— Александр, — протянул я руку первым.
— Юрий, — ответил он мне. Крепкое рукопожатие…
— Добро пожаловать в мою скромную, — начал я, но вошедший остановил меня жестом.
— Мы давно искали возможности поговорить с Вами с глазу на глаз и без помощи местных информационных сетей. Но Вы что-то не часто в последнее время заходите в собственный магазинчик, — попенял он мне.
— Моё право и моё личное дело — куда и когда мне заходить, — отрезал я. Грубо, наверное, но не люблю я, когда лезут в мои дела.
— Разумеется, никто не собирался Вас в этом упрекнуть.
— Хорошо. И чего Вы хотите от меня? Я простой, скромный оружейник всего-навсего.
— Как минимум — заказать пушки, много пушек. Как максимум — привлечь Ваш талант к нашей борьбе. Буду честен — для меня второе важнее первого.
Ох уж мне все эти «давайте начистоту», «буду честен», «откровенно говоря»! По моим наблюдениям где-то на этих словах аккуратная ложь перерастает в откровенный пиздёж.
— Ещё одна душеспасительная беседа? Третий будете за последние три дня.
Он насторожился.
— Не о нас Вам говорили, надеюсь?
Я позволил себе выругаться, надеясь грубым подчеркнуть свою «прямоту» и «искренность»:
— В душе не ебу, кто Вы и чьих будете.
— Хорошо! — выдохнул мой гость, но в глазах его осталось подозрение.
— Вы тоже о желаниях поговорить хотите? — предположил я.
— Да, и о них тоже.
— Какое совпадение!
— Совпадений не бывает, — ответил гость, начисто проигнорировав мой сарказм, — Вы ведь слышали эту дивную официальную версию? Мол, всё, что хотим мы, то и даёт нам этот мир, бла-бла-бла.
— Ну слышал…
— А не задумывались, почему мир наш тогда так грязен и порочен? Убийства, насилие, жестокость.
— Потому что люди хотят жить в этом дерьме, — бросил я равнодушно и пожал плечами.
— Верно! Именно так, — гость вопросительно посмотрел на меня и после лёгкого кивка закурил, — они желают всего этого. Их научили желать именно этого и ничего другого.
— И в чём тогда твоя революционная борьба? Научить их новому счастью? Хуй там плавал — они старым дорожат!
Кажется, после нравоучительных бесед последних дней во мне накопилось слишком много невысказанных матюков, но собеседнику на это было наплевать. Сам он крепко держался за свою маску благородного борца за свободу и изъяснялся спокойно и вежливо.
— Мы научим их хотеть другого! Хорошего, вечного, правильного!
— Свободная воля? Не, не слышал?
Он рассмеялся и спросил:
— Ты точно про нас ничего не слышал? Мы — «Свободная Воля».
— Да хоть потребители алкоголя! Тут исполняются желания людей, люди меняться не хотят, так как вы их измените?
— А ты не думал, как тут уживаются люди с прямо противоположными желаниями? Те, кто хочет устроить тут Дикий Запад, например, с ценителями мира и покоя…
— Их разводит судьба, как мне сказали.
— Вот и оно! Вмешательство в свободную волю человека! Я сто раз это видел, как благополучный район превращается в гетто с весёлой стрельбой и бандитскими войнами.
— Люди перестают хотеть мира и покоя?
— Нет, оказавшись в меньшинстве сторонники тихой и безмятежной жизни «почему-то» — это слово он выделил голосом, — начинают хотеть уехать. И уезжают ещё до того, как бьются первые окна и появляются на стенах первые граффити. Кто сильнее хочет, тот для мира и в приоритете, желания остальных подстраиваются под него!
— И вы-то своей весёлой ватагой это измените, ага! Ну сколько вас?
— Не могу сказать, не знаю, можно ли тебе доверять.
— И при этом надеешься, что я стану с вами плечом к плечу? — я рассмеялся.
— Надеюсь. Когда мы придём к власти…
— Да с чего ты взял, что вы придёте к власти?
— Потому что наша цель благородна! И мы хотим этого, хотим власти и силы, чтобы воплотить её. Мы жаждем справедливости, и это даёт нам силу, — он возвысил голос, — наша воля к победе и жажда справедливости превысит любую другую волю! А в этом мире кто сильнее хочет, тот и прав.
— И вы готовы пойти на всё ради этого?
— Да! Мы готовы пойти на всё! Мы готовы убивать ради своей цели, мы готовы гибнуть и идти под пытки ради своей цели!
Вот тут я ему поверил. Представил это. Живо представил, как ватага дурных идеалистов пытается устроить переворот во имя улучшения человеческой природы, и один за одним идут на пытки, муки и многократные смерти. На какую-то минуту я увидел своего собеседника висящим на дыбе, исполосованным шипастыми плетьми, с рёбрами, переломанными раскалёнными щипцами. Хотите пострадать за благое дело - пострадаете, как миленькие. Успех в борьбе вам не светит. Я поёжился, и прогнал из головы эти неприятные картины.
— Нам не по пути.
— Что? — задохнулся вопросом мой собеседник, — но как? Я же вижу, что Вы понимаете, о чём идёт речь, Вы понимаете, что я прав.
— Я не собираюсь играть в Че Гевару, да и вам не советую. И мне совсем не улыбается умирать или переносить пытки за ваши грёбаные идеалы. Не хочу. Не буду. И хрен ты меня заставишь, — я посмотрел в его глаза, и увидел, как в них закипает ненависть. Ну наконец-то без масок…
— Ты, сука тыловая, тут жировать будешь, пока мужики кровь проливают?! Да мы тебя на первом же столбе вздёрнем, выблядок! Много тебе князья платят?! Так мы, блять, тебе эти деньги в жопу по монетке засовывать будем, пока тебя как гондон не разорвёт!
Я попытался незаметно проверить, на месте ли кобура, висевшая раньше под столом. На месте. Да что за неделя такая?! Может, мне в отпуск куда-нибудь уехать на полгода, пусть они тут сами между собой разбираются? Хотя нет, полгода тут явно мало. А хорошо орёт, старается. Даже щелчок предохранителя заглушил. Патрон ведь в патроннике, верно? Забавно, как один и тот же факт может с одной стороны служить показателем предусмотрительности, а с другой являться нарушением правил хранения огнестрельного оружия… Я улыбнулся последней мысли, что окончательно взбесило моего визави.
— Ты ещё ржать надо мной будешь, мразота?! — выкрикнул он и схватил с ближайшей витрины пистолет, похожий на старый добрый Маузер. Интересно, он правда думает, что демонстрационные образцы заряжены боевыми?
— Буду! — я ногой оттолкнул стол и поднял левую руку со своим стареньким «Вампиром». Бам! Дымящийся ствол повело вверх, куда-то влево резво брызнула блестяшка латунной гильзы, через миг зазвеневшая об пол, доля секунды, пока затвор отходил назад и возвращался на исходную с новым патроном растянулась в целую вечность… Бам! Бам… Мне так и захотелось крикнуть: «падай, ты убит!» Он и упал. Рухнул, как мешок с говном, выронив так и не выстреливший пистолет и опрокинув ближайший стеллаж с товаром. Табличка на двери сама собой перекинулась на сторону с надписью «closed».
— Ты уж прости меня, — я склонился над ним и сорвал с шеи убитого жетон, — прости, товарищ Семецкий. Но в целях и средствах мы не сойдёмся.
За окном загрохотало так, что я плашмя рухнул на пол, закрыв голову руками. Так ты не один был, друзья снаружи ждали? У этих долбоёбов что, гранатомёты есть? Они что, не в курсе, что здания тут практически неразрушимы? Они, блять, что — идут сюда?! Снаружи один за другим послышались тяжёлые удары и брань. Мой дом — моя крепость, чуваки, мой дом — моя крепость! Если надо, магия и стекло сделает прочнее катанной брони.
Они старались — раз за разом, граната за гранатой, потом, будто осознав, что это ничего не даст, подогнали пузатый броневик и начали обстреливать мой магазин из пушки. Эй, парни, это громко, но мой дом неуязвим. И мой магазин — тоже. Любая частная недвижимость неуязвима — на этом правиле мир строится, не хуже, чем на вашей еботеке с желаниями! Неуязвим!
Но в какой-то момент я заметил, что даже «неразрушимое» колдовское стекло медленно, неохотно, но неуклонно покрывается трещинами. Они войдут. Они так страстно желают этого, что не могут не войти. А я… Наверное, мне успел за прошедшее время до крайности остопиздеть этот магазин. Отличный повод сменить интерьер и провести ребрендинг. Что ж, пошумим! Хочу шуметь! Повинуясь моему дирижёрскому жесту сотни винтовок, автоматов и несколько дюжин пулемётов плавно поднялись в воздух. Дождём осыпались на пол магазины и ленты с фальшпатронами, а от ящиков потянулись вереницы боевых. Я стоял, разведя руки, как дирижёр перед оркестром, как чёртов Избранный, как Нео, как статуя Христа Искупителя в Рио-де-Жанейро… Щелчки магазинов, встающих в пазы приёмников, лязг затворов — это была моя музыка, я купался в этих звуках, я дирижировал ими, — а мои гости уже ничерта не могли нас разглядеть через закопчённые стёкла.
В чём-то наши желания совпали. Вы хотели, чтобы витрины моего магазина разбились? Я — тоже, только чтобы они при этом брызнули осколками наружу. Из динамиков под потолком снова полилась музыка, та же, что играла в моей голове, эти слова просились, срывались с моих губ, и в то мгновение, когда мои незваные гости увидели меня, и поняли, что их ждёт, но ещё не успели даже дёрнуться в сторону эти слова прозвучали. Мы сказали их вместе — я и Тиль Линдеманн в моей аудиосистеме — а нам вторили сотни, тысячи стволов: «Feuer frei!»
========== Глава 12. Психолог. ==========
Комментарий к Глава 12. Психолог.
Что-то мне совсем перестало быть жалко ГГ, а его уже давно пора выводить из болотца привычной зоны комфорта…
Короче, внезапный триггер ворнинг: депрессия, членодевки, изнасилование. Бедный-бедный ГГ.
Всё-таки прав был товарищ Бродский. На многие и многие дни после отгремевшей череды визитов и разборок его строки о комнате стали моим девизом.
«Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.»
Входная дверь моего дома оставалась заперта, портал деактивирован, с теми людьми, что отстраивали после погрома мой магазинчик, я о общался только в информсети, так же заказывал еду и питьё — деньги позволяли. На улицу не хотелось. Пару дней и ночей — особенно ночей — за окном гудели сирены, слышалась трескотня автоматов, крики и взрывы, потом всё стихло. Желание горожан спокойно спать и ходить по улицам вкупе с решимостью «революционеров» пострадать за благое дело оказались куда сильнее жажды перемен. По инфосети совсем недавно транслировали показательный процесс над главарями — я не смотрел. Не было желания.
Госпожа куратор не держала на меня зла, я знал это, просто как данность, априорный факт, но разговора со мной она не искала, да и мне нечего было ей сказать. Требовать извинений глупо: на своей территории Найт была в своём праве. Извиняться самому не за что: я был в своём. Шли дни.
Моего «гостя» и его ближайших соратников приговорили к разнообразнейшим пыткам и многократной смерти. Бывает. Я не сочувствовал им и не испытывал никакой вины за то, к чему привёл этих людей их свободный выбор. Не моё дело. Не жаль.
Годовщина нашего пребывания в этом мире подкралась неожиданно. Госпожа куратор разослала приглашения, потом напоминания… В моём почтовом ящике накопилось открыток пять на эту тему. Я так и не пошёл. Сказался больным — и не пошёл.
Дорогие друзья, кажется, Ира и Гром, решили меня «повеселить» и направили к моему дому дюжину девиц, «работниц эскорт-услуг». Пришлось высунуться из окна и хлопнуть по блядям из гранатомёта. Шум прекратился.
Выплатил штраф за нарушение общественного порядка. Мелочь какая.
Задумал застрелиться. Не решился. Не смог. Пальнул в потолок — и всё.
Пробовал ещё раз. Смог. Проснулся опять. Ну да — мы же и так в аду. Тут так просто не умрёшь.
Перестал заказывать на дом алкоголь. Бухло закончилось. Быстро это оно…
Это — депрессия? Книги говорили, что да. Умники в инфосети утверждали то же самое, и в конце концов я сдался: велел зеркалу вывести список психологических консультаций и практикующих мозгоправов, начал читать отзывы. Дорого (деньги как таковые проблемой для меня давно уже не были, но жаба давила), долго, «требует работы над собой», а тут видно, что рекомендации «посетителей» заказные и написаны в ближайшем рекламном агентстве… И посреди всего этого безобразия — Настя. Забавная блондиночка Настя, которая, если память мне не изменяет, пришла сюда том же корабле, что и я. Ценник либеральнейший среди хороших, отзывы положительные, хотя и слегка уклончивые. «Возвращение воли к жизни за одно занятие» гласил рекламный слоган. Я запросил соединение, зеркало моргнуло и выдало мне изображение смиренной секретарши, охотно записавшей меня на вечер ближайшего вторника.
Ближайший вторник, к слову, настал до смешного скоро. Напоминание о запланированном визите, недолгие муки выбора костюма по погоде… Такое. Уже перед выходом я вспомнил о новой игрушке, купленной после моего неудачного разговора с госпожой куратором, контейнере с быстродействующим ядом, позволяющим вернуться домой по первому желанию. Маленькая чёрная ампула лежала в моей ладони, а я смотрел на неё, снова и снова проигрывая в голове инструкцию по применению, но не мог набраться решимости.
«Вложите капсулу в ротовую полость таким образом, чтобы не повредить её при разговоре или приёме пищи, но, в случае необходимости Вам удалось раскусить оболочку или раздавить её языком. Подождите три — пять минут, пока оболочка закрепится на слизистой. Рекомендуем размещать ампулы нашего производства за щекой возле т.н. зубов мудрости…»
— Люди, вы верите в удачу? — проорал за окном бродячий торговец или лотерейщик.
— Не верю, — грустно напомнил я самому себе и решительно закинул в рот заготовленную отраву. Щёку обожгло, когда ампула начала прорастать прямо в слизистую, но так и должно было быть. Теперь, куда бы ни занесла меня судьба, я быстро смогу вернуться в случае неприятностей. С менее серьёзными проблемами должен помочь пистолет, спрятанный в поясной кобуре и прикрытый завесой невидимости. Пора!
Где находится «клиника» я не знал — посетителей принимали только через портал, гарантируя анонимность, и этим Настенька-психолог уже с порога располагала к себе. В комнате было чисто и светло, но скудная мебель (пара пуфиков, кушетка да непонятный мне агрегат из двух стоящих в метре друг от друга столбов с отверстиями на уровне плеч и загадочными для меня кристалльчиками-зеркальцами-антенночками-мониторчиками), пружинящий под ногами пол и обитые чем-то мягким стены тоже порядком настораживали. Настя уже была внутри — со строгой папочкой и белым халатом, накинутым поверх джинсов и майки она больше напоминала студентку медицинского ВУЗа, вышедшую покурить, чем дорогостоящего специалиста по возвращению воли к жизни.
— Са-а-а-ашка! Сколько лет, сколько зим! — воскликнула она радостно при виде меня, — А чего у Найт на вечеринке не был?
— Привет, — только и выдавил я, продолжая озираться, — да… Настроения что-то не было.
— Точно, ты ж лечиться, — осадила девушка сама себя.
— И вправду за один сеанс исцеляе… те? — поинтересовался я нерешительно, не зная вдобавок, обращаться к своей знакомой (не такой уж и близкой, надо признать), на «Вы» или на «ты». Она подошла ко мне, крепко обняла и прошептала на ухо, тихо-тихо:
— Я полагаюсь на волю случая. Тех, кому я не могу помочь моими методиками, судьба злодейка ко мне не приведёт.
— Уверена?
— До сих пор ни разу не ошиблась! — девица рассмеялась, — устроим посиделки, чаепития и воспоминания о том, как весело было стрелять по крылатым, или сразу приступим к работе?
— Наверное, всё-таки… Сначала дела, — предположил я неуверенно.
— Окей! Славненько! — Анастасия не переставала сиять, — в таком случае сразу же и приступим. Пока работаем, будем на «Вы», хорошо?
— Наверное…
— Отлично, последняя формальность: нужна Ваша подпись вот тут.
— Форма отказа от претензий? — спросил я, читая шапку протянутого мне бланка.
— Да. Наши методы терапии достаточно радикальны, и могут включать различные действия, вплоть до оскорблений или интенсивных болевых воздействий, в зависимости от глубины подсознательных проблем пациента.
Я подписал и протянул бланк Насте. Она быстро вложила бумагу в свою папочку и улыбнулась мне.
— Начинаем. Следуйте моим инструкциям, пожалуйста.
— Я весь — внимание.
— Для начала нужно провести сканирование. Видите вон те две колонны? — она указала на незнакомый мне прибор, стоявший напротив.
— Вижу.
— Отлично! Это своего рода сканер или тестер, как Вам удобнее. Он мог бы выглядеть и работать как угодно, но мне нравится именно такая форма, надеюсь она покажется удобной и Вам. Сейчас Вы должны встать между этих столбиков, и положить руки на сенсоры — видите там углубления, внутри которых пластинки с рисунком ладони?