— Как ты выжила? — ужаснулся Том, с детства привыкший есть все, что не приколочено.
— О, у меня была благая цель, — Роксана внезапно хохотнула, — насолить моей любимой матушке своим присутствием. Я не могла сдохнуть и лишить себя удовольствия видеть ее перекошенное лицо каждый раз, когда я спускалась утром на завтрак.
— Не ладишь с матерью? — осторожно прощупал ножкой почву Том.
Роксана первый раз завела разговор о семье, нельзя спугнуть эту птицу.
— Ну как тебе сказать, — Роксана откусила кусок пирога. — Если опустить тот факт, что она отрезала мне волосы под мальчика, годами морила меня голодом и отправила в закрытую школу в Исландии, лишь бы не видеть меня, то она меня вполне любит.
— Ты училась в Исландии? — удивился Том.
— До четырнадцати лет, — кивнула Роксана, — потом в Шотландии, а последний год в Уэльсе, — она на секунду замолчала, — но я не доучилась.
— Почему? — округлил глаза Том.
— Потому что я сбежала из дома, говорила же, — постучала она пальцем ему по лбу. — Это были пасхальные каникулы, мать заперла меня в комнате, хотела познакомить с каким-то «джентельменом из высшего общества», а я слиняла через окно. После этого она меня даже найти не пыталась.
— Звучит как средневековая история о принцессе, — недоверчиво покачал головой Том.
— Это она и есть, Томми, — протянула Роксана. — Тебе знакома фамилия Честертон?
— Нет, — честно сказал он, — но Хаз говорил, что где-то слышал ее.
— Вильгельм Честертон – соучредитель одной из крупнейших табачных компаний – «British American Tobacco», — спокойно начала она, уперевшись взглядом в одну точку. — Вильгельм был очень сложным человеком, помешанным на чистоте графской крови и прочей херне. В его семье было принято вести себе так, будто ты на приеме у королевы. Как же он был зол, когда узнал, что шестилетний сын Роберт общается с дочерью посудомойки. Мальчика высекли розгами, а потом заперли в темном чулане, будто на дворе шестнадцатый век, а не шестидесятые годы. С тех пор маленький Роб уже не мог думать об отце, как о нормальном человеке, а потому в восемнадцать лет он ушёл из дома, женился на той самой дочке прислуги и жил припеваючи, работая на заводе за сто пятьдесят фунтов в месяц, чего не хватало на элементарные удобства, не говоря уже о еде. Молодая жена оказалась той ещё сукой, которая хотела выйти за богатенького мальчика, который бы обеспечивал все ее желания, а в итоге оказалось супругой просто рабочего. Именно поэтому в семье все чаще стали происходить скандалы, а кончилось все тем, что жена, а звали ее Эллен, потащила свою жирную задницу к Вильгельму с просьбой простить непутевого сына. Эллен, само собой, прогнали, однако, Вильгельм задумался. Роберт был его единственным сыном, последним из рода Честернов, и отец решил смилостивиться. Он предложил Роберту сделку: Вильгельм даёт ему деньги, хорошее рабочее место и положение в обществе, а сын забивает на свои свободолюбивые идеалы и превращается в образцового представителя золотой молодежи того времени – транжиру и лодыря. Эллен две недели шипела у него над ухом, что надо соглашаться, что такой шанс бывает раз в жизни, что он проебывает свою жизнь, и, в итоге, Роберт согласился.
Роксана отпила из чашки кофе и скривилась.
— Хоть бы молочка долил, ирод.
— Дальше что? — нетерпеливо бросил Том, понимая, что Роксана говорит о своей семье.
— Дальше Эллен стало настоящей сукой, совсем забыв, что она сама дочь посудомойки, — Роксана еле сдержалась, чтобы не сплюнуть на пол. — Она стала беситься, когда вилка лежала справа, когда мраморная лестница недостаточно блестела, когда Роберт брал на руки новорожденную дочь, когда он курил на диване, — в глазах Роксаны зажегся очень неприятный огонёк. — О, как она ненавидела дочь просто за то, что та нравом пошла в отца. Когда маленькая девочка надевала джинсы, ее били по рукам плетью, если она громко говорила за столом, то Эллен запирала ее в комнате на три дня, подавая еду через кошачью дверцу.
— Почему ты говоришь о себе в третьем лице? — тихо спросил Том.
— Потому что по официальной версии Роксана Честертон скончалась от порока сердца в возрасте семнадцати лет, — по щеке Роксаны сбежала слеза. — Ее больше нет.
— Как ты оказалась в баре? — он взял ее за руку.
— Моя мать уже не один раз пыталась обручить меня с кем-нибудь очень известным, но все время что-то срывалось, — Роксана впилась пальцами в его ладонь. — То жених влюбился в какую-то простолюдинку, то я подбросила ужа в комнату будущей свекрови, — она грустно усмехнулось. — Ничего такое времечко было.
Роксана сидела по-турецки, пождав под себя ступни и раскачиваясь взад-вперёд.
— А в семнадцать все почему-то очень удачно сложилось, жених уже приехал. Какой-то напыщенный индюк, жирный и высокомерный, — она всхлипнула, — а я испугалась и в ночь перед помолвкой сбежала.
— И куда ты пошла?
— К парню, — чуть помедлив, ответила она. — Его звали Эверетт. Он учился в одном классе со мной в Уэльсе.
Она замолчала. Том не рискнул торопить, потому что по ее лицу градом текли слезы.
— Тогда мы четыре месяца курили травку, трахались, пили и были полностью и окончательно счастливы, — тихо сказала она. — А потом он поехал на мотоцикле в ночь до магазина, а какой-то мудак на фуре не смог вырулить и снес его. Я до сих пор помню крик его матери, когда мы пришли в морг на опознание. Нам пришлось искать Эва по двум частям тела, — она говорила тихо, Тому даже пришлось прислушаться, чтобы различить некоторые слова. — Его разрубило пополам. После похорон я ушла из его дома навсегда и связалась с компанией байкеров. Да, это было низко бросать его мать в таком состоянии, но я не могла там остаться даже ещё на одну ночь. Там все пахло Эвереттом. Само собой, здоровые обмазанные мазутом бородатые парни не лучшие друзья для семнадцатилетней девчонки, но по ночам в моей голове кричал Эв, которого разрывает пополам, и я садилась на мотоцикл, брала бутылку виски и летела по шоссе на дикой скорости, надеясь, что следующей в закрытый гроб положат меня, что голоса в моей голове замолчат, что я наконец-то буду счастлива.
Она опять замолчала. Не пила, не кусала пирог, не вздыхала. Просто молчала.
— Но я не сдохла, хотя заслуживала этого больше всех. И я пустилась во все тяжкие: пила, курила, трахалась со всеми подряд, драила машины, чтобы заработать пару фунтов и тут же спустить их на дешевую выпивку. Ни отец, ни мать не искали меня. Для всего мира я уже умерла.
— Но ты оказалась в баре, — напомнил Том.
— Подошла не к той машине, предлагая отсосать, — горько усмехнулась она. — За рулём оказался мой отец. Сначала он кричал, потом оттаскал меня за волосы, но когда вокруг него столпились накачанные парни в кожанках, пересмотрел свои приоритеты, — она растянула губы в улыбке. — Он уехал тогда, но на следующий день вернулся и протянул мне мой билет в нормальную жизнь, место бармена в «Круглом столе», после этого он навсегда исчез из моей жизни, а я сняла квартирку и тихо-мирно бухаю.
— А что с байкерами?
— А что с ними? — удивилась Роксана. — Половина поразбивалась, половина спилась. Из всей компании человека три осталось, и те переломанные.
— И тебе было не страшно? — поднял брови Том, привлекая Роксану к себе.
— Мне было абсолютно похуй, что со мной будет завтра. Я уже говорила, я не хочу жить до старости.
— Да уж, — только и ответил Том.
— Что, Томми, страшно связываться стало с такой девушкой? — улыбнулась кончиками губ Роксана.
— Просто всегда нужно помнить, что из-за поворота может выскочить твой дружок-байкер, — мягко улыбнулся Том.
— Или просто уйти в свою красивую жизнь и больше никогда ни о чем не париться, — парировала Роксана.
— Кажется, в твоей жизни хватает дерьма, чтобы я стал ещё одним, крошка, — провёл по ее мокрой от слез щеке большим пальцем Том и прижал Роксану к груди.
И ещё долго смотрел в пустоту невидящим взглядом, гладя ее по спине.
Том пошёл в сторону парка, совсем забыв про Падди, который звал его в машину.
Кажется, пришла пора прощаться.
— Так та барменша и есть Роксана? — поднял брови Хаз.
— Угу, — счастливо улыбнулся Том, вспоминая сегодняшнюю ночь.
— Да уж, братец, — присвистнул Харрисон. — Уел ты нас с Хосе…
— Она настоящая прелесть, — заверил Хаза Том.
— Это мы тебе ещё и двести фунтов торчим… — спрятал лицо в ладонях Харрисон. — Пиздец, господа.
— Оставь себе, — хмыкнул Том. — У меня получше приз есть.
— Ой, вот иди нахрен, солнышко моё, — окрысился Хаз. — Она тебе досталась только потому, что она была пьяной, когда вы впервые встретились.
— Тебе она даже пьяной не досталась, — злобно ухмыльнулся Томас.
— Ну, чувствую, у этой крошки за спиной не одна проблема, не правда ли, Том? — внезапно очень широко улыбнулся Хаз.
— Про что ты? — не понял Том.
— Понимаешь, молоденькая девчонка, которая работает в баре… — откинулся на спинку стула Хаз. — Не от хорошей жизни же она там.
— Помнишь, ты сказал, что фамилия Честертон тебе кажется знакомой? — сложил руки в замок Том.
Хаз коротко кивнул.
— Это владелец табачной компании, Вильгельм Честертон, — склонил голову набок Том. — А Роксана его внучка.
— Пиздишь, — вскинулся Хаз.
— Ни капли, — победно улыбнулся Томас.
— Ну и почему тогда эта прокуренная маргаритка работает в баре? У ее семьи хватит денег, чтобы полгорода скупить.
— А вот тут уже начинается довольно нереалистичная хуйня, о которой ты трепаться не будешь, — Том приподнял брови.
— Нем, как могила, — сделал вид, что закрыл рот на молнию, Хаз.
В конце повествования Харрисон выглядел так, будто на него вылили ушат холодной воды.
— И что ты будешь делать с ней? — осторожно спросил он. — У неё в прошлом больше мусора, чем у нас с тобой вместе взятых.
— Любить ее, наверное, — пожал плечами Том.
Любить не вышло. Жить долго и счастливо тоже.
Том сел на скамейку, поднял лицо вверх и поводил каплям падать на него, надеясь, что они смоют эти воспоминания.
В тот вечер он ждал Роксану у неё дома. У неё была смена до двенадцати ночи, и в половину первого она должна была быть уже дома, но ни в час, ни в два она не пришла. В три Том пошёл ей на встречу.
В двух шагах от бара, в ближайшем закоулке стояла машина полиции, скорая, вокруг толпился народ.
Несмотря на тёплую сентябрьскую ночь, Тома сковало льдом. Он не мог пошевелиться. Он знал, кто лежит в чёрном мешке.
— Что случилось? — спросил он у ближайшего человека, который оказался копом.
— Девчонку совсем молодую прирезали, — бросил он на ходу, заполняя какие-то документы.
Потом Тома отпаивали лекарствами, ставили капельницы, но он ничего не помнил. Он даже не был полностью уверен, что это Роксана, он не спросил, но он не мог пошевелить даже пальцем.
— Скажите, — хрипло выдавил он, когда в палату пришёл врач, — где та девушка, которую убили сегодня ночью?
— Сегодня? — удивился врач. — Сегодня никто не поступал, а вот вчера в четыре часа утра действительно привезли молодую девушку с перерезанным горлом, — голос врача дрогнул.
«Вчера… Значит, прошло уже два дня…» — мелькнуло у Тома в голове.
— Где эта девушка? — схватил врача за руку Том.
— Внизу в морге лежит, — врач заметно напрягся, ощутив стальную хватку Томаса.
— Отведите меня к ней, пожалуйста, — взмолился Том, не отпуская ладонь мужчины.
— Сегодня морг уже закрыт, — растерянно пробормотал врач. — Разве что завтра.
— Умоляю!.. — упал на колени Том. — Отведите сейчас!
Врач переминался с ноги на ногу, глядя сверху вниз на Тома, потом оглянулся по сторонам и одним движением поднял его с пола.
— Ладно, только тихо.
— Спасибо большое! — опять схватил его за руку Том.
— И не держите меня за руку! — пригрозил пальцем врач.
Том забормотал какие-то изменения, но даже не запомнил что, потому что в голове его звучал бархатный голос Роксаны.
Голос говорил ему что-то очень простое, вроде «Доброе утро» или «Как дела?», но звучал так явственно, что Тому хотелось кричать.
— Вот эту девушку привезли вчера ночью, — врач выдвинул одну из каталок.
Том никогда не думал, что человеческое горло способно издавать такие звуки. Он взвыл, громко, протяжно, до мурашек по коже.
На каталке лежала Роксана, на губах ее застыла последняя улыбка, а прямо под ней, на шее, шла тонкая красная полоска в форме полумесяца, вторая улыбка. Кожа, ещё более белая, чем обычно, на восковом лбу ни одной морщинки. Темные брови смотрятся иссиня-чёрными, а тонкие руки выглядит двумя палками, вытянутыми вдоль тела. И запах, этот сладкий запах вишни, смешавшийся с ароматом смерти, который нельзя спутать ни с чем.
Белый пол смешался с ее кожей, с потолком, все пахло вишней, и Том отключился.
Очнулся Том снова в палате. Рядом сидел Хаз, уронивший голову на грудь.
— Хаз, — прохрипел Том остатками горла.
— Том, — мгновенно вынырнул из полудремы Харрисон. — Как ты?
— Что произошло? — проигнорировал его вопрос Том.
Хаз закусил губу и мялся с ноги на ногу.
— Это жестоко, Томас, — наконец сказал он. — Это очень жестоко и несправедливо.
— Хаз, — тихо сказал Том.
Харрисон сел обратно на стул.
— Не перебивай, прошу, это очень сложно, — Хаз провёл ладонью по лицу.
Роксана вышла из бара около двенадцати и успела пройти всего несколько метров, когда к ней пристала какая-то местная шпана. Улюлюканья, смех, плевки в спину Роксана переживала всегда одним образом – посылала нахуй, что, собственно, сделала и сейчас. Кому понравится, когда какая-то пигалица посылает его в генитальные дали? Никому. Вот и пацаны решили не париться, а просто припугнуть строптивую девицу. А Роксана продолжила выпендриваться. Ребята, которым, кстати, было всем по шестнадцать-семнадцать лет, взбесились, у одного из них оказался нож, и он в состоянии аффекта перерезал Роксане горло. Эти мудаки сами вызвали полицию, когда поняли, что натворили, но девушке это помочь уже не могло. На ее лице так и остался навсегда призрак отзвучавшего смеха.
— Родителям сообщили? — поднял глаза на Хаза Том.
— Нет, никто же не знает, кто она такая, — развёл руками Харрисон.
— Скажи, чтобы сообщили семье Честертон, — выдавил Том. — Думаю, они захотят узнать.
Хаз коротко кивнул и вышел.
И тут Тома прорвало. Он в истерике катался по полу, рыдал, бился в конвульсиях и звал ее. А она стояла рядом, говорила ему что-то своими вишневыми губами, и с каждым словом разрез на её тонкой белой шее становился шире.
Том не помнил похорон, как опускали гроб, возлагали цветы, не помнил ее отца, пришедшего на похороны. Он помнил то, что в голове постоянно звучал ее голос, который так и подмывал сброситься с моста или перерезать себе вены, потому что он звучал так по-настоящему, будто Роксана стояла рядом и держала его за руку. Но Роксана Честертон лежала под шестью футами земли и продолжала улыбаться обшивке гроба.
Том опустил взгляд на ограду кладбища. Сегодня ровно шесть недель со смерти Роксаны. А в голове все так же говорит она, все так же не даёт спать, все так же мучает.
Томас поднялся со скамейки и пошёл к белой скромной могиле, теряющейся среди огромных обелисков и роскошных склепов.
— Привет, Рокс, — тихо сказал он.
Он не ручался, что сейчас текло по его лицу – дождь или слезы.
— Ты мне не поверишь, я снова пришёл к тебе…
«Как и каждый день до этого, Томми», — ответила ему Роксана в голове.
— Я не могу без тебя, — всхлипнул он.
Все-таки слезы.
«Можешь», — не согласилась Роксана.
— Ты постоянно у меня в голове, я слышу тебя, я вижу тебя в лицах проходящих людей, — дрожащими губами сказал он.
«Пришла пора прощаться, мой милый Томми», — тихо сказала Рокс.
— Я обещал сделать тебя счастливой, — Том тяжело сглотнул.
«Я счастлива. Я свободна и молода, Том, и я всегда останусь такой. Разве не это ли счастье?» — он знал, что Роксана улыбается.