранее ее не тянуло заглядывать в отцовскую книгу – она хорошо читала на иврите, но этот запретный плод никогда не был для нее сладок. Гораздо более сладким представлялось другое – не раз в своих мечтаньях Сара думала о том, что было бы, если бы на той полянке в ней не победило желание просто выбросить Гисборна из своей жизни. Он был помехой – раздражающей и чужеродной в стройном течении ее жизни.
И вот стройное течение превратилось в зловонное стоячее болото. Сара поежилась от доносящегося из спальни храпа и поскуливания Аарона. И тут взгляд ее упал на книжку – на развороте лежала толстая нитка с завязанными на ней узелками. Сара вспомнила слова отца – предсмертные, задыхающиеся: - «В книге есть кое-что… вернуть место, но не себя…» Аарон после смерти тестя перетряс всю книгу, думая найти там нечто потаенное и ценное, только что обложку не сорвал, но так ничего и не отыскал.
Сара взяла нитку в руки – та была теплой и словно живой. Не думая ни о чем, будто так и надо было, Сара распустила узелок, а потом завязала нитку на своем левом запястье.
И зажмурилась от хлестнувшего по глазам яркого света.
========== Часть 2 ==========
- Известное или неизвестное выбираешь ты? – голос, который услышала Сара, не принадлежал ни мужчине, ни женщине, и не был он ни старым, ни молодым.
От страха и волнения у Сары пересохло во рту, а горло сжалось.
- Известное, - прошептала она одними губами. И яркий слепящий белый свет превратился в обычный неяркий весенний денек.
Ей снова было семнадцать, и ее руки были снова белы и нежны. Полянка – такой знакомой она показалась сейчас Саре, как будто каждую травинку и каждый листик она изучала в снах с дотошностью лекаря.
Такими же знакомыми были суровые и насмешливые лица разбойников, которые окружали высокого светловолосого рыцаря, стоящего перед ней со связанными за спиной руками. На полянке не было ни ее отца и брата с сестрой, ни шерифа де Рено. Только она, пятеро разбойников и Гай из Гисборна.
И ее не спрашивали о том, как поступить с рыцарем. Молодой рыженький парнишка с вечной ухмылкой на лице старательно забрасывал на толстый сук пеньковую веревку с петлей на конце. И все с какой-то нечеловеческой состредоточенностью наблюдали за его усилиями. Все, кроме Гисборна – тот смотрел на Сару, не сводя глаз, не мигая. А у самой Сары сознание превратилось в вязкую студенистую массу, сквозь которую с трудом пробивались мысли.
Наконец парнишке удалось перебросить веревку через сук. С неестественной радостью, почти вприпрыжку, он отбежал к безмолвно ожидавшему под деревом бородатому сарацину и они вдвоем прикрутили конец веревки к нижней обломанной ветке.
- Ничего, уже недолго осталось, - успокаивающе проговорил Саре неуклюжий грубоватый парень с толстым носом и недельной щетиной на щеках.
Сару не оставляло ощущение нереальности – она до конца не могла поверить, что все происходит на самом деле, до тех пор, пока небритый детина не хлестнул коня, на которого посадили Гисборна с петлей на шее… И только в это мгновение Сара словно вспомнила, зачем она здесь, и истошно закричала: «Пощадите! Пощадите его!»
…Дальнейшее разворачивалось будто во сне, где люди и животные двигаются со скоростью, вдвое, втрое, вчетверо превышающей обычную. Сара не помнила, как они попали в Честер, как Гай нанимался на службу к графу. Единственное, что запомнилось – ее собственное крещение и их венчание в маленькой церквушке. Почти тайное – присутствовали только какая-то старушка в монашеском одеянии, которая была воспреемницей Сары, и усмехающийся черноусый здоровяк, ставший крестным новоиспеченной христианки. Сару окрестили в честь святой Сабины Римской. А когда над их с Гаем головами подняли венки – очень простые, чуть ли не наспех сделанные, - Сара вспомнила сказанное им когда-то, в другой жизни: «Я смогу позаботиться обо всем этом».
Самым удивительным было то, что Сара не помнила, чтобы они с Гаем обменялись хоть полсловом за все это время. И только когда они очутились вдвоем в какой-то небольшой комнатушке, где только и было, что ложе, небольшая полочка да стул в углу, Гай впервые обратился к ней.
- Что тебе от меня нужно? – спросил он. Сильные руки сжали ее плечи и ощутимо тряхнули. Сара молчала. Вместо ответа она легонько провела рукой по его растрепавшимся волосам и убрала прядку, упавшую на лоб. И вспомнила, что ей еще тогда… тогда хотелось сделать это, еще тогда эта упавшая прядка была раздражающей и нарушала всю правильность ее речи и того, что она говорила. Эта прядка и произносимый ею смертный приговор были несовместимы.
- Только это? – и после супружеской ночи синие глаза Гая не утратили своего льдистого холодноватого блеска.
- Я хочу понять, - тихо ответила Сара и провела кончиками пальцев по плечу Гая. «Хочу понять, как все могло бы быть», - сказала она себе.
Гай хотел отправиться во Францию, где их никто не знал и где они могли бы начать жизнь с начала. И вот тут реальность вернулась к Саре. Уехать? Отсюда, где есть брат ее матери, который всегда был так добр к ней, отсюда, где так много ее соплеменников ? Разумные рассуждения о том, что после крещения она чужая и для соплеменников, и для своего дяди, сейчас не доходили до сознания Сары – она безумно боялась уехать. Ей казалось, что уехать – это порвать со всем и всеми. А Честер, где граф тоже был бы рад видеть Гая Гисборна своим рыцарем, казался много более близким и «своим» местом. К тому же Ранульф де Блондевиль, граф Честер, был надежным вариантом, а во Франции их ждала неизвестность и полная неустроенность.
К удивлению Сары, Гай не стукнул кулаком по столу и не поставил на своем, как должен был сделать. Он согласился, и они вместе направились в Честер.
В Уэльсе было неспокойно, приграничные стычки с войсками правителей разных областей - то Лливеллина, то Гвенвивина. Гаю часто приходилось отлучаться.
Однажды он вернулся в сопровождении нескольких рыцарей, велел Саре подать вина и оставить их. Из их небольшого зала она слышала спорящие голоса и голос Гая, отчетливо произнесший: «Я не пойду против законного короля, несмотря на все благодеяния милорда Честера!» Сара ничего не поняла из разговора и просто выбросила его из головы. Как и свое недоумение от его непривычной нежности, когда они остались одни. Он ласкал ее так, будто прощался.
… А когда на следующий день она очнулась в темном подвале и человек в епископском одеянии, которого она когда-то видела в Ноттингеме, принялся ее допрашивать, Сарой овладел страх. Такой же страх, как и тот, который обуял ее когда-то, в другой жизни после признания Гая. А ведь признание не стало тогда для нее новостью – еще ранее она слышала от соседей, что некий рыцарь в синем плаще появляется перед ее окном. Но тогда Сара уверила саму себя, что следят за их семьей из-за отношений отца с шерифом Ноттингемским.
И вместе со страхом было томительное ощущение искушения. Епископ шептал ей:
- Выкрест… жена рыцаря – выкрест, в этом нет ничего плохого. Хуже, когда выкрестом оказывается жена изменника короне. К тому же упорствующая.
- Но ведь возможен иной исход. Возможно, что богатая вдова, леди Сабина Гисборн, под покровительством графа Честера, найдет свое счастье…
Она уже ничего не соображала, когда в ее руку сунули перо и пододвинули пергаментный лист. Дальше события снова замелькали словно страницы книги, которую листает нерадивый ученик. Лицо Гая, когда он поднимался на эшафот, она увидела четко, словно в кошмаре. Бледное и очень спокойное. Почти безмятежное. Такое же, как на той полянке… полянке…
- Нет, - зашептала Сара, лихорадочно сдирая с запястья шерстяную нитку и раздергивая обеими руками так сильно, что волокна до крови пропороли пальцы. Распуская еще один узелок.
========== Часть 3 ==========
- Неизвестное! – закричала Сара что было сил, когда по глазам хлестнул уже знакомый слепящий свет.
… Комнатушка Аарона Перльмана была сплошь увешана портретами Моше Даяна, Мейра Кахане и почему-то Карла Маркса, большой флаг украшал торцевую стену.
- Все готово? – голос Сары дрожал от волнения. Она все еще не могла поверить, что ее, девятнадцатилетнюю студентку университета, берут на такую ответственную акцию.
Она приехала сюда всего год назад, в 1967, вместе с отцом, которому предложили читать курс лекций по иудаистике. А Сара влилась в разномастное студенческое варево на манер петрушки или тимьяна – вполне обыденная травка, но придает блюду вкус и пикантность.
Сара совсем недолго просто варилась в общем котле – ее отец был влиятельным человеком в одной национальной организации, и через неделю после начала учебы к его дочери подошли трое, две девушки и крепкий курчавый парень.
- Твой отец рекомендовал тебя как стойкого и умного патриота, - без предисловий начал парень, назвавшийся Марком. Так Сара оказалась в молодежной секции организации. Как и положено молодежи, ребята занимали радикальную позицию. Саре очень нравилось ходить на демонстрации и в пикеты, раздавать листовки, сотрудничать с «охотниками за нацистами», искать старые документы и доказательства преступлений. Она чувствовала себя нужной и важной.
А вскоре после этого Сара познакомилась с ним… Ги Лешеваль был на два курса старше ее; высокий и светловолосый, похожий на нормандца, он оказался родом из маленького городка в Лотарингии. Ги хорошо говорил по-немецки, и Саре, которая владела английским, ивритом и немецким намного лучше, чем французским, было удобно с ним общаться.
Ги первый обратил на нее внимание. Сара сначала не понимала, чем могла привлечь этого красивого парня, она лишь заметила, что студенты-французы из его группы относятся к нему с еле заметным пренебрежением. А с иностранцами он сам не пытался завязать никаких отношений.
- Ты бы лучше не связывалась с ним, - сказала как-то Мари, которая тоже была в организации вместе с Сарой. - В нем определенно есть немецкая кровь.
- Ну, кто знает, какая кровь затесалась у нас с тобой, - отшутилась Сара. - У Марка вон точно есть хоть капля арабской.
Она ничего не говорила бойфренду о своем участии в организации, да он и не спрашивал. Саре было просто хорошо вместе с Ги – он был одиночкой, как и она. Он любил просто шататься по паркам и улицам, говорить ни о чем, он не стремился в шумные компании. С ним все было легко и в то же время с ним было надежно.
Отец, весь уйдя в свою науку, не особо интересовался тем, как проводит время его дочь. А Сара все время, свободное от учебы и работы в организации, проводила с Лешевалем. Она частенько оставалась ночевать в его квартирке, такой маленькой, что когда они с Ги занимались любовью, он или Сара в самый неподходящий момент обязательно сбрасывали ногами книжки с полки, вплотную примыкающей к узкой кровати.
Однако в последний месяц их встречи стали намного реже – Ги, очень смущаясь, рассказал, что прежняя подработка больше не дает достаточно средств на жизнь, а потому он вынужден устроиться ночным охранником в один из офисов. Сара, которой не приходилось испытывать затруднений с деньгами, только посочувствовала ему.
… Акция в офисе «Эйр Франс», в котором должна была принять участие Сара, была запланирована на позднюю ночь. Саре показалось, что весь день промелькнул быстро, как стекляшки в калейдоскопе.