Теперь она поняла, почему так резко вспомнила те слова, произнесенные Малфоем. А еще она поняла, что сегодняшним утром ей в голову ударило надеть красное белье. То самое, в котором она щеголяла по кухне, пока он под Дезиллюминационными чарами наблюдал за каждым ее движением и наверняка исходил слюной.
Она от смущения покрылась розовыми пятнами, как он в то утро, и, поприветствовав, пропустила его в дом. Гермиона понятия не имела, чем все это кончится, но предполагала, что ничем хорошим. А утром поняла, как ошибалась. Но об этом потом.
Малфой прошел на кухню и поставил бутылку на столешницу, повернулся к хозяйке дома и произнес, снова манерно растягивая слова: «Ну, ты готова к разговору о красном кружевном с красным полусладким этим вечером?». Грейнджер не найдя, что ответить на это, лишь скромно кивнула и инстинктивно оттянула короткое черное платье, из-под которого стала виднеться резинка на чулках.
В этот момент она корила себя за свой острый язык, который не смогла придержать за зубами, ляпнув тогда о разговоре, за чулки, которые какого-то черта решила надеть именно сегодня и в особенность за красное кружевное белье и резкое желание надеть его опять же именно сегодня.
Ладно, тогда это было сделано специально, чтобы подразнить белобрысого идиота, намерившегося наблюдать за ней. Но сейчас… Она не желала всего этого! Или желала?
Делать было уже нечего: Малфой собственной персоной стоял перед ней, на ее кухне, в подарок принес бутылку дорогого (она не понаслышке знала об этом, ведь пару раз ей приходилось видеть такое в магазинах для волшебников) вина. Он мог бы принести что-то дешевое, как смородиновый ром или, может, вино из бузины, и не пить, оставив все ей (не станет же он, чистокровный маг, пить то, что пьют полукровки). Мог бы принести что-нибудь подороже, огненный виски Огдена к примеру. Но нет, он принес эльфийское вино. Самое дорогое, которое смог достать, эльфийское вино. Вино с выдержкой. Такое пили самые богатые семьи магов, чистокровные семьи магов.
Неужели он, переступив через себя, забыв все «маглорожденная» и «грязнокровка», принес это вино, чтобы распить его с Гермионой?
Она была поражена, не могла даже двинуться, что-либо сказать. А Драко терпеливо ждал, приветливо улыбаясь и шокируя ее еще больше.
«Ну же, Грейнджер, я не просил тебя стоять, как вкопанную. Лучше принеси два бокала, не думаю, что ты упустишь момент и не выпьешь эльфийского вина. Что-то подсказывает мне, что ты такого еще не пробовала», — протянул Малфой, чем мгновенно вывел волшебницу из транса. Ох, как же она не любила его манерное растягивание слов. Убить была готова, применить заклинание молчания. Ну, или хотя бы просто закрыть ему рот ладонью.
«Гермиона, держи себя в руках», — как мантру повторяла она про себя, решив, наконец, достать хрустальные бокалы — совсем недавнее приобретение.
Что сподвигло ее купить этот набор? Резко появившаяся в голове мысль: «А вдруг кто в гости придет, а у меня даже пить не из чего!», вот что. У Гермионы создалось чувство, будто Малфой каким-то образом овладел легилименцией или другим заклинанием, способным воздействовать на ее мозг и мысли. «О Мерлин, Драко, зачем ты меня так мучаешь?»
Она со вздохом достала два бокала, поставила их на стол рядом с бутылкой и снова оттянула платье, которое задралось при поднятии рук.
Малфой же неотрывно следил за каждым ее движением, как и в то утро. Задравшееся платье («В самый раз для встречи со мной» — заметил он) также не осталось без внимания.
Ему даже показалось, что она его соблазняет, но эта мысль быстро уплыла куда-то за пределы разума, ведь, по его мнению, Грейнджер не была на это способна.
Почти весь вечер прошел в безмолвии. Драко изредка пытался разговорить ее, но она лишь отстраненно давала односложные ответы и мелкими глоточками пила (ужасно вкусное и пьянящее) вино.
Гермиона на самом деле просто боялась с ним говорить. Да, в то утро она с легкостью кидала колкие замечания в его адрес, смеялась над тем, как сама же перед ним расхаживала в белье, а потом, ловя его взгляды, лишь пожимала плечами, мол, что тут такого.
А сейчас обстоятельства были другие. Смущающие. Ей казалось, что он раздевает ее глазами, казалось, что если что-то и будет, то он переспит с ней разок и бросит. А зачем ей репутация девушки на одну ночь для Драко Малфоя?
А вот Драко был нацелен на другое: сначала на простой разговор (даже не о белье!), потом на одну ночь, проведенную вместе (тут могло бы все кончиться, но…), потом и еще одну, и еще, и так несметное количество ночей. Проще говоря, Малфой всегда был неравнодушен к Гермионе, а так как не знал, как подступиться на первом и втором курсе, сделал ошибку, которую делают все мальчишки его возраста. Только большинство дергает за косички, например, а он из-за воспитания отца и матери, не признававших таких, как Гермиона, стал называть ее грязнокровкой. Испортил отношения, обидел, заставил себя ненавидеть. Кстати говоря, он потом уйму раз корил себя за такое поведение, но ничего изменить уже не смог. Поздно было.
Разговор с каждой попыткой Драко его начать заходил в тупик.
«Помнишь, я как-то попросил тебя не высовывать голову? Ну, в лесу, на Чемпионате, — поинтересовался он и, увидев слабый кивок, продолжил: — Я волновался, как бы ты не пострадала», — смущенно проговорил Драко.
Заметив непонимающий взгляд Гермионы на себе, он вздохнул.
«А в Хогвартсе. Помнишь? На тебя еще тогда книжка с верхней полки свалилась в библиотеке. Кстати, прости за это, — Малфой улыбнулся. — Я тогда с другой стороны стеллажа пытался достать тебе ту книгу, которую ты искала. Кажется, что-то по истории ухода за волшебными существами. А потом одна упала, а я рванул оттуда. Думал, ты решишь, что я специально. А вот и нет», — продолжил рассказывать он.
«Я тогда и не поняла, что это было. Кстати, это и была та книга, которую я искала, — рассмеялась Грейнджер. — Было неожиданно и довольно больно, но зато я не искала три часа, рыская на каждой полке».
Они вспоминали все связывающие их события, перечисляли каждое из них и беззаботно смеялись. Гермиона забыла о смущении и, выпив изрядное количество вина, говорила даже о довольно откровенных вещах. Драко только поддерживал разговор.
Потом он зашел о Роне, и Грейнджер заметно погрустнела. Так и не поведав причину их расставания, она уставилась в почти пустой бокал с красной густой жидкостью на дне и тихо вздыхала.
Малфой уже сидел близко к ней, очень близко. Они соприкасались плечами, он чувствовал тепло, исходящее от нее (наверняка виноват алкоголь), а она раздумывала над тем, стоит ли затрагивать эту тему.
Драко не выдержал молчания и, совсем тихо окликнув ее, улыбнулся. Гермиона смотрела в его светло-голубые глаза и не находила себя. С каждой секундой она терялась все сильнее, словно забрела в сердце Запретного леса и не знала, куда идти, где искать выход.
Он не стал медлить и аккуратно коснулся ее губ своими, проведя пальцами по ее горячей щеке.
Первый звоночек звякнул в голове Гермионы, но она старательно его проигнорировала, ведь его губы, такие мягкие, имели вкус винограда. И, признаться, они были гораздо притягательнее каймы бокала с вином.
Второй звоночек звякнул, когда она пересела на колени Малфоя, обняв за шею и продолжая такой желанный поцелуй. Никто не хотел прерывать этот момент, никто не хотел останавливаться. Все шло так, будто было ранее продумано, будто выполнялся план, который они с Драко подготовили специально для этого дня.
Третий звоночек звонил гораздо громче, поэтому Гермиона даже зажмурилась. А зазвонил он, когда Драко задрал короткое черное платье, позволяя себе проводить руками от кромки ее белья выше по спине. Грейнджер же всеми силами старалась снять с него рубашку, что, кстати, благодаря приложенным усилиям происходило довольно быстро.
Еще несколько звоночков прозвонили до того, как они перешли в спальню, но потом все в голове Гермионы смолкло, оставляя только мысли о нем.
Каждое его прикосновение отражалось волной желания в ее глазах: она выгибалась, протягивала слова, как делал это он (и теперь это не казалось ей уж такой дурацкой манерой), целовала в губы, щеки, шею, спускалась к ключицам и снова возвращалась к губам. Он оставлял легкие следы на ее теле от поцелуев, улыбался, и, — о Мерлин! — это было так красиво и маняще, что она потерянно продолжала целовать его, наслаждаясь взглядом Драко на себе.
Последний звоночек прозвенел в ее голове, но уже совсем тихо, когда она сидела на его животе и смотрела в светло-голубые глаза.
Дальше только стоны наслаждения и желания, гортанное рычание, сбитое дыхание, а в конце протяжный, непрекращающийся звон в голове — уши заложило.
***
Утро, казалось, наступило непростительно быстро. Гермиона проснулась от настойчивых лучей солнца, которые проходили сквозь стеклянные панели вместо стены и падали прямо на ее светлое личико, усеянное небольшим количеством еле заметных веснушек.
Она бы, возможно, не заметила изменений в этот момент, если бы не сладостная тяжесть внизу живота и не одеяло, которое ей пришлось делить с Драко, мирно сопящим под боком.
Смущение не заставило себя ждать; ее лицо вновь покрылось розовыми пятнами (она переняла это от Малфоя?), а руки вместе с краем одеяла прижались к оголенной груди.
Память возвращалась мгновенно, она отчетливо слышала звоночки в своей голове, отчетливо помнила, как игнорировала каждый, а тяжесть в животе не позволяла забыть о тех моментах прошлой ночи, которые явно стоило помнить.
Драко, укрытый одеялом по пояс, казалось, крепко спал, и даже утренние лучи не влияли на его сон. Блаженная улыбка тронула его губы, а лицо, не скривленное в одной из его усмешек, которые он демонстрировал во время обучения в Хогвартсе, казалось действительно красивым, нежным… Таким, какое она хотела видеть по утрам с этого самого дня.
Теплота наполнила Гермиону, она улыбнулась своим мыслям и, наклонившись, легко поцеловала спящего рядом Малфоя в лоб, действительно надеясь на такое ежедневное пробуждение.
То утро стало точкой невозврата.
Она просыпалась, видела рядом Драко и целовала его в лоб. Это стало ее утренней традицией, гарантией удачного дня. Проснувшись рядом с ним, она обеспечивала себе хорошее настроение до вечера, обеспечивала себе наполненность теплыми чувствами, желанием вернуться домой, снова обнять его, поцеловать и поговорить о чем-нибудь за бокалом красного полусладкого эльфийского вина. Дорогого.
Малфой не скупился, он готов был покупать этот дорогой алкоголь для нее каждый день, лишь бы их вечера проходили в такой манере всегда.
Да, их отношения строились не на любви и страсти, а на дружбе и взаимопонимании, на приятных разговорах каждый вечер, на улыбках, которые казались смущенными каждый раз, когда кто-либо замечал, что улыбается без остановки, что скулы уже сводит. Их отношения строились на теплоте вечерних объятий и на нежности утренних поцелуев, на горячем кофе, который она приносила ему в постель, на одеяле, которое они делили, прижимаясь друг к другу каждой ночью.
Это было красное белье, которое он видел в первый день их встречи после выпуска. Это был ее бичерин, который она теперь так часто готовила для него.
Нет, это была не любовь, которая сгорит так же быстро, как фитиль забытой свечи. Это было нечто необычное, нечто волшебное. Это было то, что стало их традицией.