Чонгук непонимающе уставился на короля, а потом, несколько минут спустя, когда слуги внесли в зал серебряные подносы, смутился, так как в голову пришла мысль, что еда может быть отравленной.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — Хосок взял свой бокал и отпил из него, — я не собираюсь тебя травить, лишь хочу, чтобы ты оценил старания моего повара.
Чонгук покосился на разнообразные блюда и взял в руки небольшой корж с рыбной начинкой. Его безумно смущала неловкость ситуации, но он быстро съел безумно вкусный коржик и уже потянулся за вторым, когда закашлялся. Мелкая косточка царапала ему горло, и он согнулся пополам, прося воды. Хосок подскочил с трона, и принц увидел удивление на лице короля, который явно не ожидал такого.
— Главного повара ко мне. Сейчас же, — король прошипел.
Чонгук не переставал кашлять, а когда увидел, как в зал привели перепуганного мужчину, понял, что живым повар отсюда не выйдет.
— Ваше Величество, — принц преклонил колено, — я так неловок, — отчего-то судьба повара казалась ему стоящей того, чтобы её спасти, ведь коржи-то действительно получились вкусными. — Ваш повар приготовил восхитительные блюда, а…
— Меч, — Хосок перебил принца и сошёл с трона, подходя к Чонгуку. — Встань. Он замахнулся на жизнь члена королевской семьи.
Принц поднялся, а Хосок дал ему свой меч, кивая в сторону сжавшегося повара. Чон всем своим видом давал понять, что спорить с ним бесполезно, он уже всё решил для себя. Чонгуку отчего-то подумалось, что король проверяет его, и он схватил меч, подходя к мужчине. Он подавил подкатывающую к горлу тошноту и подумал, что это будет не первое его убийство, но растерянность в глазах повара он запомнит надолго.
— Отруби голову, — в глазах короля плескалось удовольствие, а его поза так и кричала о его силе, власти, жестокости и капельке безумия, что отравляла его естество, — если не боишься замараться.
Чонгук сглотнул тяжелый ком и поднял меч вверх.
***
Тэхён опустил взгляд и почувствовал, как янтарные глаза прожигают насквозь, не давая сделать лишний вдох, заваливая внутренности тупым чувством благодарности. Не было бы между ними тех десяти метров — мальчишка умер бы на месте от ожогов по всему телу. Кладка под ногами была покрыта трещинами, так же, как и мысли Тэ, которые в любую минуту грозили довести до безумия, мечась из крайности в крайность. Не понимая, почему у него такая реакция на мужчину, что шёл ровным шагом рядом с другим, более тонким и красивым парнем, Тэхён застыл, то и дело поглядывая на них из-под ресниц.
Это тот самый мужчина, что спас, и, сам того не желая, прекратил страдания и уменьшил дозу жестокости. А потом, будто напоминая, что доброта — черта непостоянная, бросил на холодную землю подыхать, совершенно не заботясь о том, что из ран сочится вязкая, липкая, смешанная с грязью кровь. Не столько тело, сколько сама душа кровоточила и кричала, что так нельзя, что так — больно. Не по силам.
Чонин резко развернулся и опять схватил Тэ за руку, вбежал в двери кухни и прислонился к стене.
— Тэхёни, это тот господин, который ударил маслянистую свинью, — воскликнул мальчик, теребя руками штанину, — ты помнишь его?
Тэхён не хотел. Не хотел помнить, почему его избивали, почему этот господин помог ему, ведь тогда в голове опять вырисовывался образ Санхи, а он и так много сил потратил на то, чтобы отгородить себя от эмоций, от того ржавого гвоздя, который не только метку расцарапал, но и на сердце шрамы оставил.
— Не помню, — прошептал Тэ, а лицо его покрылось лёгкой испариной, стереть которую он попытался длинным рукавом рубахи.
Чонин молча кивнул и сжал руку друга, ласково улыбаясь.
Но Тэхён чувствовал, как что-то внутри него металось, ему хотелось залезть под огромный деревянный стол, что горделиво стоял в центре большой кухни, и обнять себя, притягивая колени к груди. А когда на кухню вошел тот самый господин, да ещё и без лишних слов повёл за собой, Тэ показалось, будто на него ведро холодной воды вылили, он не мог пошевелиться, холодные пальцы дрожали, а ноги ступали сами по себе.
— Ты знаешь, кто я? — мужчина запер за собою дверь и подошёл к столу, наливая себе воду с медного графина. — Я удивлен, что ты выжил. Как тебе живётся в замке Чонов? — мужчина выплюнул и бросил графин об стену.
— Я хотел поблагодарить вас, — Тэхён стоял возле двери, игнорируя желание убежать, как только мужчина отвернётся. Янтарные глаза, полные злости, угрожали сжечь. — Вы с-спасли мне ж-жизнь, — мальчишка заикался, пытаясь скрыть свой страх, не понимая, чем вызвал такую злость.
— Прости, — мужчина прикрыл глаза, — меня зовут Пак Чимин, — открыв их вновь, Чимин подошел к мальчишке, — я зол не на тебя. Но, — он задорно усмехнулся, — меня поразила твоя живучесть. В этот раз скажешь своё имя?
— Тэхён, — прошептал мальчишка, оглядывая накидку Чимина, обшитую золотыми нитями. Хотелось провести по мягкой, шёлковой ткани, что спускалась в пол, и Тэ взглянул на свои мозолистые руки. Драить котелки до конца жизни — вот что ему светило.
— Тэхён, — Чимин поднял уголок губы и потрепал мальчишку по волосам, — так как тебе живется в этом местечке?
Тэхён посмотрел через окно на облака, что непонятными фигурами, линиями, мягкими контурами украшали небо и подумал, что жить здесь не так уж и плохо. Но он не успел ничего озвучить, как дверь распахнулась, а его сердце второй раз за день ухнуло вниз. Прямо на него смотрел принц, и лицо его выражало явное недовольство, перемешанное с отвращением и непролитыми слезами.
— Ты? — послышался удивленный голос, и Тэхён сжался. Он был готов выпустить свои шипы в любой момент, но только грохнулся на колени и молчаливо уставился на пол, боясь поднимать глаза. Метка жгла под рёбрами.
***
Когда Чонгук опустил меч, а потоки крови залили пол, он не почувствовал ничего, кроме отвращения. Голова мужчины откатилась, а глаза его были выпучены, не скрывали животный ужас. Чонгук отдал меч королю и подавил в себе накатывающую тошноту, но зрелище было слишком отвратным, а психика Хосока — искорёженной до того, что его действия не поддавались объяснению. Чон громко рассмеялся и провёл языком по лезвию меча, слизывая кровь, заставляя принца отшатнуться. Чонгуку стало не на шутку страшно, и он почувствовал, как сильно забилось его сердце, грозясь выпрыгнуть из груди, оставить хозяина одного.
Чонгука вырвало прямо на пол в тронном зале, и он упал на колени, пытаясь унять жжение в горле. Его тело сотрясали спазмы, а Хосок только приказал подать принцу воды.
— Ты молодец, вижу в тебе потенциал, — голос короля донёсся до него, будто сквозь толщу воды, и Ким поспешил встать, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Иди к себе в покои, отдохни, — Хосок по-отечески потрепал принца по плечу и направился к выходу, обходя кровь, что, кажется, затопила всё пространство. — Кстати, — Чон обернулся возле массивных дверей, — когда-то он был слугой Паков, — Чонгуку показалось, что его засасывает в глубокую трясину.
Принц смотрел на отрубленную голову, а в голове шипели змеи, твердя, что он сделал, что должен был. Своя жизнь дороже, а если бы Хосок учуял слабину, перегрыз бы глотку сразу же. Со зверем нужно вести себя по-зверски, и не важно, что это может зацепить других. Чонгук жив, а это — самое главное, Чонгук убил, а это — дело житейское.
Принц разбито усмехнулся, а корочка на его сердце затвердела ещё больше.
***
Принц смотрел на мальчишку, что упал перед ним на колени и не мог поверить своим глазам. Тот самый ребёнок, которого он видел, когда метка проступила. В груди отчего-то стало тесно, и Ким подошёл поближе, вглядываясь в хорошо знакомые черты.
— Чимин, выйди, — холодно прошипел Ким, заставляя мальчика дёрнуться. — Сейчас же.
Пак недовольно поморщился, но поклонился принцу и вышел из комнаты, оставляя их наедине.
— Где она? — прорычал Чонгук и, приблизившись, поднял мальчишку на ноги, схватил за подбородок и уставился в его глаза, отчётливо читая в них ужас. — Где? — крикнул Чонгук.
— О чём вы?
— Девчонка! — прин взвыл, чувствуя, как пульсирует плечо, — где она? Та девочка, с которой ты был в тот день, когда я видел вас подле полевой дороги, — ему казалось, что, если найдет её, метка перестанет болеть, гореть и мучать.
Тэхён вырвался из цепких рук и попятился к двери, когда принц резко дёрнул его на себя, нечаянно разрывая рубаху, обнажая оливковую кожу. Чонгук застыл, а в глаза врезалось «отвращение», украшавшее живот мальчика.
— Это что?
— Моя сестра умерла, — прошептал Тэ, а Ким даже не шевельнулся, пытаясь прийти в себя. Он видел, как на мальчишку свалилась невидимая тяжёлая ноша, почувствовал, как она давит на его плечи, прижимая к земле, заставляя упасть, поранить коленки и истошно выть, прося помощи.
— «Скорбь». Это был ты, — выдохнул Чонгук, хватаясь за голову. — Это ты! — в голове гудело, мысли спутались, словно волосы на затылке. Он ожидал, что судьба назначила ему парой девочку, но перед ним стоял худющий мальчишка, едва старше тринадцати лет. Его хотелось откормить, согреть. Синяков почти не было, но принц отчётливо увидел почти сошедшие гематомы и тяжело вздохнул. Щенячий страх и непонятная преданность в его глазах удивила Чонгука, и он ужаснулся тому, что захотелось разбить это хрупкое тельце, ударить с высоты о землю, раскрошить тоненькие косточки и сжечь на костре, попутно преклоняясь худобе ключиц.
Тэхён неловко переминался с ноги на ногу, и, когда Чонгук схватил его за шею, мальчик вцепился в руки принца ногтями, смотря на насмешку в глазах напротив. Тэхён чувствовал, как сильные руки отбирают кислород, не давая ему поступать в лёгкие. Тэ умоляюще уставился на принца, и его всего сковал настоящий ужас, захотелось умереть, только от взгляда этих черных, как ночь, глаз. Заметив небольшой шрамик на щеке принца, Тэхёну захотелось его поцеловать, и он ужаснулся своим мыслям, прикрыл глаза, чувствуя, как сильно бьётся его сердце. Разве нужна ему жизнь? Кислорода не было, и Чонгук сжимал руки всё сильнее, круша последние надежды, в очередной раз крича в лицо, что Тэхён — никто, его душу забрать слишком легко, и, чтобы рассечь кожу, меч не понадобится, достаточно лишь единого взгляда, направленного в саму душу.
========== Don’t get too close. It’s dark inside ==========
Now you got no one you can trust.
Мин Юнги — воистину солнечный принц, как его любила называть его кормилица. Он родился легко, без осложнений, а хороший характер служил ему во благо. Не было никого, кто бы не любил мальчишку, он с самого детства бегал с детьми слуг по королевскому саду, брал всю вину за шалости на себя, даже заимел подружку и мечтал, что женится на ней, когда вырастет, не взирая на то, что девочка была дочерью прачки. Детские влюблённости проходили, а принц рос прекрасным, словно дикий цветок Смеральдо, завораживал всех своей хрупкой красотой, бледной кожей настоящего аристократа, мягкой улыбкой и уникальным даром располагать к себе с первой беседы. О нём шла молва по всему континенту, что и стало причиной его обмена на свободу от захватчика Чон Хосока. Король был наслышан о мальчишке, и, когда подвёл свои войска к границам с Минами, потребовал отдать ему принца, чем заставил короля схватиться за голову, а королеву — истошно кричать и отбиваться от служанок. Но выхода не было: Королевство Чон Хосока было слишком могущественным, его армия — втрое больше, а королевство Паков, которое он завоевал, как только взошел на трон, делало его невероятно сильным.
— Юнги, — на третий день после прихода гонца от Чона, королева нежно погладила щёку сына, — мы в очень плохом положении, — ровно с этого момента начался личный ад Юнги, старшего сына короля государства Минов. Он непонимающе смотрел на мать, качал головой и прогибался под грузом слов отца. Король должен пожертвовать сыном во имя своего народа. Другого пути не было, а младший сын вздохнул спокойно, Юнги отчетливо видел, как в день отъезда у него загорелись глаза. Наверное, он уже предвкушал рассвет своей зари. Предвкушал, что станет новым королём, а о Юнги все забудут, не обращая внимания на прошлое, громко встречая нового правителя.
— Ненавижу, — тихо повторял Юнги, пытаясь не сойти с ума, чувствуя каждую кочку родной земли на которую наезжала карета. Дважды он пытался сбежать, даже прокусил кожу на руке одному из сопровождающих до крови, но дальше пяти метров отбежать не сумел, проклиная свои тонкие руки, которыми и не поборешься толком.
Первый день в замке Чонов Юнги запомнил навсегда. Проданный принц чужого королевства, на которого даже прислуга бросала косые взгляды, а со всех сторон слышались мерзкие слова, не имел ни единого права в новом доме. Он закатил истерику и умолял отправить его назад, но Хосок упрямо его не слушал, а за ужином только улыбался и потирал грудь, заставляя Юнги злобно шипеть и нарочно разливать бокалы с вином. На его чувства никто не обращал внимания, а солнечный семнадцатилетний ребёнок в один миг закрылся, являя миру новую версию Мин Юнги — неприступную глыбу льда, добраться до сердца которой теперь оказывалось задачей практически непосильной. И только кожа на запястье кричала об обратном.
— Успокойся, ты — причина мира и того, что я до сих пор не отрубил твоему отцу голову, — Хосок умилялся Мину и воспринимал его коготки, как должное. Не ему ли знать, как тяжело терять всё, испытывая на себе такое громкое слово, как предательство. Жертва неудачных обстоятельств, прихоти Чона, его военной мощи. Всем плевать на принца, когда первые пограничные деревни пылают ярким огнём.
— Иди к чёрту, — не уставал повторять Юнги, бросаясь в короля едой. А Хосок опять-таки ликовал, он знал, что ему дозволено всё и что приручить этого дикого котенка — его цель, личный заскок и безудержное желание. Сломать, сделать своим, играться, а проступившая метка поможет всё воплотить.
Юнги кусал слуг, бился головой об пол, забывая о том, что он — элита общества, принц, которого до посинения учили манерам и этикету. Какие, к чёрту, правила приличия, когда тебя продают за несколько спокойных лет? А Юнги не сомневался, что долго он не продержится, и тогда отцу придется отдать Хосоку что-то ещё, возможно, даже второго сына. В первый день Юнги заработал себе славу дурачка, который в упор не понимал, что за то, что он творит — король уже бы раз пять отрубил голову любому другому, но Чон лишь тихо хихикал и забывал о своей жестокости, даже не притрагиваясь к своему любимому мечу. Советники были в недоумении, а слуги крестились, боясь, что государь сошел с ума. Но он быстро понял, что так нельзя, и перестал показывать на публике, насколько сильно зависим от черноглазого мальчишки.
В первую ночь Хосок приказал не трогать Юнги, просто запереть в комнатушке, простом чулане, где ужасно воняло рыбой и протухшим мясом. Юнги же опешил от такой наглости и потребовал золотые ручки на дверях, а не дерево и безвкусный камень. Хосок только смеялся и сверкал небольшими ямочками на щеках, заставляя сердце Юнги биться быстрее.
— Котёнок, тебе, может, ещё пол золотом устлать? Довольствуйся малым, — тихо шептал король, часто краснея. А ночью Мин чувствовал на себе чужой взгляд. На следующий же день узнал о том, что Хосок отказался от своих фавориток, чем вызвал лёгкую улыбку на губах принца.
Выжженное в первый день «нежность», что отпечаталось на запястье Мина, до сих пор вводило в ступор, заставляя себе напоминать, что Чон Хосок — жестокий правитель, а не добренький мальчик, что спокойно будет принимать все заскоки Юнги. Но он принимал.
Хосок ломал медленно. С каждым днём приходил всё чаще, не внимал рассерженным воплям Юнги, а когда мальчика словили целующимся с одной со служанок, и слова кривого не сказал, лишь выпорол служанку до красных полос, приговаривая, что она — ведьма. С каждым днем улыбался Мину всё искренней, бросал к его ногам все заморские шелка, экзотические фрукты, книги, написанные лучшими мастерами своего дела.
Юнги понял, что имеет власть над королём именно в один момент.