Еще большей проблемой были два фактора: то, что мне оставалось проучиться десятый и одиннадцатый класс, а затем поступать куда-то, и вполне возможно, что даже на коммерцию, где, опять же, нужны нехилые деньги, и то, что на мне висел долг. Немалый такой долг. И он был…ну, не совсем мой.
Так, ладно. Сейчас расскажу, я же обещал.
Речь пойдет о девушке.
Где-то я читал, что все зло от баб. Тогда я, помню, возмутился, как и многие представительницы прекрасного пола в комментариях, и не зря – действительно, не могли же женщины быть виноватыми вообще во всем? Нет, конечно, нет, но вот в моей проблеме действительно была виновата самая что ни на есть женщина. Девушка, но не суть. Точнее, не только она, но и я сам, наивный олень.
По порядку.
Та самая София, про которую я так часто вспоминаю, встретилась мне в восьмом классе. Тогда, да и сейчас, впрочем, за мной увивались, скажу без ложной скромности, многие симпатичные и не очень девчонки, но ни одна из них меня не затронула так, чтоб прям совсем. Я встречался с ними, расставался, почти не чувствуя от этого особой печали, и в тот день я как раз согласился стать парнем довольно симпатичной семиклассницы, высокой и с шикарной грудью, какую не у каждой взрослой увидишь. Она была особой довольно популярной, и я даже чувствовал себя польщённым ее вниманием, представлял себе, как будут завидовать остальные, когда увидят, как мы идем с ней под ручку по школьному коридору и целуемся напоследок у двери кабинета, к которому я ее, разумеется, провожу, как истинный джентльмен.
Я шел, воображая все это, и тут увидел ее.
Она плыла по школьному коридору, помахивая пушистой висюлькой на чехле телефона, вся такая модная, на каблуках, с забранными в хвост золотистыми кудряшками и алыми губами, и я понял, что если сейчас же не познакомлюсь – никогда себе не прощу.
Познакомились. Поболтали. Она улыбалась и ранила мне сердце, я тоже улыбался как дурак. На следующий день я увидел ее снова, подошел, угостил шоколадкой. И на следующий. И на следующий после следующего.
Семиклассница с грудью была забыта.
Так я окручивал Соню почти год. В девятом классе она дала мне понять, что совсем не против отношений, я, не будь дураком, пригласил ее на свидание, задарил цветами, все чин по чину, а она, опустив глазки в пол, разрешила мне поцеловать ее в щечку, потому что «приличные девушки на первом свидании не целуются, Витя, ты что, не знал?». Не, не знал, ну окей, какая она приличная и невинная… Потом я слышал случайно несколько раз, что она парням до меня разрешала в себя член запихивать на первом свидании прямо в машине. Разбил им рожи, чтобы не болтали чепухи. Продолжал верить в ее невинность.
Затем мы повстречались некоторое прекрасное время, и она начала плакаться о том, что, по глупости обманутая мошенниками, задолжала нехорошим ребятам денег, а те угрожают смертью и обесчещиванием, непонятно в какой последовательности. Плакалась, что никто де ей не поможет, бедненькой, и если бы нашелся такой рыцарь, то уж она бы ему была благодарна… И вот тут у меня отключился мозг, включился нижний мозг – никак иначе я не могу объяснить то, что я сделал. Да, я выведал у нее адреса тех типчиков и пошел к ним разбираться. И взял долг на себя.
Отдавать его было нечем, но я решил – прорвемся, подработаю, где-то мама подсобит, где-то моя милая подбавит… А Соня в весеннюю четверть девятого года учебы, когда я уже заплатил за несколько месяцев, откладывая все, что возможно, с грустным личиком заявила, что нам не по пути, так получилось, что теперь у нее есть другой и вообще, пока-прощай, выплачивай денежки, спасибо за помощь. Не такими словами, конечно, но суть от этого не особо изменилась.
И остался я один с долгом. Но все продолжал, почему-то, любить ее.
Лошара.
Вот такая вот история. И по сей день я тяну этот долг, временами бегая от тех самых «плохих дядь», которые нехило мне в челюсть и почки прописали, когда я впервые опоздал с выплатой части, а сумма не особо-то и уменьшается. Мама, разумеется, ничего не знает, а я с ужасом жду того момента, когда средства у нашей семьи вдруг закончатся полностью и меня пришлют им по кусочкам.
- Тебе нужны эти деньги, которые там можно выиграть, Вить! – напирали на меня друзья. Это уже начинало раздражать. Понимаю я, что нужны, не тупой, но для начала их надо выиграть, а в этом и кроется самая большая проблема!
И тогда Крис сказал, что, кажется, догадывается, что можно сделать. И пообещал рассказать завтра в школе.
Спать я ложился заинтригованным до крайности и с невыполненной домашкой.
Утром я опять получил от мамы люлей за то, что отключил все будильники и спал себе дальше, полаялся с ней и на завтрак спускался хмурый, злой на мир не выспавшийся. Отец уже ушел на подработку, и о том, что он вообще тут был, напоминала лишь оставшаяся на столе чашка с кофе, которую мама, ворча, утащила в раковину и загремела там посудой. Я, почти не дыша, чтобы не вызвать у нее еще больше недовольства, присел за стол и занялся своим завтраком, состоящим из каши, кусков батона, залитых смесью из яйца с молоком и обжаренных в ней же, которые мама упорно называла «ломотками», и чая. Последний ломоток я в себя буквально запихивал в спешке, чувствуя, как мама, закончив с посудой, сверлит меня взглядом, притворяясь, что смотрит сериал на экране телевизора позади меня в смежной с кухней гостиной. Не особо приятное ощущение - еда встала у меня в горле.
Пока я откашливался, а мама методично избивала мою спину, притворяясь, что хочет помочь, – да-да, женщина, я знаю твой план! – время незаметно подобралось к отметке «пятьдесят минут восьмого», и я понял, что опаздываю, чего совершенно не хотелось. Нет, вовсе не потому, что во мне внезапно взыграло ярое желание учиться. Просто Крис план-то свой рассказать сможет только на перемене, а интересно было – жуть. Быстро закончив с завтраком и собравшись в рекордные сроки, я с рюкзаком наперевес скатился с лестницы, споткнувшись на последней ступени и едва не расквасив нос об идеально чистый белый ламинат, скомкано попрощался с мамой и унесся в обитель знаний.
Разумеется, я опоздал. Учительница алгебры, полная женщина с высветленными волосами, вечно скрученными в непонятную фиговину на макушке, оторвалась от книжки, в которую залипала до моего прихода, и хмуро уставилась на меня. Одноклассники, строчащие первую контрольную в этой четверти, тоже все подняли головы, ну, кроме парочки ботаников, даже, кажется, ничего не заметивших за своими листами. Да, я нашел идеальное время для опоздания.
На задних партах послышалось хихиканье, местные задиры строили мне рожи и показывали на пальцах, как меня будут чертвертовать прямо у них на глазах.
- Здравствуйте, извините за опоздание, – прилежный ребенок, ни дать ни взять. Поправляя манжеты на рукавах, чтобы чем-то занять руки, я старался не поднимать глаз. Эта женщина вызывала у меня иррациональный страх. Впрочем, как и у многих других – она умела очень жутко смотреть.
- А если я не хочу?
- Простите? – я покосился на нее. Она определенно ухмылялась. Вот черт.
- Не хочу я прощать. Ты опоздал на… - она проверила время, – двенадцать минут и пропуск этой контрольной я точно тебе с рук не спущу. Если тебе плевать на свое будущее, то тут уж ничего не поделаешь, - по классу прошлись шепотки, большая часть взглядов теперь была сочувственной. Стало очень неприятно. – Развернись и выйди из класса, нечего тут торчать и отвлекать тех, кому, в отличие от вашей персоны, есть дело до учебы.
Пришлось выйти. Не удержавшись, я от души хлопнул дверью и показал фак деревянной поверхности.
- Плевать на свое будущее, бе-бе-бе, как будто мое будущее зависит от чертовой алгебры! – ворча, словно старая бабка, я уселся на подоконник, предварительно оглядевшись и убедившись, что рядом нет техничек или еще кого с правилом «стрелять в бесстыдников без предупреждения», после чего, уместив на коленях телефон, открыл первую попавшуюся игрушку.
До перемены – а там и обеда, на котором можно будет осудить план - оставалось дочерта времени.
Столовая находилась на первом этаже, чуть ниже уровня основной части здания, поэтому из холла к ней вниз вели ступеньки. Пожалуй, она была одной из немногих помещений, которые мне действительно нравились – светлая, вполне уютная, с отдельными столиками на несколько человек и огромными окнами. Затерявшись в толпе, я ввалился внутрь и завертел головой, отыскивая знакомые лица. За столом моего класса сидело пока всего человека три от силы, поэтому я, старательно работая локтями, пробрался к нему и уселся рядом с Мишкой, человеком, который родился ради того, чтобы есть. Остальные начали потихоньку подтягиваться, а я все вглядывался в толпу, чтобы не пропустить. Как же неудобно, когда твой лучший друг учится в другом классе и сидит за другим столом! Ну… Должен за ним сидеть, технически, но кого волнует, если он сядет за мой?
Я заметил Криса в толпе минут через пять и помахал ему, не надеясь на удачу, но тот изменил траекторию движения и направился ко мне. Я оглядел соседей – все сидели практически впритык, места для еще одного человека явно недоставало. Однако друга это не остановило.
Мы обменялись приветствиями – ну, все эти удары кулаками и всякое такое. Выглядело круто, но лучше не знать, сколько времени мы разучивали эти движения, чтобы не сбиваться.
- Я надеюсь, ты так мне рад не только из-за плана? Ой, да ладно, не ври, глаза забегали. В общем, слушай, какой я молодец, это чертовски гениально и точно должно сработать! – поставив свою тарелку рядом с моей и отпихнув пухляка Мишку, мирно жующего свой обед, друг примостился рядом. Я слушал. Он поглощал булку с видом человека, месяц прожившего на необитаемом острове без еды.
- Эй, я тут как бы плана жду! – рявкнул я спустя минуту сосредоточенного чавканья рядом. Конечно же, именно в этот момент все затихли на мгновение, и мой ор разнесся на всю столовую. Сделав кирпичную морду в ответ на взгляды окружающих, я начал запихивать в себя не особо аппетитное на вид содержимое тарелки, притворяясь, что ужас как занят этим делом.
Наконец, булка закончилась, и другу пришлось обо мне вспомнить. Отряхнув руки и оттерев крошки с губ, он погладил живот, кубики на котором пытался накачать уже лет пять, и довольно кивнул.
- В общем, как ты знаешь, там будут судьи…
- Да ладно! – выдал я тоном Якубовича.
Друг закатил глаза и дал мне подзатыльник. Я попытался ответить, но тот увернулся. Ловкий гад.
- Короче, суть в чем – судьи все такие из себя важные птицы, но на самом деле – даже не спрашивай, откуда я знаю – прислушиваются к одному человеку. Можно сказать даже, что они пляшут под его дудку, как послушные дети.
Я проглотил почти вырвавшееся «откуда ты знаешь?». Надеюсь, он не вляпался при этом в какие-нибудь неприятности? Взамен я задал другой вопрос:
- И кто же этот человек?
- Как-то-его-там-Кацуки. Старый такой, толстенький япошка, который уже каким-то образом сумел получить неплохую такую должность подле мэра города и научиться шептать тому в ушко, чтобы тот тоже слушался именно его, а не свой мозг. И с президентом нашим он тоже какие-то дела имеет. Ну, помнишь, он часто выступает на телевидении…
Я напряг память и, кажется, вспомнил. Действительно, многие, в том числе и моя семья, шептались о том, что этот человек подмял под себя мэра и теперь проталкивает в массы именно свои правила, идеи и законы. Пока их сдерживало от общественного протеста только то, что идеи эти были, откровенно говоря, неплохи. Совсем неплохи. Все было гораздо лучше, чем тогда, когда мэр думал сам по себе. Впрочем, и сам мэр явно не против отдать ему свою должность. Народ поддержит.
- Ну и? Предлагаешь идти к нему и просить о протекции? Или подкупить? Мне как-то не улыбается вообще вылететь с соревнований еще до их начала.
- Ты дослушай! – друг был удивительно взбудоражен. - У него есть сын, примерно нашего возраста, ну плюс-минус год, и этот сын из него веревки вьет. Я, опять же, немножко подслушал, почитал кое-что в инете, с людьми поболтал и заметил интересную закономерность – все, за кого хоть как-то болел этот сынишка, друзья его, кумиры и всякое такое, выигрывали все конкурсы и соревнования, в судействе которых принимал участие Кацуки-старший, даже если были не так уж и хороши! Не наводит на размышления? – он понизил голос, вид у него был при этом крайне таинственный. Я даже проникся - мы словно суперагенты, болтающие о какой-то важной для государства тайне!
- Эй, ты завис?
- А, да, – очнулся я. – То есть, нет, я тебя слушал. Ты хочешь сказать, что все, за кого болел пацан, выигрывали благодаря его отцу?
- Ну а я тебе о чем говорю! Он делает для сына вообще буквально все, что тот попросит, балует жесть как. Если это реально так, то это твой шанс!
Я молча смотрел на него, многозначительно подняв бровь. Ну, то есть, попытался круто поднять одну, но в итоге понял, что скособочился как урод, и вернул их на прежний уровень.
Друг смотрел на меня в ответ, едва не подпрыгивая от довольства своей персоной.
- Не понял. Как это должно мне помочь? Я должен к сыну его пойти просить? Не чую особой разницы.
Крис вздохнул.
- Витя, дорогой мой, ты туп как валенок! Ты просто познакомишься с этим парнем, вотрешься к нему в доверие, построишь из себя его друга навеки и попросишь помощи с его отцом, ну, чтобы он с ним поболтал, поноешь, как для тебя важно победить и все такое. И дело в шляпе – папа проникается просьбой сынишки и победа твоя! Сечешь? Главное – чтобы он прямо реально считал тебя своим лучшим-лучшим другом.
- Да ну… - пробормотал я, хмурясь. Дружить с кем-то ради выгоды? Как-то стремно, о чем я не преминул сообщить. – Во-первых, я понятия не имею, как он выглядит, что он за человек вообще. И как мне с ним знакомиться? А если он меня нахрен пошлет сразу? Начерта ему какой-то левый чувак в друзьях, когда он сын почти что нового мэра? У него, наверное, друзья – сплошь богачи и золотая молодежь.
Переведя дух и даже немного позавидовав этому человеку, я продолжил чесать языком, всячески пытаясь откосить от этой странной задумки:
- А если он мне не понравится, вдруг он говно какое-нибудь? Не хочу я изображать дружбу с тем, кто мне не нравится. Если он меня раскусит и пошлет по известному адресу, тогда точно плакала моя победа. И даже если этот дурацкий план получится, что мне после делать, если я выиграю? Внезапно «чувак, я подумал, мы не можем больше общаться, досвидос»? Они с отцом меня точно возненавидят и будут мне пытаться навредить, а это мне на что? – я сам не заметил, как начал тараторить со страшной скоростью, жестикулируя. Хорошо хоть тихо, чтобы слышал только один человек. Окончив свою пламенную речь, я уставился на собеседника, ожидая его капитуляции перед моими многочисленными доводами, но тут же сдулся, увидев, что тот явно еле сдерживается, чтобы не заржать, глядя на меня. О да, отдать друга в пасть непонятному чудищу, как весело.
- Мы с ребятами как-нибудь поможем тебе со знакомством, ну, знаешь, можно последить за ним, куда он ходит и все такое, а потом ты внезапно окажешься там и найдешь повод заговорить с ним, – наконец, снисходительно объяснил он после того, как я закидал его шариками из хлеба.
До звонка оставалось совсем немного времени, поэтому мы встали и с лицами идущих на эшафот людей потащили свои тарелки к столу с грязной посудой. В отличие от его едва ли не вылизанной дочиста посуды моя еда была почти нетронута, и женщина, уносящая эти тарелки куда-то в невидимые дали для мытья, посмотрела на меня так, словно я родину предал по меньшей мере. Глядите-ка, будто бы сама готовила, какая ей разница вообще.
В молчании выйдя из столовой, мы продолжили разговор только у лестницы.
- Может, тебе известно об этом парне что-нибудь еще? – я легонько пнул ступеньку, а потом вспомнил рычание матери из-за покарябанных туфель и тут же убрал ногу. – Что он за фрукт?