И за это она ненавидела его.
Он так легко за один единственный день изменил её жизнь, а потом просто исчез.
Это не давало Сакуре покоя, грызло и мешало дышать. А она так хотела жить! Наконец-то она выкинула всю свою старую одежду и покупала те вещи, которые ей действительно нравились. Сменила ненавистные каблуки на удобные кеды, ела мороженное.
И ненавидела Саске.
***
Всё чаще девушка думала о том, что не может так просто оставить сложившуюся ситуацию. Саске походя изменил ВСЁ, и она обязана была ответить тем же. Вот Учиха – это Учиха, а Харуно – это Харуно. У Сакуры не было такой гранитной уверенности в своей правоте, как у Саске, потому она не могла быть тем же оружием.
Холодный Саске.
Неприступный Саске.
Абсолютный Саске.
Но в этой скале была одна трещина, куда Сакура способна была протиснуться. Всего один шанс изменить не только жизнь Учиха, но само его отношение к этой жизни.
Вместе с учебным годом заканчивался и приём работ на разнообразные стихотворные конкурсы. Конечно, выставлять на всеобщее обозрение стихи, которые для Саске были настолько личными, что он не показывал их ни одной живой душе, в некоторой степени было подло, но вины Сакура не чувствовала. Она вторгалась в его жизнь не больше, чем он в её, вынудив вытащить из себя всю боль и грязь. Тот разговор с отцом был равнозначен строкам, которые Сакура выбрала для конкурса. Эти стихи были её любимыми, потому она не сомневалась, что их как минимум заметят.
За стеклом распятой бабочкой
Солнце пыльное трепыхается
Тонкой чёрной графитовой палочкой
Ночь фигур одиноких касается
И из желтого шрама фонарного
На меня кто-то пристально пялится
А с лица его мертвенно бледного
Мне ошибки мои улыбаются
Я бы выпрыгнул в бездну дождливую
И по швам разорвал её линии
Но сбегает во тьму молчаливую
Наблюдатель без глаз и без имени
Как сказать мне, что нервы изорваны
Топит душу холодными волнами
И становится пульс переломанным
Стоить гостью явиться под окнами
Мне никак от него не избавиться
Он как тень по следам моим стелется
Ни прогнать, ни ударить, ни спрятаться
Хоть умри – ничего не изменится
Но пугает меня сверхъестественно
Мысль одна, что сознание высекло
В моём доме пустом и заброшенном
Окон нет – на стене только зеркало
Сначала она хотела указать в заявке свой почтовый ящик, так как существовала вероятность, что на адрес придёт подтверждение, Саске заметит его и наверняка отменит своё участие, но потом девушка передумала. Конечно, она могла и сама отправить Учиха результаты конкурса, но ей показалось это неправильным. Если он решил никак не контактировать с ней, то она должна уважать его решение. Потому, чтобы Саске не успел отозвать заявку, Сакура отправила её едва ли не в последний момент, так что, если Учаха не проверяет почту каждые несколько минут, план должен был сработать.
Нажав на кнопку «отправить», Сакура некоторое время чувствовала себя прекрасно. Её охватило ощущение какой-то больной справедливости, но эйфория быстро прошла, вновь уступив место пустоте. И ненависти. Острой горячей злости, словно кричащей «Этого недостаточно!».
Это сводило с ума.
Сакура делала всё, что ей нравилось. Потакала каждому желанию, но всё это меркло, стоило ей вспомнить о том, чего она хочет сильнее всего. А именно – Саске. Они не сталкивались даже случайно. Даже экзамены по прихоти всех мировых богов проходили в разных аудиториях. Написав последний тест, Сакура твёрдо решила, что сама найдёт Учиха и поговорит с ним. Даже если он не хочет, она заставит слушать себя. Ей казалось, что злость её достигла того предела, когда она либо умрёт, либо выполнит своё желание.
========== Небо Часть 2 ==========
Чтобы идти на поводу у своего гнева, полностью раствориться в нём, необходимо успокоиться. Сакура не столько знала, сколько чувствовала, что привести свои мысли в порядок – единственное верное решение. На место ненависти к себе пришла жесткая логика, которая всегда была несущей структурой её личности. Неуёмная тяга к анализу губила её, но не теперь, когда Сакура копалась не в самой себе, а пыталась залезть в душу к другому человеку. Учиха и Харуно были людьми оглушающе разными, как антонимы. Но общая проблема удивительным образом роднила их.
Магазин строительных материалов – это одно из тех мест, где невозможно представить первую стерву и красотку школы. Однако, Сакура была там. Более того, она обошла все подобные магазины города и внимательно изучила ассортимент, пытаясь найти нужную краску. Задача эта оказалась неожиданно сложной, потому как сама девушка не знала, какая именно краска – нужная. Ей необходим был цвет, способный изменить жизнь одного конкретного человека, потому она не имела права на ошибку.
Некстати вспомнились походы с подружками по косметическим магазинам, когда они до хрипоты спорили об оттенках краски для волос, но в итоге Сакура неизменно покупала ядовито-розовый. Сейчас листать каталоги и вглядываться в таблицы вместе с ней было некому. О том, чтобы позвать кого-то из бывшей свиты не стоило и думать, а новых подруг у девушки ещё не появилось. Разве что Хината, но их отношения едва ли можно было назвать дружбой. Они не общались и даже не смотрели друг на друга, но теперь за Хьюго тянулся лёгкий шлейф тех самых духов, которые Сакура подарила ей на день рождения. Хината наверняка не отказала бы в помощи, но она совершенно точно не знала какого цвета Саске, так что в поисках Сакура могла рассчитывать только на себя.
Дом Саске стоял на том же самом месте, что и в прошлый раз, а бестолковая извилистая тропинка всё также вела к двери. Покрепче перехватив длинные рукоятки строительных валиков, Сакура глубоко вдохнула и быстро зашагала к крыльцу прямо по газону. Её план насчитывал тысяча и один изъян, но, несмотря на это, девушку охватывала почти маниакальная уверенность в собственной победе. Не существовало преград для настолько кристально чистого гнева.
Безусловно, было крайне невежливо втопить кнопку звонка до упора и не отпускать, пока дверь не откроется, но чертовски злую Сакру такие вещи не волновали её от слова совсем. Наконец дверь отворилась, обнажая нутро дома и бледнеющего в проёме Итачи. Хоть парень и был явно удивлён её визиту, но не сказал ни слова, жестом приглашая войти в дом. Где-то на периферии сознания девушки проскочила мысль, что если бы дверь открыл какой-то другой Учиха, то всё стало бы бесполезно, но вот Сакура стоит на пороге комнаты Саске, и голова мгновенно становится пустой, словно после удара.
Как и дом, комната осталась на прежнем месте. Трупно-бежевые стены никуда не делись, равно как и тошнотворный порядок. Саске, прилежно распяв позвоночник на спинке стула, сидел за компьютерным столом. Когда дверь с грохотом распахнулась, парень вздрогнул и обернулся, как любой нормальный человек, но на этом адекватность его реакции заканчивалась. Другой на его месте был бы как минимум удивлён, но Саске смотрел на застывшую на пороге Сакуру совершенно спокойно, словно ожидал её визита.
Это спокойствие взбесило девушку ещё больше. Горячая волна гнева пронеслась по её телу от затылка до кончиков пальцев и разнесла в пыль последние ограничения. Сакура с силой отбросила в сторону валики и банки с краской, шестью твёрдыми шагами приблизилась к Саске и оглушительно зашептала:
- Ненавижу тебя, Учиха, ненавижу!
Как только последний звук вырвался наружу, Сакура подбежала к открытому окну и, стянув с кровати отвратительно гармоничное одеяло, вышвырнула его на улицу. Посыпавшиеся на пол разноцветные подушки полетели следом.
- И не лень тебе, Саске, каждое утро выкладывать их в чётко определённом порядке? – уже не шептала, шипела Сакура. На самом деле ей хотелось кричать, но злые слова почему-то выходили тихими и острыми, словно просачивались через узкую щель.
Подлетев к белоснежной книжной полке, девушка схватила первый попавшийся том и, прочитав название, глухо расхохоталась:
- Польско-турецкий разговорник? Серьёзно, Саске? Только не говори, что это действительно тебе интересно.
Сакура широко размахнулась и кинула книгу в окно, но промазала. Разговорник ударился об раму и с протяжным стуком упал на пол. Раздосадованная неудачей, девушка схватила другую книгу и бросила следом, едва мазнув взглядом по названию.
- «Немецкая живопись 14-го века»!
- «Рыцарь в тигровой шкуре»!
- «Город прокаженного короля»!
Одна за одной нелепые книги в удивительно подходящих по цвету обложках оказывались на газоне. Сакура больше не промахивалась. Каждое следующее название она произносила всё громче, а руку для броска заносила всё быстрее. Наконец, полка опустела, и девушка принялась было за следующую, но схваченный ею томик на удивление не поддавался. Девушка потянула сильнее, но бледно-коричневый корешок не сдвинулся ни на миллиметр. Сакура растерялась, мир словно встал на паузу, и она совершила ошибку: посмотрела в глаза Саске.
Зелёный в чёрный.
Всё это время девушка избегала прямого взгляда. Она чувствовала, как Учиха равнодушно следит за её действиями, движением глаз провожает летящие в окно книги, но сосредоточиться на нем себе не позволяла. Не смотреть на Саске – это почти инстинкт, древней страх потеряться и быть сожранной хищником. Рядом с Учиха было опасно, через его глаза проходила грань, за которой таилась голодная пропасть.
А теперь Сакура смотрела и падала. Обсидианово-чёрные провалы зрачков напоминали ровный мрак пещеры, в глубине которой медленно разгорался огонь. Саске притягивал, гипнотизировал внезапно обострившейся близостью.
Не разрывая взгляда, парень поднялся со стула и плавно подошел к Сакуре. Он был значительно выше, потому девушке пришлось поднять голову, чтобы смотреть на него. Закрыть глаза - невозможно. Закрыть глаза – всё равно что добровольно перерезать дыхательную трубку под толщей воды.
Саске медленно поднял руку, ухватился за край монолитного книжного ряда и, чуть помедлив, с силой дёрнул на себя.
Треск ломаемого дерева заставил Сакуру очнуться. Она тряхнула головой и в страхе отскочила, словно обожглась об невидимую границу. Натянутое стальной проволокой напряжение лопнуло, рассеянное внимание скользнуло по острым ключицам, взметнувшимся прядям угольных волос и мышцам, на мгновение напрягшимся под коротким рукавом футболки.
Книги обрушились на пол, но не рассыпались, как того стоило ожидать. Боясь снова увязнуть в чернильных глазах, Сакура заторможено пялилась на ровную стопку обложек и страниц, проткнутых посередине железным штырём. Саске был мужчиной, одним из первых спортсменов в школе, потому вырвать крепления из деревянных стенок шкафа оказалось ему по силам. И он знал это совершенно точно ещё тогда, когда поднялся со своего места. Также точно ему было известно, что Сакура придёт к нему. Саске действительно ждал её и по какой-то своей прихоти позволял творить всё, что вздумается.
Злость вытекала из Сакуры с каждым вздохом. Она растерянно переводила взгляд с раскуроченной полки на изуродованные книги и обратно. Если раньше ещё можно было предположить, что в этой комнате живёт человек, в равной степени интересующийся подростковой психологией и особенностями прокладки труб в илистых почвах, то теперь для подобных заблуждений не оставалось ни малейшего шанса. Кто-то лишил все эти книги жизни, варварски вмуровав в книжный шкаф, который по сути своей был и не шкафом вовсе, а гробом.
- Отвратительно… - выдавила из себя Сакура. – Ты – отвратителен!
Усилием воли разгоняя гнев по венам, девушка круто развернулась и схватила одну из банок, валявшихся у стены.
- Ненавижу! – крик выплеснулся из Сакуры вместе с тёмно-синей краской и смертельной раной застыл на бежевой стене.
- Ты живёшь фальшивой жизнью, словно в витрине магазине! Эта комната – не твоя! И судьба – не твоя!
Сакура на мгновение запнулась, ошарашенная собственным голосом. Наконец она могла кричать так, как действительно хотела.
- Думаешь, имеешь право лезть КО МНЕ в душу и менять МОЮ жизнь?! - продолжила девушка, затем снова размахнулась и плеснула краску на другую стену. Длинный узкий росчерк протянулся до самого окна.
- Да ты сам с собой разобраться не в состоянии! Пойдёшь учиться туда, куда скажут! Сделаешь всё, чего от тебя ждут!
Сакура раздраженно швырнула опустевшую банку. На чистой стене остались грохот и несколько рваных росчерков.
- Ты хоть раз делал то, что тебе действительно нравится?!
Новая краска оказалась гораздо светлее предыдущей. Сакура так и не смогла выбрать для Саске один цвет. В нём равной степени сочетались и индиго, и берлинская лазурь.
- Ты хоть раз менял свою собственную жизнь?!
Две кривых голубых полосы разрезали стены, третья прошлась по двери и потолку.
- Ты показывал СЕБЯ хоть кому-нибудь?
Глубокий тёмно-синий, почти чёрный цвет был нужен Сакуре больше, чем воздух. В этом испещрённом шрамами пространстве его отсутствие – почти физическая мука. Но проклятая крышка не поддавала. Как и книга, она решила поиздеваться над Сакурой.
Сакура кричит:
- ТЫ РЕШАЛ?
Сакура кричит:
- ТЫ ЖИЛ?
Сакура шепчет:
- ТЫ ЛЮБИЛ?
Содранные в кровь пальцы - болят, не понятно откуда взявшиеся слёзы – душат. Саске делает шесть тихих шагов. Опускается рядом почти неслышно. Одним движением открывает проклятую банку. Он что-то говорит, но девушка не слышит голоса за оглушающим щелчком металла.
Сакура чувствует себя до невозможности глупо. Остатки её злости увязли в открывшемся цвете. Саске снова позволял ей. Позволял крушить свою комнату, кричать и оскорблять его.
Позволял ненавидеть.
- Любил? – иступлено повторила Сакура, не отводя глаз от злополучной крышки. – Ты. По-настоящему. Любил?
«Ночная синь»
- Любил? – зеркальным шепотом вернул вопрос Саске.
До этого он молчал и почти не шевелился, смиренно принимая её истерику. Даже тогда, когда капли летели ему в лицо, Саске не пытался увернуться и слушал Сакуру.
Он коснулся её руки. Едва ощутимо, на грани движения, почти случайно.
Укол.
Сакуру словно прошило толстой синей нитью. От кисти до сердца, через кость и нервы прямо в мозг. Она резко вскочила, схватила банку и одним широком криком-всплеском залила всю комнату:
- НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Ночная синь неровной дугой очертила стены, распотрошенную кровать, стол и кресло. Мебель и компьютер были безнадёжно испорчены, но Сакура уже не могла видеть этого. Глаза застили слёзы, в голове было слишком много синего. Слишком много Саске. Он полу-чёрным капал с потолка, тонкими тёмными пальцами тянулся к ней по стенам, глубоким голосом замешивался в кровь:
- Я не любил. Я люблю.
Саске поймал её руки, и Сакура слепо, прикусив дыхание, уткнулась ему в плечо.
- Осталось только полюбить и тебе.
- Я люблю тебя, - выдохнула Сакура. Слова, что она так долго запрещала себе даже думать, дались удивительно легко.
- Я знаю, - одним голосом улыбнулся Саске. – Но говорю совсем не об этом.
Сакура распахнулась ему навстречу. Глазами, губами, душой. Она больше не была монстром, и теперь имела полное право смотреть на Саске, думать о Саске и целовать Саске. Парень тоже потянулся к ней и осторожно накрыл её губы своими.
- Ты должна любить себя, - одним дыханием прошептал Саске, - свою собственную жизнь от первого и до последнего дня.
Сакура отпрянула и горячо посмотрела на парня, снова попадая в плен его глаз. Она хотела доказать, что изменилась, что теперь делает только то, что ей действительно нравится, и больше не носит масок. Но, едва успев открыть рот, поняла, - это ложь. Осталось ещё то, с чем Сакура не могла справиться, и Саске, дьявольски правильный Саске, который не видел её несколько месяцев, прекрасно знал об этом.
Кукольный дом всё ещё стоял на своём месте.
- Краска засохнет… - задумчиво произнёс Учиха, оглядывая свою комнату.
Его обыденный тон в очередной раз за сегодня сбил Сакуру с намеченного курса. Вот Саске решает проблему всей её жизни, и вот Саске беспокоится о стенах. Впрочем, так было всегда. Как только одной задаче находилось решение, он тут же приступал к следующей.