И где Кента?
Кеншин нахмурился, пытаясь сосредоточиться. В голове небольшой гул, который усиливался. Он смог ощутить духа, хотя и несколько приглушенно. Вот стена, а за ней… Кенты не было.
О боже! Кенты там нет!
Там, в пылу сражения, Кента снова прорвался через стену, так ведь?
Нет, нет, нет…
Кеншин застонал, схватившись за голову. Пульсирующая боль становилась все сильнее. Нет, это, должно быть, так, как тогда…
Упав на колени на голую землю, Кеншин схватился за влажные хакама с такой силой, что пальцы побелели. Ему нужно сосредоточиться, чтобы перетащить Кенту обратно за стену.
Да, вот моя холодность… а вот ки Кенты.
Слабая, но он знал, что это дух. Неужели она смешалась с его собственной?
Что? НЕТ! Нет, этого не может быть!
Стиснув зубы, Кеншин закрыл глаза и сосредоточился, собрался как никогда и захватил осколок Кенты. Кропотливо, медленно он довел его до стены. Потом еще капельку. И еще.
Это была медленная работа. Просто струйка здесь и там… и Кеншин уже задыхается от усилий. Но ему нужно сделать это. Что он будет делать без духа? Он не сможет выполнять эту дерьмовую работу без духа!
Кента был его краеугольным камнем. Он всегда был там ради него!
Так что он искал и вытаскивал капельки холодности духа в надлежащее место. Уже почти наступило утро, когда он наконец почувствовал самое лучшее в своей жизни – чувство ласкового утешения.
Здесь, здесь, Кента здесь. Слава богу! Кеншин с облегчением разрыдался.
Кеншин проснулся на полу в своей комнате, чувствуя себя смертельно уставшим. Голова раскалывалась, шея затекла, а в глазах словно песка насыпали. Он потер их тыльной стороной ладони. Солнце светило ярко – уже полдень? Как будто он проспал все утро. Почему? И если на то пошло, почему он не чувствует себя пропитанным кровью?
Что случилось?
Затем он вспомнил все.
– Кента!
Чувство ласкового утешения в ответ. Слава богу! Кента в порядке.
Кеншин рухнул обратно, потирая ноющую шею. Он спал не на футоне и не возле стопки книг, как обычно, вместо этого просто свернувшись на полу. Странно. Плечи и спину ломило… на самом деле болело везде. И он ощущал… пустоту.
Кеншин перекатился на спину и долго лежал на полу, уставившись в потолок. Это ощущение пустоты было почти приятным. Кента продолжал ласкать его, его холодность нежно поглаживала его через стену.
Катана лежала рядом, забытая на полу. Грязная. С кровью на рукояти. С чего бы это?
… Вчера ночью я не очистил ее, поэтому она все еще испачкана кровью? Черт!
Поднявшись на ноги, Кеншин бросился к своим пожиткам, стараясь побыстрее отыскать комплект для чистки меча. Если он полностью не очистит катану, ржавчина повредит клинок! А что он без своего клинка? Ничто!
Мастер раз за разом повторял ему, что катана – душа мечника. Если он когда-нибудь узнает, как плохо Кеншин ухаживал за своим мечом, то выругает как никто другой! Так что почти весь оставшийся день Кеншин занимался мечом. Он старательно разобрал его и чистил до тех пор, пока он не засиял, как новый. Это было хорошее оружие – простое, но практичное, элегантное. Никто с первого взгляда и не определил бы, насколько оно великолепно. И сделано только для него. Мастеру пришлось его заказывать, потому что оказалось невозможным подобрать для Кеншина готовый меч, подходящий по размеру, стилю и потребностям.
Катана была ощутимым признаком того, что Мастер заботился о нем. Кеншин любил этот прекрасный клинок.
Однако прошлой ночью… он неуважительно отнесся к ней, не позаботившись. Тем не менее, он не мог не чувствовать, что использовать баттодзюцу было правильно. Лучшая смерть, которую он мог предложить для Шиоми-сана.
– Да, – прошептал Кента, успокаивая его.
Не было никакого другого способа быстро зарубить человека, кроме божественной скорости быстрой ничьей в сочетании с внутренним использованием ки. По правде, это был самый гуманный способ убийства. Как можно менее болезненный. И теперь, если ему и Кенте придется убивать людей, для новой эры и Кацуры-сана… они должны проявить к людям, которых они убьют, это снисхождение.
Глядя на сияющий меч, Кеншин торжественно кивнул. Да, всякий раз, когда это возможно… Я буду использовать баттодзюцу.
Хотя это нелегко. Он нахмурился. С одной целью это очевидный выбор, а с двумя? Во многом зависит от ситуации. С большими группами… Кеншин призадумался.
Нет, я найду способ. Если я достаточно сконцентрируюсь… Я смогу сделать это.
Кстати о концентрации. Прошлой ночью Кента проскользнул к нему целиком… почему? Неужели из-за его нерешительности? И в тот же миг Кента подтолкнул его и показал воспоминание. «Ты позволяешь своим страхам и сомнениям вести тебя, глупый ученик». О… Не это ли Мастер сказал ему в самом начале?
Все внутри сжалось до боли от стыда. Он чуть не потерял Кенту из-за своих страхов и сомнений. Даже сейчас он все еще не вырос из этой своей детской слабости!
Но прошлой ночью его неуверенность происходила от того, что он должен был убить Шиоми-сана. Он по-прежнему не знал, имел ли этот человек отношение к Осуми-сан. Но имело ли это значение? Даже если и так, мог ли Кеншин избежать его убийства?
Страшная правда в том, что нет. Когда Кацура-сан приказывал ему убивать, когда приходил черный конверт… он должен был убивать. Это так просто.
Кеншин спрятал лицо в ладонях, когда осознал это. Не имеет никакого значения, кто его цели, и почему они должны быть убиты. Если Кацура-сан прикажет, он убьет их – для новой эры. Кроме того, до сих пор все указания были верными. В его заказах не было ошибок, Ишин Шиши убедились в этом. Должен ли он знать много о своих целях?
Нет, не должен.
В конце концов, знание привело к размышлению, а размышления к предположениям, которые создали сомнения и страхи. Из-за них он чуть не потерял Кенту.
Это просто убийство… и я хорош в этом.
Так что Кеншин решил сказать Иидзуке-сану, как только увидит его, что для него нет никакой необходимости знать подробности о цели. Просто место, время и имена. Вот та информация, которая ему действительно нужна. Факт в том, что Кеншин действительно хорош. Он может делать это. Он может бороться за общее дело, за новую эпоху. Ему всегда удавалось убивать должным образом. Он никогда не был ранен, не было никаких проблем… он хорош.
– Но вчера мы были лучше… – прошептал дух. – Вместе. На одной стороне.
– Что? О чем ты говоришь? – удивленно спросил Кеншин.
– Ты мог бы снова начать опускать стену. Нам было хорошо вместе.
Нет, абсолютно неприемлемо.
– Даже не думай об этом! – яростно подумал Кеншин. – Я не смогу делать это без тебя.
– Вместе… не в одиночку.
Разве вчера они не были быстрее вместе? Используя свою обычную технику, они потерпели неудачу. Но вместе они были просто невероятно быстры. Гораздо быстрее, чем обычно.
Но все равно… нет.
– Нет, – твердо ответил Кеншин духу.
Принятие.
Забота.
Чувство ласкового утешения.
В тот же вечер, когда пришло время ужина, Кеншин чувствовал себя хорошо. Пища была пресной, и у него не было аппетита, но это норма в последнее время. Он ощущал себя усталым, каждое движение отдавалось болью в теле.. но это не проблема. В общем, все было почти хорошо. У него есть Кента, вчерашняя работа успешно завершена… в следующие несколько дней не должно быть черных конвертов.
Закончив есть, Кеншин взял меч и встал, чтобы уйти. В дверях, ведущих в общую столовую, он прошел мимо нескольких мужчин… и Фурутаки-сана. Но вместо того, чтобы миновать его спокойно, как остальные, Фурутака-сан поторопился и споткнулся…
Инстинктивно Кеншин протянул руку, чтобы поддержать его. Но вместо того, чтобы поблагодарить за этот жест, Фурутака уставился на него широко раскрытыми глазами, ударил по руке и прошипел:
– Держись от меня подальше, ты, неестественный урод.
Что? Кеншин шокировано ахнул, ошеломленный этими словами. Стало так тихо, что слышалось тяжелое дыхание Фурутаки, словно он действительно был в ярости. Сглотнув, Кеншин отвернулся… чтобы заметить, что все в столовой повернулись, чтобы посмотреть на них.
Что происходит? Почему они…?
Потом Фурутака развернулся и в спешке заскочил в столовую. А Кеншин остался стоять. Он медленно сглотнул, и так спокойно, как только мог, ушел вверх по лестнице.
Почему Фурутака сделал это? Этот самурай раньше был достаточно дружелюбен с ним. Он проводил часы в его компании, показывая Киото.
… и неестественный? Урод? Почему?
Вчера ночью не Фурутака был там? Как и Иидзука-сан, он видел его всего в крови после этой грязной работы…
После этого, кажется, люди делали все возможное, чтобы избегать его. Фурутака делал это очевиднее всех и даже провозглашал это. Даже Кеншин слышал, как он говорил другим, чтобы они держались подальше от «этого опасного урода». Фурутака, казалось, поставил себе задачу рассказать всем и вся, что пока он не может рассказать о том, что случилось, но как хороший друг хочет предупредить людей.
Неожиданно Кеншин обнаружил, что один не потому, что сам предпочел это, что его одиночество было не тем, что он выбрал сам, потому что не решался заговаривать с незнакомцами и не знал, как разговаривать с людьми намного старше его. Нет, теперь все люди в гостинице смотрели на него с подозрением и стремились избежать конфронтации с ним. Внезапно во время обеда пространство рядом с ним оставалось всегда свободным. Когда он шел по коридорам, люди отступали с его пути и шептались. Не то чтобы его боялись, не совсем так… но все равно, его избегали.
Иидзука-сан помочь смог не много. После того, как Фурутака слишком громко стал заявлять свое мнение… ревизор просто сделал так, что тот покинул гостиницу. Что, разумеется, привело к тому, что многие решили, что Фурутака оказался прав в своих подозрениях. Это заставило Кеншина чувствовать себя одиноким в толпе как никогда раньше. Чувство одиночества было, пожалуй, самым стрессовым в мире для него. Становилось все труднее спать, и кошмары вспыхнули с новой силой.
И что самое страшное? Он был загружен работой как никогда раньше.
Кента продолжал ему предлагать ломать стену дальше. Он твердил, что вместе они гораздо лучше, и стена препятствует их усилению. Кеншин не хотел думать об этом. Кента всегда был там… и если он разрушит стену, не означает ли это, что Кенты больше не будет? Он не мог делать свою работу в одиночку!
Проблема, однако, заключалась в том, что теплые чувства, скрытые в стене, были невероятно заманчивы. Кеншин помнил, как утешительны они были, все эти чувства и воспоминания о хороших вещах. И он чувствовал себя таким одиноким. Даже волчок Касуми в эти дни не помогал ему.
Но когда Кеншин создал дыру в стене, годы назад, то, к чему он прикоснулся, исчезло. Он не знал, почему. Он даже не мог вспомнить, к чему прикасался. Было похоже, что удалять вещи из стены значило начисто стереть их. А простое прикосновение не давало ничего, кроме мучительных вспышек.
Но может… если он просто опустит стену? Лишь немного? Это же не навредит, верно? Стена по-прежнему останется между ним и Кентой, и он получит утешение от воспоминаний и чувств, хранящихся в стене.
Так что однажды ночью, когда ему было особенно плохо и одиноко, Кеншин осторожно коснулся стены, поднимая одну из частей, слагающих ее. Мгновенно тепло объятий матери распространилось по всему телу. Он задохнулся, тяжело и отчаянно глотая воздух. Он забыл это ощущение! Это было так давно! Кеншин закрыл глаза, стараясь не думать о том, как много он пропустил… насколько хорошо ощущать безусловную любовь, ласковые объятия.
В тишине его глаза защипало.
– Тебе нужно это, – шепнул ему Кента.
Дух был, конечно, прав. Он был так одинок в последнее время. Его работа ужасна, и становилась слишком легкой. Он даже не раздумывал больше, просто шел и убивал, и убивал, а потом еще убивал. Даже с его божественной скоростью, пытаясь использовать только баттодзюцу… Если целей бывало много, кто-нибудь успевал закричать. Память об их крови задерживалась, пропитывая все вокруг. Он чувствовал себя беспокойным и легко возбудимым. Он словно весь был покрыт кровью. Даже еда имела привкус крови.
Но это чувство, о боже, оно так прекрасно! Может, в такие времена… время от времени, ничего страшного не будет в том, что он возьмет пару вещей из стены?
– Да, – прошептал Кента, поглаживая его.
Плакать так по-детски. Но может, только на сегодня, это даже хорошо?
Кеншин плакал, пока глаза не стали сухими.
Из-за того, что люди в гостинице вели себя так, словно он кто-то вроде монстра, и избегали его, Кеншин не чувствовал необходимости проводить там времени больше, чем было нужно. Нет, он бы предпочел, чтобы люди вообще не замечали его. Так что обычно он оставался в своей комнате или тренировался во дворе в случайное время. Или, все чаще и чаще, он уходил в город и наблюдал за людьми. На оживленных улицах Киото он был лишь одним из многих. В нем не было ничего особенного, и сейчас это единственное, чего он хотел – быть никем.
Однако, кажется, город достигал точки кипения. Так много было людей, так много самураев со всех уголков страны… и из-за того политического хаоса, который царил в кулуарах, кажется, многие группировки с обеих сторон были втянуты в беспорядки. Ишин Шиши были очень разделены, и у людей складывалось о них неоднозначное мнение. Но больше, чем их, не любили отряды Бакуфу, особенно недавно созданный полицейский отряд, Шинсенгуми.
Волки Мибу – называли их люди, и хмуро смотрели на их броские голубые хаори, украшенные крупными белыми горными пиками. Сборище ронинов и наемников из низших классов, утверждавших, что они будут защищать город в это неспокойное время.
Кеншин еще не видел ни одного Шинсенгуми и не встречал их во время своей работы. Его убийства в основном планировались в укромных местах. Однако работы все прибывало. В ближайшее время, возможно, ему придется работать в городе. Ему не нравилась эта мысль. Это может вызвать осложнения. Что если какой-нибудь невинный свидетель застанет его во время работы?
Никто не должен увидеть его и уйти живым, на этот счет Кацура-сан дал вполне ясное указание. Но убивать невинных людей только потому, что они оказались не в то время и не в том месте? Даже мысль об этом оставляла неприятный привкус во рту.
Нет, я не могу позволить этому случиться. Никогда.
В конце концов, избегать посторонних было ему по силам. Кеншин знал, как чувствовать ки, и независимо от того, как трудно было сосредоточиться на всех крошечных мерцаниях ки в городе, он может убедиться, что вокруг чисто, прежде чем действовать.
Кеншин медленно выдохнул. Да, я могу это сделать. Я должен.
Это был очень хороший день поздней зимой. Солнце светило ярко, и неважно, что еще немного холодно. Не было даже намека на снег. Ну, не то чтобы снег часто выпадал в этой далекой долине, но это было хорошо. Кеншин чувствовал себя прекрасно в своей обычной повседневной одежде.
Хорошая погода отразилась на окружающих людях, и многие отправились на рынок. Кеншин грустно улыбался, наслаждаясь их шутками. Как хорошо быть просто одним из многих. Ради этих людей он делает это. Для их счастья, ради новой эпохи.
– … И все эти убийства – дело рук ужасного убийцы, использующего баттодзюцу, – сказал кто-то за ним, шепча как заправский сплетник.
Что?
– Да, но говорят, что его цели – только чиновники Бакуфу и их телохранители. Просто вырезает их всех. И никто не может остановить его.
Они говорят обо…
– Я слышала от продавца цветов, что его называют хитокири Баттосай. Это потому, что он убивает их всех, ни о чем не заботясь… и говорят, что делает он это одним и тем же ударом. Я ничего не понимаю в кендзюцу, но у друга моего мужа есть связи в Шинсенгуми, и он сказал, что все было сделано именно так…
… обо мне?
– А что, если это просто слухи? Что, если он не похож на этих террористов из Ишин Шиши… что, если он убивает всех, кто попадается ему на пути? Может, все в опасности!
– Это так ужасно! Но самое страшное, что никто не знает, как он выглядит! Они ничего не знают о нем, только баттодзюцу…