========== Глава первая. Часть первая. Дом для умирающих душ ==========
— Бедная Лизавета! Ей всего пятнадцать! — сестра милосердия с невыразимой тоскою посмотрела на бледное девичье личико в обрамлении тонких волос, разметавшихся по подушке.
— Как она попала сюда? — с искренним интересом поинтересовался почти такого же болезненного вида молодой человек, сидящий на койке.
— Мы бы не знали, если бы не было свидетельницы, которая честно обо всём рассказала. Лиза работала в доме у страшного человека. Жестокого, развращённого, истинного воплощения порока. Ему понравилась красота девушки, он схватил её и целовал до тех пор, пока бедняжка не лишилась чувств, и на этом запястье не осталась последняя метка, — женщина погладила неподвижные белые пальцы девочки.
— Если бы я знал этого человека, я бы убил его, — грозно сказал юноша.
— Не нужно. У него жена и четверо детей, ты оставил бы их без кормильца, — улыбнулась женщина.
— Валентина Ивановна, у вас золотое сердце, — улыбнулся в ответ молодой человек.
— И у вас, Алексей. Просто вы слишком юны и пылки, — она ласково коснулась ладонью юношеской щеки. — Направьте свою страсть на поиски той женщины, что исцелит вас.
Алексей не перестал улыбаться, но глаза его вдруг стали грустны.
***
15 июля 1913
Я давно знал, что придёт тот день, когда я окажусь здесь, в Доме для умирающих, но сейчас, сидя в больничной кровати, я совершенно не чувствую себя готовым к тому, чтобы прожить целый год в ожидании конца или чудесного исцеления. Учёные всего мира признают, что на свободе люди умирают очень быстро, тогда как здесь есть возможность заменить раннюю смерть на наступление глухоты, отказ конечностей или что-то ещё, а потом заботиться о человеке, уменьшать боль, что совсем скоро начинает атаковать самые разные части тела. Но жизни здесь нет, есть лишь долгое, пустое и совершенно мучительное существование. И что же делать? Не мучиться и быстро умереть? Умирать долго? Кругом западня. Я обречён. Лишь чудо может спасти меня. Если любовь моя найдется, то вырвет из рук смерти, либо скрасит последние дни. А шансы найти любовь среди сотни обитателей Дома для умирающих, из которых лишь половину составляют женщины, ужасно малы. Я был полон надежды пару часов назад, а теперь во мне лишь смирение. Счастье, что мне принесли тетрадь и чернила, и я могу вести журнал. Без этого я бы, наверное, умер от скуки.
Дом для одиноких душ оказался не таким уж неприятным местом. Да, здесь в воздухе витают страх и безнадёга. Но если ты поборол их в своей душе, то ничего вокруг уже не может огорчить тебя. Церковь Святого Петра всегда вызывала у меня странные чувства тем, что в ней не стремятся бескорыстно помочь людям, однако за плату помогают так, как нигде более. Я всегда слышал именно об этом Доме для одиноких душ, находящемся под её покровительством, и здесь одинаково заботятся как о тех, кто недавно остался с последней меткой и нуждается лишь в моральной поддержке, так и о людях, чей счёт идет на дни. Те, кто попадают сюда, платят немалые суммы, но эти деньги церкви Святого Петра и не нужны: ей без того хватает пожертвований от прихожан. Так сложилось исторически, что мы, люди немалого достатка, ходим именно в эту церковь. Также эта традиция поддерживается особой трактовкой Священных Писаний батюшками, которую можно охарактеризовать как «Бог есть церковь. Сможешь подкупить батюшку — подкупишь и Отца». Валентина Ивановна, пожилая сестра милосердия, дочь основателя этого Дома для умирающих, потеряла родителей в детстве, поэтому не верит ни единому слову о нечестности отца и по сей день не следует по его стопам, оставаясь последним оплотом настоящего христианства здесь. Само здание, которое когда-то было госпиталем, весьма опрятное, и даже очень низко павший дух может быть исцелён прогулкой по дорожке вокруг него: она чудесна, эта дорожка, идущая вокруг дома, мимо аккуратных зелёных кустов. Должно быть, мне повезло оказаться здесь летом, а не зимой, если попадание в это место вообще можно назвать удачей. В моей палате со стенами тёплого цвета нет запирающейся двери, но есть четыре кровати, столько же тумб для личных вещей и деревянный стол у стены, за которым я могу писать в то время, как он не занят медицинскими принадлежностями. Люди из соседних палат самые разные, и все не заслужили быть здесь. Один из них пожилой мужчина, уставший искать свою судьбу. Второй, нелюдимый грустный Григорий Гуляев, когда-то работал здесь, в кабинете с докторами, и вёл записи. Ещё двое, кому предназначались ближайшие ко мне койки — девушки без сознания. Пятнадцатилетняя Лизавета попала сюда три дня назад и до сих пор не проснулась, а двадцатисемилетняя Катерина прожила здесь четыре месяца и уже вторые сутки не открывает глаз после того, как получила воспаление лёгких. Говорят, она просто прошлась по двору в дождь. Надеюсь, обе будут в порядке. Моим другом сразу стала Валентина Петровна (именно она и рассказала о моих соседях), на запястье которой до сих пор все десять меток, так как кроме Бога она ни в ком не нуждается. Восхищаюсь душевной чистотой этой женщины!
Однако, какой прок в раздумьях? У меня нет шансов изменить своё положение: двадцать лет назад указом самого Императора было решено, что несчастные люди, не отыскавшую свою пару в положенный срок, обязаны провести всё время до смерти в одном из подобных этому мест. Нет разницы, дворянин это или крестьянин — все умирающие направляются в Дома для одиноких душ, из которых дозволено уходить только исцелившимся или умершим. Только вот les hospices, находящиеся на содержании государства, неуютны и ужасны; душа, умирающая там, лишь в вечном сне обретёт долгожданный покой.
Моя дорогая Мария уже похоронена. Валентина Петровна сказала, что смерть её была безболезненной. Надеюсь, её матушка не проклинает меня за то, что я жив. Они будут утешены, когда осознают, что это ненадолго.
В смерти моей невесты нет моей вины! Я уже понял и принял это. И я, и она искали свои родственные души, только вот мне судьба дала чуть больше времени, чем ей, но не больше шансов. С этой мыслью я и буду жить доживать.
***
К вечеру некогда жизнерадостная рыжеволосая Катерина, соседка Алексея, умерла. Бедная девушка так ослабела, что не пережила воспаления лёгких. А ведь ей был положен год в Доме! Как думать о покойнице? Что судьба жестоко укоротила её и так недолгую жизнь, или избавила от мучений? Лучше просто не гневить Господа Бога и не судить.
Теперь же на соседней кровати без сознания лежал темноволосый юноша. «Тоже совсем молоденький» — с сочувствием подумал Алексей, склонившись над красивым аристократическим лицом с белой кожей. Он любовался его чёрными ресницами, аккуратно очерченными губами и, что несказанно его поразило, запястьем с двумя метками. Большей частью люди не попадают сюда, пока у них не останется только один шанс. Но ко всем судьба благосклонна в разной мере. Она может решить, что ты не принёс ничего этому миру, гораздо раньше, чем положено. Сёстры милосердия следили за состоянием юноши, но ни одна из этих добродушных женщин не проявила к нему искреннего внимания и сочувствия, свойственного людям их характера и религиозности. Когда главный доктор заходил в палату и шёпотом говорил что-то о нём, все сёстры реагировали по-разному: молоденькая девушка захихикала, две низенькие близняшки испуганно переглянулись, а Валентина Петровна, оплот мудрости и милосердия, изменилась в лице: её глаза впервые приобрели ледяной оттенок.
Относились к новому соседу пугающе странно, и теперь все мысли Алексея были лишь о том, что же мог совершить этот человек. Уже два дня незнакомец не приходил в сознание. Алексей увлечённо читал книгу, которую ещё давно нашёл в своей тумбе для личных вещей. Должно быть, её владелец нашёл свою родственную душу и покинул это место.
— Ужасное здесь пойло, — тихо проскрипел голос на соседней кушетке.
Алексей рванулся с места, услышав звук, и едва не подпрыгнул от радости, увидев, что молодой человек очнулся.
— Вам не нравится молоко здесь? — спросил он, нависая над лицом юноши.
— Не понимаю, о чем вы. Я пил только алкоголь, — он отвернулся от своего навязчивого соседа и накрылся одеялом с головой.
— Валентина Петровна! Валентина Петровна! Он очнулся! — Алексей размахивал руками, будто сумасшедший, чтобы привлечь внимание сестры, остановившейся в дверном проёме.
— Алексей, присядьте! — беззлобно крикнула женщина и, вытирая руки о своё платье, стала медленно шагать к молодым людям.
— Где я? — спросил сосед Алексея, опустив одеяло.
Сестра милосердия прокашлялась, лишила своё лицо эмоций и красок и заговорила не своим голосом. То, что она произнесла, несказанно удивило Алексея:
— Вы в доме для одиноких душ. Совсем скоро вы умрёте. Не бойтесь, мы позаботимся о вас до момента вашей смерти.
Он смотрел в некогда доброе лицо, покрытое морщинами, и не мог вразумить, как оно смогло приобрести это холодное выражение. Как сумела эта женщина, не сдерживающая слёз каждый раз, когда ей приходилось произносить: «Ты в доме, где за тобой будут ухаживать», так бесцеремонно обойтись с ним? Кто же он? Неужели насильник?
— Не солгало предчувствие, значит, — пробурчал человек и снова накрылся одеялом.
Дождавшись, когда сестра уйдёт, Алексей коснулся плеча соседа. Тот неохотно стянул с лица одеяло.
— Почему у вас на руке две метки? Вы ведь знаете, что при таком раскладе у вас есть все шансы остаться живым?
— Не говорите такое людям, прислонившись вплотную к их лицам. Они могут плюнуть вам в глаз от счастья, — саркастически пробормотал юноша.
— Простите, — Алексей шагнул назад и сел на свою кровать. — Вы ведь знаете? Как вас зовут? Как вы тут оказались?
— Я знаю, но не тешу себя ложными надеждами, — полным безразличия голоса говорил сосед. — Зовут меня Сергей.
Последний вопрос остался без ответа. «Скрывает, — догадался Алексей. — Значит, это действительно что-то ужасное и очень постыдное. Он точно насильник!»
— Вы не скажете, как тут оказались?
— Нет.
— Ладно. Можно, я попробую угадать? — не сдавался Алексей.
— Попробуйте.
— Это что-то дурное? Из-за этого на вас косо смотрят?
— Косо? — усмехнулся Сергей. — Наверное, да.
— Вы насильно крали поцелуи у женщин?
— Нет.
— Вы растлевали детей?
— Нет.
— Вы были в отношениях с сестрой?
— Нет.
— С матерью?
Устав отвечать, Сергей просто глядел в одну точку на стене.
— Тогда я не знаю. Всё остальное ведь не предосудительно! — воскликнул Алексей, избавившись от неприятного чувства, что усиливалось с каждой новой догадкой.
Сергей с теплотой посмотрел на него. В его карих глазах вдруг сверкнул живительный огонёк надежды.
— Хорошо, если вы действительно так считаете. Быть может, хоть вы не дадите мне умереть здесь со скуки раньше, чем положено. А как вы тут оказались?
— Меня привезли сюда с собственного венчания, — гораздо спокойнее, чем несколько дней назад, начал Алексей. — Я поцеловал свою невесту и она умерла прямо передо мной и священником. Я лишился чувств. И оказался здесь.
Реакция Сергея оказалась прекрасной и живой: в его глазах вдруг сверкнул интерес, он сел на кровати и устроился поудобнее, готовый слушать своего соседа:
— Это было бы чертовски смешно, не будь так страшно. Умереть на собственной свадьбе! Это красиво и печально. А ещё точно показывает всю суть работы этой системы родственных душ.
— Очень печально. Я скучаю по Маше. Она была хорошим человеком.
— Вы сильно любили её? — серьёзно спросил Сергей.
— Конечно, — с нежностью в голосе отвечал Алексей. — Всей душой. Она мне была как сестра.
— Значит, не сильно, — отрезал Сергей. — Это ваша вина. Нужно было понимать, что родственных душ нужно любить не так.
Алексей опешил от такого заявления:
— Как же? Не говорите такого. Что значит, не так нужно любить? А как тогда?
— Жизнь вам даруется только за всепоглощающую любовь, — со знанием дела объяснял Сергей, — «Лишь та страсть, что дотла бы землю выжгла, дарует жизнь тебе». Слышали? Ваша настоящая любовь — та, из-за кого вам не будет никакого дела до смерти. Как сестра? Не смешите меня! Вы женились для того, чтобы выжить. А должны были поцеловать возлюбленную, чтобы принести биение своего сердца в жертву вашей любви. Понимаете? Вы желали умереть за свою Марию?
Остолбеневший Алексей потупил взгляд:
— Нет, конечно.
— Значит, это ваша вина, — безжалостно заключил Сергей, снова ложась под одеяло.
Что-то больно кольнуло в груди, когда он произнёс эти слова. Неужели он всё-таки виноват в том, за что, казалось, простил себя? Однако, Алексей отчего-то не хотел окрестить соседа жестоким человеком и обделить своим вниманием: предчувствие подсказывало, что Сергей не изменит его жизни, но сделает его рукопожатие со смертью гораздо более долгим, чем у любого из находящихся здесь.
========== Часть вторая. Чистота ребёнка и жестокость изгоя ==========
18 июля 1913
После большого времени я всё ещё не могу выбросить из головы слова Сергея о том, что я виноват в смерти моей невесты. Как глупо и эгоистично было прощать себя. Я мог не позволить Маше быть такой безрассудной! Её последняя метка была приговором, несмотря на полную уверенность в том, что мой поцелуй принесёт ей счастье. Что теперь? Мой поцелуй принёс ей ещё более скорую смерть, чем было суждено. Я мог не дать ей поцеловать себя на свадьбе! Я мог увезти её в Америку, исполнить мечту всей её жизни, прежде чем рискнуть всем этим! Я ведь знал, что у нас мало времени. С каждым днём Маша всё чаще жаловалась на боль в сердце. Каждый день, потраченный на подготовку к свадьбе, был чудовищно пустой тратой времени. И что теперь? Умереть в подвенечном платье, как же прискорбно…
Сергей жесток оттого, что несчастен. Я вижу, что тайна тяготит его. Но, может быть, она не так страшна как то, что он лишился сознания после восьмого неверного поцелуя. Такое случается нечасто, но не так редко, как хотелось бы. Возможно, у него было множество планов на будущее! Возможно, они были связаны с той женщиной, что поцеловала его. А ведь такая l’anomalie может быть и не единственной. Что, если в этом печальном месте его страдания только начались? Бедный человек! Надеюсь, беды обойдут его стороной.
***
— Простите, Алексей, за то, что я был так резок вчера, — внезапно произнёс Сергей, оторвавшись от книги, переплёт которой был протёрт настолько, что нельзя было различить ни одной надписи.
— Я не в обиде, — ответил другой, стараясь, однако, выглядеть оскорблённым.
— Отлично! — улыбнулся Сергей, которого вовсе не впечатлила напускная серьёзность соседа. — Скажите мне, вы были в библиотеке? Я посмотрел на полки и не увидел ничего интересного. Неужели я не дочитаю начатые мной философские труды перед смертью?
— Попросите кого-нибудь прислать вам книги из дома, — ответил Алексей, закрывая свой журнал.
— Не могу. Видите ли, здесь такого не держат, боятся, что читатели выпустят бога из своего сердца, так как, прочитав некоторую литературу, очень легко перестать ценить христианскую. Так вот, в моей семье точно такие же порядки. Если мать найдёт мои книги, она их сожжёт, сожжёт мои письма отсюда, если я их, конечно, напишу, а потом просто уедет из нашего дома, чтобы никогда меня не видеть.
— Неужели ваша мать так жестока? — искренне удивился Алексей.
— Я не осуждаю её, я привык к её бескомпромиссности. Но она любит во мне то, что не противоречит её представлениям о правильном. Поэтому я научился делать вид, будто ей нечего во мне ненавидеть, и мы живём, будто образцовая семья.
Алексей невольно задумался о тайне Сергея, но не осмелился спросить, является ли она тем самым, что не может принять в нём мать.
— Даже не думайте спрашивать, одно ли и то же вызывает смущение у моей матери и у здешних сестёр! — тут же произнёс юноша. Алексей расстроился своей предсказуемости.
***
— Воды! — уже несколько секунд просил тонкий голосок.