Мне было гадко. Гадко, что я чувствовал себя столь счастливым, находясь в таком унизительном положении. Казалось, каждая клеточка моего тела пропитана этим парнем, его запахом, его шёпотом, его касаниями. Казалось, он пробрался мне под кожу — а ведь именно этого я хотел тогда, когда он… имел меня. Как омегу. Омегу… Омегу!
Я чёртов… чёртов пассив! Я понял бы, окажись я альфой. Ха-ха. Какая ирония! Альфа с маленьким членом, действительно, такие разве бывают? В крайнем случае, хотелось бы быть исключением. Но не омегой! Это унизительнее всего, что могло бы произойти со мной! Быть… быть ничтожеством. Быть омегой — значило ничего не добиться в жизни, получить запреты на развлечения типа алкоголя, наркотиков, курения. Ну как же, надо же о потомстве заботиться…
А как я вообще мог оказаться омегой? У меня даже течки ни разу не было!
И тут до меня дошло.
Дошло всё, что только могло дойти.
И значение витаминок, которые как бы для поддержания иммунитета. И то, почему Марк сначала слегка дёргался от моих касаний. И то, почему мне внушили, чтоб я не позволял никому себя трогать, мол, это грязно, потому и… а друзья? Они же понимали меня всегда, поддерживали, нормально общались…
Но с этими людьми меня познакомили родители. Вероятность, что всё в моей жизни было… ложью? Фальшивкой? Что я, считавший себя всё время оригиналом, оказался чёртовой подделкой.
А как же смешно это, наверное, выглядело! Омега лезет на пост бет, да ещё и ненавидит себе подобных! Смех, да и только! Раньше я бы плюнул в лицо такому придурку… но как плюнуть в лицо самому себе? Хотя, разве может простой плевок оказаться хуже того, что меня нагнули в толчке у стены? Да я ещё и сам рачком встал!
Как же я себя ненавижу…
Я ходил по комнате и пытался хотя бы немного прояснить в своих мыслях происходящее. Не получалось.
Как мне смотреть в глаза людям? Как мне разговаривать с людьми, которые мне врали всю мою сознательную жизнь?!
Я лег на кровать и уткнулся лицом в подушку. Хотелось рыдать. Ха-ха, теперь я имею на это полное право — я ж грёбаный омега! Ничтожество! Надо учиться готовить, стирать, сидеть на форумах для создания семьи! Перестать курить!
Злые слёзы мочили наволочку, дышать было крайне тяжело.
Я бы не был так раздосадован, если бы у меня телу было некомфортно, я не чувствовал бы себя настолько низким и использованным — ведь моё тело отторгало бы это вместе с разумом. Но нет! У меня не саднила ни шея, кроме дискомфорта от раздражения, вызванного мылом, у меня не болела задница ни внутри, ни снаружи. Мой организм считал, что всё в порядке, что я прям здоровее всех здоровых…
Как же я себя ненавижу…
Теперь я лежал на кровати лицом в потолок… и невольно вспоминал Джеффа. Единственный, кто сказал мне правду, за что поплатился месячным валянием в госпитале. Единственный, кто раскрыл меня и мою сущность… Я не мог думать о нём со злобой. Я не мог его ненавидеть. Я проклинал себя, родственников, «друзей», но не мог даже подумать плохо о нём. Его образ раньше казался мне глупым, несуразным. Теперь же он стоял перед моими глазами, стоило их закрыть.
И просто видеть его лицо, закрывая глаза, было бы половиной беды, но ведь моё подсознание считает, что я недостаточно настрадался.
В памяти возникали все моменты, пережитые мною за сегодня. Вопреки тому, что я ненавидел себя за это, я покрывался мурашками, вспоминая его поцелуи, его запах, голос, признания в любви… я думал про это против своей воли, и мысли о том, что моя жизнь стала полным говном, отходили на задний план.
Я чувствовал себя, будто бы снова там, будто бы снова с ним…
И я возбудился. Хуже сценария не придумаешь, блять.
***
На следующее утро я так и не отпер дверь, не впуская ни родителей, ни заглянувшего точно по расписанию врача… я закричал, что простыл, что лекарства есть, или что-то в этом роде, и продолжил свои страдания.
На самом деле, страданиями в обыкновенном смысле это назвать было нельзя — когда у тебя стоит и не опадает даже после пятой за утро дрочки, надо бы радоваться. Мне было не до счастья. Я не мог удовлетворить себя рукой. Мой член будто бы перестал быть чувствительной точкой…
На второй день моего страдания с образом Джеффа перед глазами я решил удовлетворить пальцами свою задницу — сдался и прогнулся под собственное естество. Я испытал практически нормальный оргазм, от чего стал ненавидеть себя ещё сильнее. До истерики меня довело позднее то, что мне этого не хватило. Я хотел ещё.
У меня была чёртова течка. Если от этого уберегали таблетки, то дайте мне их снова, пожалуйста, я не хочу так жить!
А на третий день раздался звонок во входную дверь и шокированный вздох обоих родителей…
— Здравствуйте, я… друг, да, друг Рея, можно? — я слышал этот голос во снах, в мокрых фантазиях… поэтому даже сквозь толстую дверь я разобрал все интонации, и внутри меня что-то скрутилось в болезненном спазме. Мне был необходим именно он.
Я был готов кричать. То ли от счастья, то ли от отчаяния.
End POV Рейнард.
========== Глава 8 и Эпилог ==========
POV Джеффри
Я не ошибся в предположении, что родители Рея — беты. Они были оба высокими, статными, у них не могло родиться другого сына… Но судьба распорядилась так, что этот высокий и красивый парень оказался омегой, и в альфы ему достался такой доходяга, как я. Пусть наши тела и были идеально совместимы, мы с ним совершенно не сочетались внешне. Если нас рядом поставить, то меня назовут омегой, а его альфой, и, если учитывать характеры, они будут правы. Но судьба — злодейка и затейница, поэтому жизнь выглядит чрезвычайно интересно и запутанно. Даже при условии, что хотя бы альфам и омегам не нужно задаваться вопросом: «А люблю ли я его?», потому что это решено за тебя… теперь нужно задумываться над другим: «А как мне вот ЭТО полюбить не только физически?»
В общем-то, о том, что я оказался прав, узнать мне удалось, приветственно пожав руку одному из отцов. Реакция была примерно такой:
— Да ты чёртов альфа! — и скривился, отдёрнув руку. Интересно, как он определил, омега я или альфа, если бет от обоих полов тошнит одинаково?
— Да, вы правы. Но я не просто альфа, как вы, наверняка, догадались, — ухмыляюсь, вглядываясь в того, от кого Рею достались такие красивые зелёные глаза. Могу смело заявить, что омеге они шли намного больше, чем его отцу.
Молчаливая ненависть буквально заставляла воздух искриться от напряжения, повисшего между нами. Они могли пичкать своего сына таблетками, покупать ему билеты в жизнь… но судьбу они ему точно не смогут написать на купюрах с множеством нулей. Этот мир работает не так, по крайней мере для омег и альф, а их пока что было в сумме столько же, сколько бет, поэтому не считаться с мнением второй половины земного шара было попросту глупо.
— Так можно? — выгибаю бровь, скрещивая руки на груди. Я не боялся. Я был увереннее всех. Я точно знал, что родительские сердца пусть и желали, по их мнению, сыну лучшего — существования не своей жизнью, но не смогут остановить его на пути к счастью, а всем известно, в чём заключается так называемое «базовое» счастье омеги. Сексизм возникал из мнений, что этого «базового» счастья каждому омеге достаточно для жизни. Будет иронично, если сам Рей тоже так считал. Хотя нет, не так — иронично, что Рей так и считает.
— Можно.
Эту фразу оба беты процедили с такой неистовой ненавистью и хором, что мне стало смешно, благо, я сдержался от хохота в голос. Будь они не бетами, они точно были бы идеальной парой истинных.
Не знаю, моё ли появление их сподвигло на это, но они ушли «погулять», прожигая меня полными ненависти взглядами. Думаю, будь у них в глазах лазеры — я был бы горсткой пепла. Увы, кибернетизация сейчас не продвигается. Вообще никакая наука не продвигается, что меня расстраивает.
Комнату Рея я нашёл буквально по запаху, обострившемуся на время течки. Возможно, так совпало, что у него она по плану должна была начаться, а ещё и я со своим первым касанием… В любом случае, это к лучшему, а если он другого мнения, я ему доходчиво объясню своё.
Дверь, как ни странно, была заперта. Я постучал раз. Другой…
— Рей? — уткнувшись лбом в деревянную поверхность и постепенно сходя с ума от его запаха, что пробивался даже через дверь. Так. Сначала разговор, потом секс…
— Дж…жефф… — надо же, он знает, как меня зовут. Но как же сильно у него дрожит голос… а ещё он наверняка опять потёк… ох, чёрт, я был возбуждён от простой мысли о нём. Вот за что мне такой омега… такой прекрасный.
— Может, ты меня впустишь? — я отстраняюсь от двери и стараюсь спрятать безумный взгляд, чтобы не напугать его сразу.
Дверь открывается почему-то внутрь и… и у меня перехватывает дыхание. Он открывает её, находясь завёрнутым только в простыню. По всему его виду заметно, что он явно не ел все эти три дня, вряд ли нормально спал… чёрт, почему меня не было рядом, я бы точно смог помочь.
Делаю шаг вперёд, в то время, как Рей стоит на месте и мелко подрагивает. В его глазах нет того страха и непонимания, что был в первый раз. Он… он даже немного улыбается.
— Придурок! — непонятно зачем восклицаю я и обнимаю его так крепко, как могу, прижимая к себе. Хорошо было бы быть выше него, но и так сойдёт. Он кладёт свои руки мне на спину и… и мы просто так стоим. Вопреки его возбуждению, которое чувствуется сквозь простыню и мою рубашку. Вопреки всему, что могло произойти, типа страстных поцелуев, заваливаний на кровать и прочего. Мы стоим около двух минут и просто греемся друг другом.
— Я люблю тебя, — шепчу как можно нежнее, привстав на цыпочки и дотянувшись до его уха. Легко касаюсь мочки уха, обдавая его горячим дыханием. — Люблю такого, какой ты есть. Омегу, бету… считай себя кем угодно. Я люблю тебя.
Я говорю всё, что пытался сформулировать эти три дня. Говорю то, что хотел сказать ему, как только понял, что он мой «истинный». Я мало знаю о нём, как о личности, а если что-то и знаю, то это негативное. Но я понимаю, что это всё — влияние обстоятельств. Не сложись его жизнь так, он имел бы другой характер… но не сложись его жизнь так — мы не встретились бы. Двояко. Но я всё это понимаю. И люблю его. Я точно знаю, что смогу понять его и принять любым.
— Я… — начинает было парень, а я всем телом чувствую, насколько сильно он дрожит. То ли он переживает за то, что скажет что-то не так, то ли все эти объяснения в чувствах ему на хер не упали, потому что ему сейчас лишь бы разрядку получить. — Я тоже… ну…
И он стыдливо отдаляется, отводя взгляд. Он чертовски милый. И мой. Всецело мой.
Я делаю шаг навстречу — он делает два назад. Через пару таких продвижений вглубь его комнаты, убранство которой я оценил бы, если бы мой взгляд не был прикован к высокой и тонкой фигуре моего омеги, завёрнутой в одну лишь простыню. Потом он оглядывается, слегка поворачивается, чтобы быть спиной точно к кровати, а потом падает на неё спиной, я же нависаю над ним следом.
Я нахожу губами его губы, руками начинаю блуждать по телу, заставляя его выгибаться и стонать. Прохожусь поцелуями по мною же оставленным красным следам…
Его тело слишком готово к сексу — течные омеги являются буквально испытанием для альф. Я потерял контроль три дня назад, пока он ещё не тёк, а теперь и подавно.
Я глажу его, сжимаю, царапаю, а он в свою очередь цепляется за меня, впивается пальцами в спину, пытается притягивать к себе за волосы… я доставляю ему удовольствие, получая его же обратно вдвойне…
Он такой мягкий, упругий. Его кожа молочная, на ней слишком легко остаются следы, а мне очень нравится показывать, что он принадлежит мне.
Когда я вхожу в него, на его глазах выступает пара маленьких слезинок, которые я собираю губами и как можно нежнее начинаю двигаться. Он прижимается ко мне, кричит от счастья так громко, что я не замечаю собственных хриплых стонов. Его лицо алеет от смущения и возбуждения. Он прекрасен.
Сначала кончает он, начав рвано хватать ртом воздух и сжимая меня внутри себя… Я не могу сдержаться и тоже вскоре кончаю.
Сейчас упасть бы рядом с ним на кровать и уснуть, однако… омеги в «эти дни» не просто секс-машины, они придают кучу энергии и своим альфам.
Заканчивается наше сознательное свидание спустя пару-тройку часов, когда изнемогающий омега слегка приходит в сознание и начинает осознавать, что последние три раза он самостоятельно прыгал на мне, не позволяя мне двигаться никоим образом, прижимая к кровати, извиваясь и издеваясь надо мной тем, как эротично и прекрасно он выглядит.
Мы ложимся, прижавшись друг к другу. Сперва он пытается выбраться из моих объятий… Но осознав, что ему почему-то холодно, а я достаточно тёплый, видимо, решает, что пока что можно заключить перемирие между собственными мыслями и желаниями, после чего мирно засыпает. И даже проснувшись, не пытается устроить истерику или сбежать, находясь даже не в состоянии, когда вместо мыслей в голове лишь желание разрядки.
— Быть омегой — настоящий ад, — Рей лежит на моём плече, а я утыкаюсь носом ему в макушку.
— Ты можешь считать себя не омегой… Ну, по крайней мере, всё время, кроме недель течки, — целую алую прядь волос, провожу рукой по его спине, слегка прижимая к себе.
Парень от столь невинного жеста выгибается, вжимаясь в меня ещё сильнее.
— Угу, конечно, смогу я без тебя прожить от течки до течки. Обойдёшься, кусок н… — провожу по спине вдоль его позвоночника ногтями, заставляя его задохнуться собственными ругательствами, после чего ухмыляюсь и, наклонившись к его лицу, говорю:
— Тогда тебе придётся многому научиться. И нет, стирка, глажка, готовка не входят в этот список… — и я накрываю его податливые раскрытые алые губы поцелуем.
ЭПИЛОГ
После того дня мы съехались и перевелись в другую школу, на чём настояли родители Рея. Мы оборвали все прошлые связи, и я клятвенно пообещал даже не пытаться искать пропавшего Эмила. Никто не смел препятствовать нашим отношениям. После долгих уговоров, эти отношения стали официальными, насколько это возможно в шестнадцать, когда я объяснил Рею, что я не требую от него рождения десятка детей, потому что мне самому не до того — всё же я научный деятель, какая тут огромная семья. Поняв, что я не вру, он записался в музыкальный кружок и попытался найти своё призвание, кроме прожигания жизни впустую.
Спустя время, когда я всё же закончил университет по химико-биологическому профилю, Рей согласился выйти за меня замуж. Убеждать его, что омегой быть не так уж плохо, мне, правда, приходилось постоянно — после течек несколько раз в день. Увы, контрацепция стала неотъемлемой частью нашей жизни, потому что таблетки я ему употреблять запретил, когда ради диссертации исследовал их более детально и обнаружил, что они разрушают организм омег хуже алкоголя или никотина.
Ещё спустя время Рей согласился завести ребёнка. Точнее, его никто ни о чём не уговаривал, даже не просил, но своё желание он выдал за моё — тем лучше или хуже — не знаю.
А потом у нас родился прекрасный омега, у которого тоже не было температурной метки.
Кажется, наш мир всё же стремится к единообразию, и это явление я мечтаю исследовать в ближайшем будущем.
И жизнь на самом деле штука чрезвычайно сложная, порой грубая и жестокая, однако очень интересная и всё-таки прекрасная.