Сейчас это вспоминаю и стыдно, конечно, что у меня так мозги заплыли тогда, но, увы, так и было, потому что вместо того, чтобы убрать его руки подальше и выпихнуть его из тачки, я начал облизывать его кисть.
Просто лизал и лизал его руку, представляя что всё ещё занят членом, от которого меня несправедливо отодрали.
— Совсем уже не соображаешь, — он выдохнул и задрал голову, а его хватка в волосах ослабла так, что я смог пододвинуться к нему.
Мне было не очень удобно тянуться, ну, понимаешь, потому что я фактически оставался ещё на своём сидении, но целовал его на другом. Меня как с цепи сорвало, лизал и целовал его всего, жалобно воя, и трогая его приятное твёрдое тело. Залезал руками под его футболку, водил дрожащими пальцами ему по груди, и стонал, когда мой язык ласкал его пупок.
Рука всё ещё продолжала держать меня за волосы, и, когда ему наскучили мои ласки, он взял и толкнул меня вниз, возвращая, наконец, к члену.
Сразу же я взял наполовину, уперев максимально глубоко в горло, стараясь дышать ровно и через нос, но это не помогло. Меня затошнило, и пришлось мягко вытащить член изо рта, чтобы обрушить на него нежность из прикосновений языка.
Я был занят посасыванием головки и поглаживанием основания члена, когда его тело задрожало, и Мюррей тихо застонал. Я отодвинулся и, наверное поэтому, несколько капель попали мне прям в лицо. Естественно, вспомнил про салфетки и, пока Мюррей там блаженно расслаблялся, рыскал по салону в их поиске. И когда нашел, немедля кинул упаковку ему, вытащив парочку салфеток себе.
Вытирал полностью лицо и чувствовал омерзение, чистейшее омерзение, но возбуждение в паху от этого не спадало.
— Первый раз сосал? — ухмыляясь, он уже застёгивал джинсы. — Можешь не отвечать, и так ясно было по неуклюжести.
Я поморщился не только от его грубых слов, но ещё и от затёкших ног. Хотелось взять и пробежаться, а не сидеть.
— И всё же тебя можно похвалить, ты сделал это страстно, — и он засмеялся.
— Я тебе изначально говорил, что минеты не делаю, — огрызнулся и сложил все салфетки под сидение, дав себе установку потом не забыть выкинуть.
— Ну, знаешь, в это трудно было поверить, — он вытащил телефон и проверил время, — Сколько тебе? Двадцать семь? И такой взрослый гей никогда не сосал? Из области фантастики.
Я тогда задался вопросом, сколько же ему лет? И как он так точно определил мой возраст? Неужели, моё лицо всё так выдает?
— Ладно, — Мюррей собрался уходить. — До вс…
— Подожди, — тут уж я положил руку ему на бедро, — когда ты меня трахнешь?
— На следующей неделе, — посмотрел на мою руку, и может поэтому я пододвинул её к паху, — Что, весь горишь?
— Ты кончил, а я нет, — не то чтобы я упрекал, но несправедливо.
— Но времени на трах нет, — Мюррей потянулся ко мне, и его рука сжала мой пах.
Я больше не держал руку на его бедре, а переместил её ему на спину, млея от ощущения сильных мышц.
— Так хорошо? — и он поцеловал меня как-то несмело, хотя в то же время сильно надрачивал мой член сквозь ткань. Это был контраст: жёсткая рука и нежный язык, поглаживающий по моему. А его тело, за которое я держался, будто чтобы не утонуть… наверное, я кончил слишком быстро. Нет, конечно, можно взять в расчёт, что я был возбуждённым, ещё когда ему отсасывал, и всё же, он так улыбнулся, убирая мои руки, которые словно лианы его обвили, что я подумал, что кончил слишком быстро.
— Созвонимся и решим, что там на неделе, — он открыл дверь. — Мой график зависит от Якоба.
И, представляешь, именно это были его последние слова, прежде чем он хлопнул дверью и ушёл.
В штанах было липко, поэтому я минут пять ещё стоял припаркованным у дороги, очищая и член, и трусы от мерзости.
А когда ехал домой, всё, чего хотел, это промочить горло, избавиться от вкуса его плоти во рту. Воды в машине не было, поэтому да, я чувствовал Мюррея всю дорогу до дома.
========== 4.3 ==========
— Эх, жизнь слишком коварная, ты только подумай, моя дорогая К., только вообрази, что в среду мы встретились, а в пятницу я ехал домой с горящим после отсоса ртом. Жизнь слишком коварна…
— Не печалься, — она утешающе поглаживает меня по руке. — Не думаю, что это стоит сожалений. Ну, подумаешь, сделал минет после двух дней знакомства, ты же ему до этого виртуально отдавался…
— Лучше замолчи, — одёргиваю её. — Выходные были наполнены переживанием, и даже не по поводу моего очередного падения, хотя и по нему тоже, а потому, что я постоянно думал о том, как проводит уикенд Мюррей. Представлял себе их, держащихся за руки в парке, улыбающихся друг другу, верящих… и убивался. С другой стороны, можно пожалеть Якоба, вероятно, любящего этого гада, но я тогда был слишком ослеплён ненавистью к нему.
Лишь одно его имя «Якоб» заставляло меня навострить иголки, как ёжик.
Кое-как выходные остались позади, и прополз понедельник, прежде чем настало время серьёзных беспокойств. Уже вторник, а от Мюррея ни звоночка. Постоянно проверял телефон, надеясь хоть на сообщение, и, когда его не обнаруживал, тяжко сглатывал и отводил взгляд.
Было восемь часов, когда надумал дать ему понять, что всё ещё жду обещанного. Сначала хотел написать, а потом вспомнил, что он может часами не отвечать, поэтому решил, что вернее будет сразу позвонить.
Гудки шли долго, и с каждым новым сердце билось всё медленнее, обрываясь…
— Да, — помню свой испуг, когда услышал его голос слишком внезапно. Практически после потери всяких надежд.
— Уже вторник, — я взял журнал со столика и бездумно открыл на первой странице. Ничего не видел, даже картинок.
— А мы договаривались на начало недели?
— А что, на конец? — ответил я грубо, и может поэтому он смягчился:
— Подожди немного, — далее его голос звучал не мне и не близко: — Я пойду покурю.
Перевернув журнальную страницу, я терпеливо ждал, когда же он выйдет там куда-то и снова заговорит со мной.
— Совсем не умеешь ждать? — он не был раздражён, как я уже сказал, он смягчился.
— Умею, просто не могу, — перевернул ещё одну страницу, и там был сплошной текст, а я не узнавал ни одного слова.
— И ты уже придумал где? Или подставишься в машине? На капоте? — он шумно затянулся, видимо, уже курил.
Чуть было не ответил: «Да где угодно», но прикусил себе язык.
— Можем у меня, — закрыл журнал и бросил его на столик, — или отель, или моя квартира, мест полно.
Слышал, как он курит, или, просто зная, что он курит, я слышал соответствующие звуки. Как он затягивается… выпускает дым… как тогда, на камеру… сглотнул слюну и снова почувствовал во рту его вкус. Будто три раза потом зубы не чистил и кофем не запивал. Это было удивительно, но правда, та самая тяжесть во рту, нежность на языке…
— Можем, — ответил он, и его голос стал звучать тише: — Но знай, что я это делаю по личной симпатии.
Это звучало странно. Нет бы сказать, мол, трахну тебя потому, что ты мне нравишься, или там привлекаешь, или у меня на тебя встаёт. Нет, он, блин, сказал по «личной симпатии»! Удивительный человек.
— Эм, — я поднялся с дивана и начал ходить по гостиной, — ну, я тоже хочу дать тебе по личной симпатии.
Он хрипло посмеялся надо мной и дополнил:
— Имею в виду, что отказов в последнюю очередь я не потерплю, — стал таким серьёзным, — поэтому, если ты надумаешь поберечь свою задницу, то мне придётся несколько раз ударить тебя.
Я остановился как вкопанный. Ударить меня несколько раз? Он хочет избить меня? В голове всплыло, как он тыкал меня в член, и тот удар по щеке… кажется, я слышал что-то такое. Вот вертелось на языке, и получилось не сразу вспомнить такое слово, как «садизм».
— Ты садист?
Тут уже дело принимало другой оборот. Мне не хотелось ходить с кровоподтёками по всему телу и ездить к врачу исправлять нос. Знаешь, воображение нарисовало кучу страшных картин, где я лежу в луже крови, и это было, мягко говоря, удручающе, совсем мягко говоря. В общем, я струсил.
— Нет, — последовало несколько смешков, — я к тому, что, если ты передумаешь, мне придётся заставить тебя. Так как я уже сказал, что делаю это по личной симпатии, и я помню, как ты бережёшь задницу… предупреждаю, ясно?
Тут в голове возникли иные картинки. Как делаю вид, что сопротивляюсь, а он нагибает меня прямо в гостиной, и я ничего не успеваю сделать, до того как его член рывком войдёт в меня, полностью подчинит. Я буду кричать, но никто не услышит, и мне ничего не останется, кроме как подмахивать ему и получать удовольствие из этого животного акта… какая возбуждающая мерзость.
— Изнасилование? — у меня ноги стали ватными, — за это можно и в тюрьму угодить.
— Только если ты будешь сопротивляться до конца, — голос стал ещё тише, — но я так не думаю, поэтому тюрьма не светит.
— А если я буду сопротивляться специально? — мне так хотелось поговорить с ним об этом.
— Специально для чего? — мне показалось, он качает головой, будто поражаясь, какой я дурак, — Чтобы я угодил в тюрьму или чтобы с тобой пожёстче?
— Я не смогу сопротивляться до конца, — печальная правда, — мне бы хотя бы хватило сил противостоять до первого проникновения.
После этих слов мы оба молчали, и мне казалось, что это что-то значит. Слушал его дыхание, и казалось, оно стало громче.
— Тебе ведь понравилось, да, Сэм? — ненавижу сокращения своего имени, но тогда ему всё простил. — Ты вообще не соображал, не мог отлипнуть от члена ни на секунду. Я видел твой взгляд… ты был как наркоман, знаешь, тебе нельзя было запрещать себе ублажать ртом.
— Не знаю… мне было так противно после, но тогда… — отчего-то я перешёл на шёпот, но он меня слышал.
— … тебе казалось, что ты не делал ничего приятнее за всю жизнь, да? — договорил он за меня. — Ты ни о чём не мог думать и действовал лишь на инстинкте, который так старательно в себе всегда глушил.
— Да, — затравленно подтвердил его до безобразия правдивые слова.
— И, конечно, — продолжил он, — если я попрошу тебя снова мне отсосать, ты…
Мюррей остановился, чтобы я закончил его мысль:
— … не сделаю этого, — прикрыл глаза и понял, что это искренне. Я больше так унижаться не собирался.
— А если я заставлю тебя опять это сделать?
И этот вопрос очень понравился чему-то мерзкому и жадному до удовольствий внутри меня. Но я не посмел и рта открыть.
— Значит, я сделаю это, — короткий смешок, — слышишь, Сэмюэль? Заставлю тебя, и тебе не придётся решать самому, и я уверен, что ты рад этому, — пауза и глубокий вдох. — Это даже будет правильнее, сначала ты обязан поработать ртом, чтобы получить меня в себя.
— Замолчи, — тихо млея я полупсиханул. — Разве ты не говорил про личную симпатию? Зачем ты делаешь так, будто я выиграл в лотерею или что-то типа того?
— Ты не выиграл, — голос стал твёрже, и я как-то пожалел, что сполз с той удачном темы, — Это просто несколько бонусов на перепих.
— А?
— Я хочу, чтобы ты почувствовал себя шлюхой, потому что ты мне нравишься, — после этих слов мне пришлось вернуться на диван. — Я хочу, чтобы ты понял, кто ты есть, чтобы ты перестал сопротивляться себе и начал давать… Беспрестанно пуская в себя члены, чтобы они вколачивались в тебя, давая и забирая наслаждение…
Это было ужасно, причём ужасно в самом плохом смысле. Будто я зимой сидел возле камина, а потом меня голого вышвырнули на мороз. Или попросту разбили мне сердце.
— Нет, — я даже головой замотал, — нет и нет, я никогда таким не буду, и то, что я позволяю себе с тобой, не значит, что позволю с другими! — немного успокоившись, кинул: — И если ты хочешь сделать из меня какую-то дрянь, то усилия напрасны, и встреча должна состояться никогда.
— Хм, — он ничего не говорил, а я чуть ли не плакал, — если честно, я не особо-то вижу тебя с другими. Мне даже кажется, что ты сделан под меня, хотя я тебя ещё не брал… С самого начала, когда я увидел тебя, — блин, я даже не дышал в этот прорыв его откровенности, — и потом, когда мы зашли далеко, я только и думал о тебе. Но мне нельзя, Сэмюэль.
— Почему? — смертельная обида испарилась моментально.
— Нельзя… — кажется он проигнорировал мой вопрос, нежели не расслышал, — Просто поверь мне, но я не хочу тебя отпускать… — боже, как загадочно он говорил, — из тебя можно сделать такого классного партнера… такого, которого я не могу сделать из Якоба.
Стоит ли говорить, что эта какая-то призрачная надежда в его словах на наше будущее распалила во мне всё? Я даже не догадывался до этого момента, как сильно хочу его себе. Хочу быть на месте Якоба, чувствуя полную несправедливость от того, что этот парень его получил себе. Я! Я и только я должен быть под Мюрреем, чувствовал это, и когда Мюррей на словах дал мне понять, что ощущает тоже самое…
— Я представляю тебя, когда трахаю его, Сэмюэль. Завожусь от воспоминаний с тобой, которых ты стыдишься…
Меня трясло как самолет на посадке, или взлёте, не важно, факт в том, что он разбудил моё подсознание, полное фантазий, надежд и грязных идей.
— Ты хочешь меня, Сэмюэль? — он так красиво произнёс моё имя.
— Хочу, — выпалил автоматически.
— И ведь не на один раз, да? — не дожидаясь ответа, он продолжил. — Ты ведь многое отдашь, чтобы я стал твоим, чтобы спал с тобой, жил с тобой… трахал тебя, когда вздумается, заставляя тебя кончать без стыда?
— Да, — и закивал, как идиот.
— Умница, ты у меня такая хорошая девочка, Сэм, — смешок, — очень хорошая, нежная и податливая. И хочу тебе озвучить кое-что…
— Что? — в нетерпении выпалил, потому что был уверен, что там ещё какая-нибудь сентиментальная чушь.
— … свою цену.
— Эм, что? — нет, я расслышал конечно, но хаос, что поглотил меня, заставил переспросить.
— Цену, Сэмюэль, — хмыкнул, — с удовольствием приеду и трахну тебя один раз, как я уже сказал, из-за личной симпатии, а дальше уже я стою деньги.
Меня просто кровью девственниц облили, я был… как бы мягко сказать… в полном ахуе!
— Ничего себе! — у К. округляются глаза. — Так он за деньги трахается? Проститут?
— Слушай дальше, — сейчас даже какое-то удовольствие от её удивления, — я тоже спросил его в конце концов:
— Ты за деньги? То есть я мог не переживать и давно снять тебя на пару ночей?
— Нет, — он засмеялся, — Раньше — да, но последние пару лет я не размениваюсь по мелочам. Объясню на примере: Якоб платит мне, чтобы я с ним жил и делал с ним разнообразные штуки, о которых ты мечтаешь.
— Да ты просто блядь, — негодование какое-то поднялось во мне, — и из-за такой шлюхи я плохо спал ночами?
Горечь застыла в горле.
— И самое страшное, что, узнав обо мне это, ты по-прежнему будешь плохо спать ночами, — он засмеялся, — В общем, решай, трахаться нам после этого или нет, хотя я уверен, что да. Ну и дальше, что делать, тоже пораздумай.
Никакой сентиментальности или зачатка романтики. Даже с грустью всплыли его недавние слова о том, что он почувствовал, когда увидел меня, и что воспоминает обо мне, когда с Якобом…
Он сбросил звонок, а мне так хотелось разбить телефон, а ещё свою тупую голову. Потому что именно в эти секунды я осознал, что с самого начала разговора он подталкивал меня к денежному вопросу. Просто игрался со мной, не ведая ни сочувствия, ни стыда.
И всё же странно, К., да? Мюррей продавался на большой срок и рассказал мне об этом, потому что надумал сменить Якоба на меня.
Но я тогда ненавидел его всей душой, разумом, и даже пахом — это, пожалуй, был тот самый момент единства всего моего существа относительно чего-то и кого-то. И забавно, что я всё-таки не разбил телефон в приступе ярости — ведь там был его номер.
========== 5 ==========
— Ох, как всё сложно-то, — К. прикладывает руку к щеке, — и неидеально. И Мюррей твой тот ещё моральный урод, конечно. Не думала, что он так дьявольски скроен.
— Да, — киваю, — человек, не имеющий никаких устоев и законов. Играет, как хочет…
Несколько дней я рвал и метал от злости и на него, и на самого себя. А вот в пятницу одумался, понимая, что сроки-то поджимают. Да и он обещал меня трахнуть «по личной симпатии» — так стоило ли упускать этот шанс, уже убедившись в том, как сильно мне его хочется? Причём он сам сделал всё возможное, чтобы я «тащился» по нему. Ведь это умный ход, знаешь, если смотреть психологически. Совратить меня на расстоянии — очень легко, когда я чувствую некую безопасность, потом разбудить во мне желание встречи и вызвать мою реакцию. Не положительную, но большую реакцию и засесть в голове окончательно, а потом и потрахать меня можно, где заблагорассудится.