Еще о многом хотелось сказать, во многом хотелось признаться, но наблюдающая ночь заставляла молчать. И все вокруг словно говорило, что некоторые вещи должны оставаться вещами, а не темами для обсуждения.
— Прости меня, — прошептал он, проведя костяшками пальцев по холодной руке девушки. Его слова так и остались не услышанными, признания так и не прозвучали. Они растворились в пространстве палаты еще до того, как он вышел, тихо закрыв дверь.
========== Глава 5 ==========
Темнота не рассеивалась еще очень долго, ночь тянулась как резина, не желая заканчиваться и открывать дверь новому рассвету. Все дороги были пусты, ночные бабочки* будто испарились, исчезли, предчувствуя преддверие чужой бури. Грязный дым проникает внутрь, окутывая легкие темной пеленой, оставляя после себя след, а затем выходит, расслабляя и забирая с собой частичку злости, помогая успокоиться. Он курил, прислонившись к капоту своей машины, редко оглядываясь по сторонам, осматривая пустую стоянку и круглосуточный супермаркет, ожидая. Выдыхая табачное облако, он хотел выдохнуть с ним ошибки, но получалось, что выходит только гнев, все равно возвращаясь. В нем было столько противоречивых чувств, которые были столь чужды, загоняя в ловушку.
Делает последнюю глубокую затяжку и медленно выдыхает, не спеша прекращать наблюдать за дымкой. Когда молочное облако растворяется в свежем воздухе, Деймон выбрасывает себе под ноги выкуренную до фильтра сигарету. До фильтра его предела или новых эмоций? Его самообладание было выкурено и растоптано. Сложил руки на груди и опустил голову, смотря под ноги. Ему становилось только хуже после уезда из больницы. Там он оставил всего себя, а сюда привез лишь оболочку. Погрузился в неопределенность с корнем, хотел не отпускать те проведенные моменты с ней и в то же время донельзя сильно хотел о них забыть. А непоколебимая тишина лишь кричала ему о вечности с болью, которая будет преследовать его всегда, неизменно, неустанно.
Когда он садился в машину, оставив Елену одну, чувствовал усталость и желание вернуться в номер отеля, лечь на холодные простыни и заснуть быстро, надолго, без снов. А теперь это казалось ему каким-то ирреальным желанием, потому что больше спать не хотелось, и он не помнил, когда в последний раз уставал, хотел упасть и не вставать. На наручных часах почти четыре утра, а первые проблески света не дают знать о себе, небо остается таким же почерневшим, не думая светлеть. Может, оно и к лучшему. Предстоящий день пугал, он не знал, что будет с ним делать. Возможно, вернется обратно с той же болью, с которой уехал.
На стоянку тихо заехала машина, остановившись всего в нескольких метрах от него. Он выпрямился, лелея в себе некую альтернативу радости, ждал совсем недолго. Встретил мужчину с измотанным взглядом, все его движения сопровождались частыми вздохами. Они пожали друг другу руки. У Деймона было крепкое рукопожатие, у его знакомого никчемное и вялое. Пришлось сделать вывод, что некоторым слишком сложно вставать посреди ночи на срочный звонок, задание или приказание. Джейсон, этот сонный малый, передал в руки Деймона папку и завернутый пакет, прошептав несколько проклятий в его сторону и обещаний, что однажды также поднимет его среди ночи с почти невыполнимой просьбой. Они улыбнулись друг другу, один с предвкушением, другой с истомой. И тогда оба разошлись по машинам.
Джейсон нажал на газ раньше, чем закрыл дверь в салон, настолько невтерпеж ему было вернуться ко сну, а Деймон лениво сел к себе, откинувшись на спинку кресла. Положил папку на колени и перед тем как отложить крепко запечатанный пакет, с примесью тревоги посмотрел на него. Никогда не чувствовал волнения и тревог, а сейчас вдруг начал, будто в него внесли изменения. Но быстро взял себя в руки и небрежно отбросил вещь на соседнее сиденье, открывая папку и быстро пробегаясь взглядом по выстроенным строчкам, построенной информацией, очевидными фактами. А спустя минуту папка полетела туда же, куда и пакет, но соскользнула и упала на коврик, рассыпаясь.
Машина мчится по мертвой опустевшей трассе, разгоняя темноту ярким светом. Мимо пробегают деревья, они убегают в противоположную от него сторону. Вдавливает ногой педаль в пол и разгоняется до предела, слышен звук работающего мотора, и Деймону это нравится. Скорость его расковывает, освобождает от лишних мыслей, дарит прежнее чувство свободы. Вскоре деревья по обе стороны остаются позади, слева теперь пролетает поток домов, а справа вдаль расстилается бескрайнее море, на которое он больше не обращал внимание. Резко затормозил, машина свернула с дороги и поехала между жилыми домами, направляясь в ту часть, где всё пустовало, стояли заброшенные стройки, и через несколько минут он остановился. Перед ним стоял трехэтажный давно забытый всеми недостроенный коттедж, поэтому мужчина решил использовать его в своих целях.
Выбравшись из машины, он поставил её на сигнализацию, и направился внутрь. Его встретил довольно улыбающийся старый приятель. Они обнялись по-дружески и вместе спустились в подвал по бетонным ступеням, затем прошли в самую дальнюю комнату. Внутри горело несколько свисавших с потолка лампочек, а посредине, привязанный к стулу сидел изнеможенный и окровавленный мужчина, лицо уже успело распухнуть от бесчисленных побоев.
— Он хоть что-нибудь сказал? — спросил Деймон, непринужденно останавливаясь напротив его новой жертвы.
— Абсолютно ничего, просит, чтобы его били дальше. А в этот раз нам мозахист попался, брат, — ухмыльнувшись, ответил Аларик, один из тех мужчин, находившихся в комнате и все время пытавших беднягу.
— Что ж вы его жалеете? Я ведь говорил, если молчит больше двух часов, хватит нежничать.
— Почему именно два часа? — спросил один из некоторых, стоявший в самом углу.
— Больше они не выдерживают, ломаются. Крысы ведь тоже не любят, когда с ними грубы.
Подошел совсем близко к связанному и наклонился над ним, бегая взглядом по его отвратительному лицу, вызывавшее непреодолимое отвращение и желание в сотый раз пройтись кулаком.
— Я даю всего одну попытку, — холодно произнес Деймон. — Всего одну. Отвечай.
— Пошел нахрен, — улыбаясь, ответил ему тот, едва не выплюнув в лицо.
Резко развернувшись, Деймон подошел к столу у стены и несколько мгновений смотрел на него, выбирая. Тогда он схватил один из пистолетов, закинул в магазин несколько патрон, собрал и перезарядил. В комнате повисло молчание, нарастало напряжение. Каждый находившийся здесь знал, что именно этого человека злить нельзя никогда. В нем слишком легко просыпался дьявол, хладнокровный и бесстрастный убийца, способный на всё, начиная от невыносимых пыток и заканчивая самым страшным убийством. Никаких поблажек, никаких исключений. В его руках все становились марионетками, обреченными лишь на один конец.
Деймон снова вернулся к беспомощному ублюдку, подставляя холодный метал к его голове и снимая с предохранителя. Почти все сдавались, когда он переходил к крайним действиям, переходил на «ты» с жестокостью и полным безразличием. Но этот продолжал молчать, все также улыбаясь. Похоже, он действительно был гребаным мазохистом, Аларик оказался прав. А раз все сводилось к этому, нужно было продолжать.
— Значит, отвечать мы не будем.
Он опустил пистолет и неторопливо начал отходить, повернувшись спиной к пленнику. Однако сзади послышался смех, хриплый и издевательский. Деймон остановился. Над ним насмехался человек, неспособный защитить себя, отстоять, и позволял себе смеяться сквозь жгучую боль. Наверное, ему казалось, что душегуб, которому остальные в этом помещении подражали, потерял всю свою пылкость, смягчившись. А это до покалывающего ощущения по всему телу взбесило. Резко развернувшись, Деймон поднял пистолет и нажал на курок. Сначала послышался выстрел, раздавшийся эхом по всему подвалу, а затем неистовый крик. Это показалось недостаточным, и тогда он выстрелил еще раз, во вторую ногу. Теперь мужчина перед ним почти разрывался от слез, боли и надрывного визжания.
— Ладно! Хватит, — прокричал он. — Скажу, всё скажу!
А Деймон увлекся. Перезарядив пистолет, он снова направил его на кричащего, но как только собрался выстрелить в третий раз, Аларик схватил его за руку и оттолкнул. Пуля вылетела куда-то в стену, никого больше не задев, оружие выпало из рук.
— Ты слышал его, он сдался! — едва не прокричал Аларик, смотря в пылавшие диким огнем глаза. — Сальваторе, что происходит?
Но он не ответил. Окинув взглядом пострадавшего, он направился к лестнице, напоследок кинув, чтобы дальше разбирались без него и как можно быстрее покинул дом, выбираясь на свежий воздух, на улицу, где рассвет уже успел подавить тьму. Почувствовал себя дико, второй раз за одну ночь потерял самообладание, не в силах сдержать свои порывы. Сначала вырвалась неудержимая злость на самого себя, а теперь выливалось всё, все его чувства, которые он обнаружил в себе несколько часов назад. В этом и скрывалась его проблема, он попросту не умел управлять иными эмоциями, кроме ярости, ненависти и чистого, пылающего огнем гнева.
Сел на ступеньки, ведущие к парадной двери, и опустил голову, сложив опущенные на колени руки в замок. Не мог представить себя без причинения боли. Теперь казалось, что если бы в этот момент он не выпустил все накопившееся на того мужчину, сорвался бы на ком-то другом. Аларике, Елене, невинном прохожем. Проблема заядлого дьявола — связать всю свою жизнь с чертовским делом: радоваться, убивая, расслабляться, убивая, очищаться, выплескиваться и страдать, тоже убивая, причиняя боль. Самый важный пункт, написанный маленьким шрифтом.
— Объясни, что это было, — произнес Аларик, присаживаясь около такого же грязного по локоть в крови человека. — Ты почти убил единственного, кто был готов говорить.
— Разве не в этом заключает вся суть?
— Нет такого правила, в котором говорилось, что можно убивать ходячую флэш-память до того, как она все расскажет.
— Даже если бы я пристрелил его, не начал бы жалеть. Он не заслуживает, чтобы с ним носились.
— Азарт, который я увидел в твоих глазах, был нездоровым. Прежде ты всегда знал меру и убивал по надобности, но сегодня не тот случай. Оставь то, что тебя отвлекает, Деймон. Такие как мы не могут иметь параллельной жизни, демоны всегда остаются демонами.
Деймон провел рукой по волосам и на минуту задумался. Ему показалось, что когда он находился в той комнате, держа в руках пистолет, был воплощением тех образов, преследовавших Елену на протяжении всего года. Мысль об этом стала отвратительна, настолько отвратительна, что почувствовал отвращение и к самому себе. Его губило само воспоминание о признаниях. Хотелось уехать, так далеко и так быстро, чтобы больше не видеть всех этих лиц, ни чистых, ни окровавленных. И остановиться где-то в маленьком тихом городке, отдохнуть, забыть. Но все казалось ненужным и пустым без присутствия той единственной души, за которую он мог бороться вечность, которую сам и погубил.
— Если ты не скажешь, в чем твоя проблема, я буду вынужден отстранить тебя настолько, насколько это возможно. Рассеянный ты не можешь принимать здравые решения.
— Однажды я сломал жизнь самой яркой звезды, поддавшись на провокацию, шантаж со стороны близкого ей по существу. А впоследствии звезда потухла, совсем перестала светить. И я не понимаю, как снова её зажечь.
— Если одна звезда потухает, рождается другая. Их нельзя запустить заново, это не лампочки, их ведь не вкрутишь.
Он печально улыбнулся одним уголком губ. Та самая порочная улыбка, в которую отчего-то все влюблялись, за которой бежали не отставая. Никто только не знал, что растянутые в улыбке губы испачканы кровью, чужой кровью, и множеством ужасных преступлений. Деймон встал, спустился с последних двух ступенек и подошел к машине. Нужно было свалить, срочно, подальше. Может, действительно нужно отдохнуть. Прошедшая ночь была самой длинной в его жизни, самой насыщенной и невыносимой.
— Деймон, ты любил эту девушку?
Вопрос застал его врасплох. Слова прозвучали слишком быстро, их смысл не сразу дошел. Любовь. А существовала ли она? Эта переполненная теплотой, нежностью и привязанностью энергия, была ли она на самом деле реальна? Но он не захотел об этом думать, отвечать и разговаривать. Это чувство не было одним из тех, в котором бы он знал толк, очень, очень далеко от области его специализации. Другой вопрос — нравится ли ему убивать? Да. Это иная степень высшего чувства. Но любовь? Вопрос был поставлен совершенно не тому человеку.
— Как скажет все, о чем знает, убейте этого засранца.
Он сел в машину, зажигая двигатель и выезжая навстречу ярким краскам неба. Его ждал холодный душ, а затем сон, в котором он впервые так отчаянно нуждался. Все же разнообразие чувств и их смешивание умеет утомлять.
Комментарий к Глава 5
* - люди, которые живут ночной жизнью.
========== Глава 6 ==========
После пробуждения Елена с тоской обнаружила, что его рядом нет, и прождала весь день и почти всю следующую ночь, время от времени спрашивая о нем медсестру, но ответ так и не получила. Это вселяло тревогу и дарило множество вопросов, самым пугающим из которых был «неужели ему стало противно?». Она изводила себя от неведения, не имея возможности ни написать, ни позвонить ему. У неё даже не было предмета отвлечения, который мог бы занять все её мысли, избавив от волнения. Почти не ела и не пила, измеряя шагами комнату, временами выходя на балкон и возвращаясь обратно. Море теперь не спасало, оно губило. Каждая новая волна приносила с собой страх.
Деймон вернулся к ней лишь следующим днем, когда солнце уже перестало припекать, и воздух стал влажнее. Когда он тихо зашел в палату, словно тень, Елена не сразу заметила его присутствие. Она сидела на кровати, держа в руках чашку холодного чая и наклонив голову вниз, рассматривала складки на покрывале. Он не торопился поздороваться; остановился у двери и посмотрел на неё грустную и чем-то озабоченную.
— Удивлен, что ты не в том кресле, — сказал он, подойдя ближе к кровати.
Елена мгновенно на него посмотрела с удивлением и легким волнением. Её мысли были заполнены теперь только им, он пришел к ней, выглядя свежо и чисто, хотя он и без того всегда выглядел обаятельно. Она слабо улыбнулась, стараясь не выдать той пылающей в ней радости. Деймон все равно заметил этот пыл, но промолчал. Её выдали глаза.
— Я ждала тебя вчера.
— Были неотложные дела, я не успел. Старался, но не смог.
Он солгал. Не было никаких дел, все закончилось в ту ночь, когда он вышел из коттеджа, дымящийся от переизбытка многообразных чувств. Весь день, что она поджидала его под дверью, он спал. Пришел в отель, обессилено свалился на кровать и заснул безмятежным сном, проспав целые сутки. Когда он проснулся, это его обескуражило, и он даже испугался, что пропустил встречу с Еленой и что никак не мог предупредить о своем отсутствии. А затем успокоился, подумав, что проведенный день без него мог пойти ей на пользу. Только она и тот морской ветер, он знал, что она нуждалась в этом.
— Я хочу прогуляться. Пройтись по берегу и потрогать воду. Я так давно не была на море…
— Конечно. Все, что хочешь.
Пока Елена обувала найденные в шкафу балетки, не гармонирующие со спортивным костюмом, Деймон предупредил медсестру, что их некоторое время не будет. Тогда он вернулся в палату, и они оба вышли из здания больницы. Перед Еленой все предстало в другом виде. Деревья казались слишком высокими, пляж выглядел широким и длинным, дорожки оказались не такими узкими, как она думала об этом, глядя сверху. И почему-то почувствовала себя маленькой мышкой. На своем этаже она была выше всего этого, словно владелец оглядывала владения. А теперь окружающее оглядывало её.
Они молчаливо прошлись по каменной дорожке, девушка быстро шагала впереди, а мужчина не спеша шел сзади, следуя за ней. Всего через несколько секунд Елена снимает обувь, откидывает куда-то в сторону, не глядя на неё, и с необыкновенной радостью ступает на не раскаленный, но довольно горячий песок, однако этого она уже не чувствует. В ней лишь благодарность этому дню, которую она не может выразить никому, ни Деймону, ни будущим звездам почерневшего неба. В ней звенящее чувство свободы, которому она хочет отдаться, но также не может, её сковывает тень прошлых дней*. Но в следующий момент она уже забывает об этом, позволяя скинуть оковы всего на несколько часов, а затем надеть их обратно. Добровольная узница судьбы.