Став старше, я немного отошел от чтения и стал исследовать родной город, залезая во всяческие доступные и не очень места. Думаю, отцу вновь стало бы плохо с сердцем, узнай он, где меня, временами, носило. Я не был особо общительным парнем, и, в другой ситуации, это могло бы стать для меня проблемой - одинокий, худой и нескладный, я был идеальной мишенью для насмешек. От становления изгоем меня спасло высокое положение отца. После первого же раза, когда я вернулся с разбитым лицом, тот страшно разозлился, и спросив у меня лишь одно - “Кто?” - ушел разбираться с проблемой. Выросшему вдали от сверстников, мне были чужды всяческие неписаные правила, вроде того, которое запрещает “правильным” ребятам жаловаться родителям. На следующее утро четверо зареванных ребятишек сквозь слезы просили прощения за свое поведение. Я не держал на них зла. Я вообще всю жизнь был на удивление миролюбивым. Стоит ли говорить, что после подобной демонстрации власти, хоть и не моей, меня больше не тронули и пальцем. Полагаю, меня сторонились и не хотели общаться, этакая месть за ябедничество. Увы им, но я этой мести тогда даже не заметил.
Весь город был мною изучен довольно быстро. Я даже случайно нашел место нахождения склада с контрабандным товаром. То, что товар контрабандный, я узнал только от отца. А то слушая, как он жалуется, что стражники уже месяц не могут найти откуда в город попадают демонические фрукты, я не долго думая ответил, что, мол, чего же искать-то? Они же на складе в нижнем районе города, прямо в коробках лежат. Дураком был. После долгого, очень долгого допроса, который начинался с вопроса, а откуда я вообще знаю как выглядят эти фрукты (между прочим, трактат “О зельях запретнейших” отец сам забыл положить обратно под замок), и заканчивался тем, что у меня требовали ответ на то, какого демона я вообще забыл в том районе, все разрешилось относительно неплохо. Отец тогда куда-то ушел, город еще месяц бурлит оттого, что арестовывали пособников мамоно, которых в инфраструктуру моего родного Трехозерного проникло неприлично много, а меня пол года держали под замком, и даже на улицу выпускали всего на пару часов в день. Ах да! Отец получил какую-то доверительную грамоту, прямиком из рук главы местной Церкви Илиас. И, как мне кажется, не только грамоту.
Это я все к чему веду? Я всегда и везде искал тайны. И, похоже, нашел ту, которую лучше бы не искал.
***
Я знал, что под островом есть катакомбы. Знал и о том, что они не слишком обширны. Под этим “не слишком” я подразумеваю, что я смог изучить их от конца, до конца еще двенадцатилетним мальчишкой (слава Ордену, который и вычистил эти катакомбы, что я тогда не встретил ни одной мамоно). Я бы ни за что не полез в них еще раз - во первых мне уже не двенадцать, а двадцать и грязь на одежде меня не украсит, а во вторых, мне не были интересными места, которые я уже изучил. Ну ладно, последнее не совсем верно, я иногда все же спускался сюда, побродить по тоннелям, но тогда на мне была не праздничная одежда.
Что я делал под землей, да еще и в выходной одежде? Как обычно у всяких юношей-максималистов - ссора с семьей. Изрядно постаревший отец, явно заметивший, что я гораздо больше интересуюсь книгами, нежели девушками, решил самостоятельно обеспечить мне возможность продолжить род. Без моего присутствия меня, совершенно внезапно, обручили. Хорошо хоть не женили.
Не то чтобы невеста мне не нравилась, она была вполне симпатичной - белые волосы, ладная фигурка и симпатичное лицо, но все же я точно не чувствовал себя готовым к семейной жизни. Проявив неслабую выдержку я сумел не опозорить отца и вполне достойно вести себя на званном ужине. А вот после мы поссорились. Едва ли не впервые в жизни.
Пожалуй, если бы не эта ссора, если бы не бушующая в крови злость, если бы не внезапно вылезшая юношеская опрометчивость - я бы не полез в тот провал. Обычный провал в одном из немногочисленных тоннелей катакомб. Однако сам провал вел в куда-то в сеть подземных пещер, расположенных еще ниже, под самими катакомбами. Илиас мне свидетельница - не будь я в столь раздраженном состоянии, я бы туда не полез! Без подготовки, по крайней мере.
А вот теперь я мало того, что испортил костюм из дорогого кашемира, так еще и… заблудился. И если отсутствие света частично перекрывалось россыпями светящихся кристаллов, то нехватка пищи и качественной воды (капающую со стен влагу я пить не рискну) стает в полный рост.
“Искать меня начнут под утро. При этом сначала проверят немногочисленных друзей, все кабаки и таверны. Это еще пол дня. И только потом за поиски возьмутся всерьез”. - Мои мрачные мысли сопровождало только эхо моих же шагов.
Поворот, по прямой, еще поворот. Я бы с удовольствием последовал совету поворачивать только в одну сторону, но часть проходов слишком узкая, а часть ведет в тупики.
“Что самое неприятное - учитывая мою ссору с отцом, все наверняка подумают, что я убежал из города. Вероятнее всего будут трясти сражу которая в эту ночь стоит на обоих воротах, ибо иначе ночью город не покинуть. Поправка. Мне не покинуть”.
Прямо, прямо, немного влево и поворот направо.
“В катакомбах искать не станут точно - они слишком мелкие, тут даже нищих нет, как и воровских притонов. Обвал заметят очень нескоро, а уж предположить, что в этот пролом я и “убежал” если и предположат, то только спустя пару недель. Минимум”.
Прямо, прямо, поворот, тупик. Развернуться и обратно.
“Еще более печальной ситуацию делает тот факт, что эта сеть пещер явно не исследована. А это значит, что Орден их не зачищал от мамоно. Вот дерьмо!”
Теперь я стараюсь ступать как можно тише. Мамоно я в своей жизни видел лишь дважды, и оба раза издалека. Но книги о них говорили весьма однозначно. И это я не только про разрешенные Орденом, даже в более “толерантных” источниках их поведение описывается весьма недвусмысленно.
“Я не для того сбежал из под венца, чтобы под другой запрыгнуть!” - Несмотря на всю остроту ситуации, я не смог сдержать улыбку. Смех, однако, все же подавил.
Прямо, налево, налево, прямо.
“До чего же здесь все запутано.”
Прямо, вправо, вправо, вниз.
Снова вниз и налево.
И снова вниз, направо, направо, направо и вновь тупик.
Сил не осталось от слова совсем. Решив, что этот тупик ничем не хуже других, я постелил на камни свою кофту, и размышляя о том, почему же она такая тонкая забылся тревожным сном.
***
Проснувшись, я едва смог заставить себя встать. Окоченевшее тело слушается крайне неохотно, а каждое движение отдалось тысячей иголок, впивающихся в мое бренное тело. Очень сильно ломит суставы, слезятся глаза и ноет непривычная к столь жесткому ложу спина. Что удивительно, так это отсутствие насморка, да и жар, кажется, тоже не поднялся.
“Не простудился. И то хорошо!”
Понимая, что если останусь на месте банально околею, даже раньше чем проголодаюсь, делаю примитивную разминку. Самую малость разогрев одеревеневшие мышцы, начинаю движение, как я надеюсь, вперед, к выходу.
Идти приходиться крайне медленно, заставляя себя смотреть куда ступаю, стараясь производить как можно меньше шума. Даже на мой дилетантский взгляд, да и слух тоже, получается не очень. Тем не менее, никакая тварь так и не выползла полакомится моей душой.
Как я не стараюсь идти наверх, но не выходит. Я постепенно ухожу все ниже и ниже под землю. Привычная с детства любовь к неизведанному даже сейчас помогает, не давая разуму впасть в панику, удерживая меня от позорной истерики. На краю сознания мелькает наполненная горькой иронией мысль:
“Если конец будет совсем близко, начну орать и всячески шуметь. Жизнь с мамоно, если они тут вообще есть, все же лучше голодной смерти”.
***
Я не знаю сколько прошло времени. Усталость отнюдь не сильная, а вот голод все сильнее впивает в меня свои когти. Еще одной ощутимой проблемой стало почти полное исчезновение светящихся кристаллов в стенах пещер. Пробираться приходилось едва ли не на ощупь. Только чудо все еще спасает меня от ушибов и порезов - камни здесь имеют весьма острые края. Попытки вытащить, выковырять или выломать несколько светящихся кристаликов ни к чему не привели - сидели эти заразы крепко и я не сталь рисковать вырвать себе ногти, пытаясь заполучить один. Заражение крови убьет меня вернее темноты.
Свет, в глубине моего текущего маршрута, я увидел не сразу. Но вот когда увидел я почти был готов начать молиться. Сохраняя остатки спокойствия, я как можно тише и аккуратнее пополз в сторону источника света. Уже через сотню ударов сердца стало достаточно светло, чтобы вновь встать на ноги, и пойти уже нормальным шагом.
Увы, но мое везение оказалось обманчиво. Свет, который вселил в меня такую надежду, оказался светом сотен и сотен кристаллов висящих на стенах и потолке огромной каверны. Несмотря на свое бедственное положение, я не смог не залюбоваться первозданной красотой этого удивительного места.
“Сколько лет под нашими ногами была такая красота?” - Билась в совершенно пустой голове одинокая мысль.
Крушение надежды на окончание моих мытарств, я принял на удивление спокойно. Вероятно, подсознательно я был даже рад, что мне удалось увидеть это творение природы, несмотря на всю опасность моего положения.
В дальнем от меня углу каверны бил маленький ручеек с чистой и прозрачной водой. Вовремя вспомнив прочитанную когда-то книгу о природных ядах, я сначала аккуратно попробовал воду на вкус. Вода оказалась и впрямь чистой, никаких посторонних привкусов я не заметил, а потому решился таки напиться и умыть лицо.
Немного отдохнув, я с новыми силами поднялся на ноги. Спасение само ко мне не придет.
В последний раз окинув взглядом самое прекрасное в моей жизни зрелище, я пошел назад в бесконечный лабиринт пещер.
***
Мы встретились прямо у злополучного входа в каверну. Судя по всему, эта встреча стала неожиданностью для на обоих.
На несколько бесконечно коротких мгновения, мы застыли друг против друга. Худой, чуть сутулый, человеческий юноша с признаками тяжелого истощения и весьма жуткого вида мамоно.
Первым, что замечал взгляд были глаза. Много, много глаз. Темно-красного цвета цвета хрусталики, и белоснежные глазные яблока, они висели на кончиках множества щупалец, что выходили из ее спины. Своим объемом эти глаза и щупальца превосходили все остальное тело мамоно. Но даже все эти чудовищные очи вместе взятые меркли перед тем единственным, что разместился на ее лице. Всего один, но огромный, занимающий едва ли не треть лица, глаз тускло светился красноватым. В центе же комка из черных извивающихся отростков и этакой мантии того же черного цвета разместилось ее тело. Роскошные формы, и неестественно бледная, уже ближе к серой, кожа ярким пятном выделялись на фоне темного подземелья. Однако, руки, почти до самых плеч, и ноги, от стопы и чуть выше колена, были словно одеты в черные перчатки и чулки, странным образом контрастируя с общей бледностью мамоно. Дополняла картину длинная грива иссиня черных волос. Присмотревшись чуть внимательней, я с омерзением заметил, как с ее щупалец, рук и ног на пол пещеры капает густая и прозрачная слизь.
Еще одна секунда тишины, после которой мамоно опомнилась от неожиданной встречи, и внезапно улыбнулась весьма злой улыбкой.
“Зубы как иголки”. - Только и пронеслось в моей голове.
Несмотря на все прочитанные книги, меня просто парализовало от смеси страха, опаски и омерзения. Мне очень не хотелось чтобы это существо даже просто коснулось меня. От осознания того, что дикие мамоно делают с плененными ими мужчинами меня едва не стошнило. Только отсутствие в желудке какой либо еды не дало мне это сделать.
Сама же мамоно, увидев мою реакцию добавила к злобности своей улыбки еще и изрядную долю презрения.
- И что же ты здесь делаешь, человек?
Понимая, что нет смысла скрывать очевидное, я совершенно правдиво ответил:
- Заблудился.
- Заблудился? Я, конечно, всегда знала что вы, людишки, жалкие бесхребетные, но ты даже среди них выделяешься. Как вообще можно заблудиться в пещерах?
Откровенную издевку с ее стороны я пропустил. Сам факт того, что она вообще со мной заговорила, можно считать огромным успехом, ибо окажись она безмозглой подобно той же слизи, то здесь мой путь и окончился бы.
- Да, заблудился. Нам, людям, сложно ориентироваться в подземельях. - И тут же добавил немного лести. - Увы я не могу подобно вам находить путь в таких условиях.
По правде сказать, я не знал доподлинно умеет ли она находить дорогу в сети пещер - ее вид был мне совершенно незнаком, но голая логика подсказывала, что раз уж она живет здесь, то таки должна уметь. И я не прогадал.
- Конечно не можешь! Вы люди вообще почти ни на что толком не способны.
Я вновь не обратил внимание на вылитое на меня презрение.
“Главное вести диалог. Главное договорится. Илиас Пресветлая, если удастся решить дело миром, пойду в дипломаты.”
Одновременно с лихорадочными мыслями, я, стараясь сохранить на лице вежливость а в голосе спокойствие, предложил:
-Я был бы вам премного благодарен, уважаемая, если бы вы согласились вывести меня из этих пещер.
Презрения на ее лице немного, самую малость убавилось и она, а улыбка чуть-чуть потеплела. Особой разницы это не играло, ибо мамоно все так же фонтанировала презрением, но для себя я посчитал это добрым знаком.
- Ты хотя бы вежлив и знаешь свое место, человек. Я могу вывести тебя на поверхность.
“Ура! Теперь главное не запороть диалог!” - Но прежде чем я успел додумать мысль неизвестная мамоно продолжила:
- Впрочем, возможно, ты желаешь стать моей игрушкой?
Я буквально титаническим усилием удержал себя от крика ужаса, не позволив даже тени моего омерзения проступить не лице. Стараясь сохранять, как можно более вежливый тон, я с достаточной твердостью произнес:
- Прошу прощения, но я не чувствую себя готовым на такой поступок.
“Она же вроде бы адекватна, да и сам я явно не в ее вкусе. Есть вероятность, что мой отказ ее не разозлит, и она не возьмет свое силой”. - Кажется последняя мысль все же проскочила на моем лице, ибо прежнее презрение вернулось в полном объеме. Хотя тут мог сыграть роль и мой отказ.
- О, как скажешь. Но если ты будешь достаточно униженно меня умолять, то я соглашусь тобой попользоваться.
“Ясно, она либо невероятно самоуверенна, либо столь же невероятно глупа. Или же она сошла с ума. Все это не важно - она согласилась меня вывести, а значит я буду жить”.
Заставив себя посмотреть ей в лицо, я молча кивнул.
В ответ на мой кивок, что-то проснулось в глубине ее огромного глаза.
***
Я хочу быть ее игрушкой.
Это очевидно. Пусть ее тело и вызывает у меня омерзение, но сама идея сильной, властной мамоно, что использует меня так, как пожелает, невероятно притягательна. Стать бесправной вещью, которой она владеет. Словно комод, или интересная книга. Перестать быть собой, перестать быть свободным человеком, став взамен чужой собственностью. В этом была какая-то непонятная, но всепоглощающая притягательность. Я жажду этого. Я хочу стать ее. Полностью и до конца.
Я хочу чтобы меня изнасиловала мамоно.
Быть лишенным воли и чести. Позволить ее прекрасному и одновременно отвратительному телу делать со мной все, что она пожелает. Я мечтаю о том, чтобы она взяла меня. Взяла против моей воли, взяла решительно и совершенно не интересуясь моим мнением. Я для нее никто. Я должен быть никем. Всего лишь игрушка, которой она забавляется. Пусть она меня изнасилует.
Ее тело очень меня возбуждает.
Большая грудь. Я хочу ее коснуться. Крепкие бедра. Я жажду их прикосновений. Я хочу…
Одноглазые девушки невероятно сексуальны.
Этот глаз. Он такой…
Меня возбуждает ее слизь.
Да!
Быть перемазанным ее слизью это прекрасно.
Эта слизь! Хочу коснутся!
Я жажду быть связан ее щупальцами.
Связан…
Я желаю быть использованным одноглазыми мамоно.
Один глаз…
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
Я хочу ее.
***
Она приняла меня. В тот миг, когда я, упав на колени начал умолять ее сделать меня своей игрушкой, я ничего не боялся больше чем ее отказа! Я хотел ее. Хотел быть ее. Хотел отдать ей все что имел, всего себя.