— Но ты им был в прошлые два раза, — Альбус выпятил нижнюю губу. — Дай и другим Белобородым побыть. А чтобы все по справедливости, давайте по очереди играть за Белобородого.
— Ну пожалуйста, я последний раз за него, и все, — не похоже, чтобы Нейтан спешил уступать, но и Альбус не лыком шит:
— Но я тоже хочу…
— Ну пожалуйста…
Ноют и ноют. И лица у обоих — кто кого «заунылит». Все становится хуже, когда в безвыходной ситуации Альбус вспоминает про меня:
— Скажи, Скорпиус.
Я хочу твоего отца. Хочу увидеть его, потрогать, поцеловать… Это все, что могу сказать.
— Тогда пусть никто не играет Белобородым, — развожу руки, — достаточно честно.
Конечно же, этот вариант не устраивает ни одного, ни второго, и они еще порядка получаса спорят о том, кто кем будет играть, и уже только после этого приходят к выводу, что Белобородым не будет никто. Вот нет бы меня, взрослого мужчину, послушать сразу! Но этим детям же надо спорить до посинения и стоять на своем, выпячивая губы и пыхтя паровозами.
Разыгрывается шестая игра, на кону книга про драконов и мешочек с Берти Боттс. Не сказал бы, что мечтаю выиграть, так что с легкой душой собираюсь слить игру и в этот раз. Я просто жду мистера Поттера.
Мечтаю, чтобы он открыл дверь, оглядел нас, улыбнулся. Мечтаю увидеть его, серьезного, расстегивающего запонки и спрашивающего, как у нас прошел день, словно заботливый отец. А потом, под покровом ночи, под дружественной темнотой…
— Дайте угадаю, вы играете целый день, — не мистер Поттер и не его копия, но уж точно истинный сын, настоящая тень. — Жопы со спинами не болят? А то сгорбились, словно гоблины.
— Вали отсюда! — Альбус и послать успевает, и не сбиться со счета фишек. — Тридцать три, тридцать четыре, это пасовать, тридцать шесть…
Нейтан и сам внимательно считает, чтобы Альбус его не обдурил, словно такой как Альбус может подтасовать в игре. А я смотрю на Джеймса, который сначала подмигивает, а потом и рукой подзывает.
— Сейчас вернусь, — поднимаюсь, бросая свои фишки к камушкам, но ни Нейтан, ни Альбус не отвлекаются. По-моему, я становлюсь лишним в их компании.
— Чего звал? — спрашиваю прямо в коридоре, а Джеймс хватает меня за руку и тянет в свою комнату. Тянет и тянет, а я не хочу, но приходится перебирать ногами и идти как на поводу.
— Скучал по тебе, — закрывает дверь за нами и торопится меня к этом самой двери прижать. — Сорвался пораньше, лишь бы к тебе примчаться, тебя увидеть.
— Хм? Правда? — ну очень льстит, даже упускаю момент, когда Джеймс успевает всем телом прижаться.
— Не правда, — вглядывается в мои глаза так внимательно и проникновенно, словно на сеансе легилименции, и добавляет шепотом: — а святая истина!
Он улыбается так по-доброму, что меня пробирает морозом и предвкушением, словно перед стартом самой захватывающей и опасной игры в мире. Когда Джеймс наклоняется, чтобы поцеловать, я отворачиваюсь:
— Надо вообще-то разрешение спрашивать.
— Ах, вот как, — усмехается. — Скорпиус, великий очаровательный Скорпиус, я могу украсть ваш поцелуй?
Забавно, очень забавно, смеюсь и отталкиваю Джеймса, хоть тот и не поддается.
— Нет, нельзя, — отталкиваю сильнее. — И никогда не будет можно.
Зачем мне губы Джеймса, жалкой тени, кривого подобия мистера Поттера, если я заполучил самого мистера Поттера? Ну, может еще не заполучил, но это лишь вопрос каких-то дней, ведь мистер Поттер сам меня поцеловал. Джеймс мне больше не нужен.
— Хм? Неожиданный ответ, не так давно мы получали удовольствие друг от друга…
Ох, он припоминает ту дрочку, но я же просто тренировался, хватал синицу в небе. Все что угодно, кроме любви.
— Жизнь — это вообще сплошной неожиданный поворот.
— А может, мне нельзя поцеловать Скорпиуса, потому что Скорпиуса целует кто-то другой? — шепчет, даря неожиданный поворот уже мне. — Уж не грозный ли это человек? Уж не птица ли высокого полета целует Скорпиуса по ночам вместо меня?
— Что? — стараюсь смеяться, но выходят лишь испуганный смешок. — Что ты мелешь? Просто отвали, я не гомик.
А вот у Джеймса получается смеяться намного лучше. Словно тот и правда радуется, а может, это его предвкушение перед самой захватывающей и опасной игрой в мире?
— Я просто подумал, а что, если какой-то взрослый человек соблазнил ученика Хогвартса факультета Слизерин? — наваливается сильнее, но в этом больше нет никого сексуального подтекста. Он просто припирает меня к стене, словно жертву для своих зубов, и шепчет: — А если не соблазнил? А насильно, о Мерлин, склонил к связи, угрожая арестом отца бедного запутавшегося мальчика? И ведь любой мальчик ради отца на все пойдет…
Тяжело сглатываю. Мысли в голове путаются, и все, что я понимаю — это полную осведомленностью Джеймса. Джеймса, который не затыкается:
— Ох, какой кошмар ожидает этого взрослого негодяя, — обнимает меня, отрывая от двери. — Но не волнуйся, я охраняю, ни один мерзавец не испортит хорошему человеку жизнь.
Лезть на рожон, крича, что не засадит же он собственного отца в тюрягу, что вообще не получится, и я сам виноват, а не мистер Поттер; лезть на рожон, крича, что ничего не было, и Джеймс ничего не может доказать, — очень глупая затея. Вот уж фигня. Он знает, я знаю, что он знает, а сказать прямым текстом ни я, ни он ничего не можем. Как так, зная друг про друга, получается, мы должны не раскалываться? Как так, зная правду, мы должны эту самую правду скрывать до последнего, иначе проигрыш и финиш? Мда, это вам не «Призраки и камушки», это мерзкий взрослый мир.
Джеймс словно успокаивающе поглаживает меня по голове, а я вырываюсь, только совсем не агрессивно, а более мягко.
— Очень спать хочу, я, наверное, к себе пойду.
Уже открываю дверь, когда он хватает меня за руку и притягивает, чтобы свои губы к моим приложить.
— Ну конечно, ты ведь не спал всю ночь, — еще один детский поцелуй. — Сладких снов, малыш.
Ухожу раздавленный, растерзанный и разбитый. Ноги непослушные, мысли слишком быстрые, с огромным трудом проглатываю тот кусок пищи, что на тарелку положил Джеймс. Я этот кусок даже разжевать не могу. Глотаю так, чтобы переварить поскорее и забыться.
«Ох, какой кошмар ожидает этого взрослого негодяя».
Неужели и правда Джеймс может попытаться посадить собственного отца? Неужели он пойдет на это, и неужели у него и правда может получиться? Не понимаю, откуда столько злобы в парне, идущем по стопам отца? Разве это, наоборот, не означает любовь?
Да и из-за меня такое творить… Словно у Джеймса ко мне чувства неземные.
Запираюсь в комнате, забираюсь в постель и накрываюсь одеялом с головой. Лишь бы не думать об этом кошмаре, но мысли прут спутавшимися червями.
«Не волнуйся, я охраняю, ни один мерзавец не испортит хорошему человеку жизнь».
Ладно. Надо с этим разбираться. Прокручивая в голове сказанные слова и прячась под одеялом, ничего не изменишь, ничего не добьешься.
По крайней мере, я знаю, чего хочет Джеймс. Чтобы я был с ним и забыл про мистера Поттера. В то время как я хочу забыть Джеймса и быть с мистером Поттером. Мистер Поттер же… пребывает в сладком неведении. Но при этом он же поцеловал меня. Он тоже хочет быть со мной.
Если я сейчас оставлю мистера Поттера в покое, то все будет хорошо с их семьей. Все еще очень даже обратимо и поправимо. Все, что нужно, — это оставить мистера Поттера. Оставить…
Черт, у меня никаких козырей против Джеймса. Ничего.
Не спускаюсь на ужин, но и спать не могу. Альбус приходит, спрашивает про здоровье и вообще вынюхивает внезапную причину моей слабости и отрешенности, но потом заваливается Нейтан, и они уже разговаривают обо всякой чуши между собой. Под эту самую болтовню меня я и засыпаю. Просыпаюсь уже глубокой ночью, понимаю это по темноте за окном, поднимаюсь, чтобы на луну посмотреть.
По-хорошему, у меня аж целых два варианта. Кинуть сукиного сына Джеймса и прекратить связываться с его отцом. Остаться в одиночестве, выйти из игры беленьким. И второй — это быть с Джеймсом, и с его позволения быть с мистером Поттером. Тут уж все будет нестись по накатанной, держась на хрупких плечах очень хрупкого договора, заключенного без слов.
Ведь, как я понял, именно эти варианты и предложил мне Джеймс. Понимая, что, если он начнет действовать против отца, меня ему не за что не трахнуть. Ведь шантажировать меня моим же отцом не в силах недоаврора. Черт, как все сложно, и главное — откуда Джеймс все знает? Откуда?!
Выхожу из комнаты, намереваясь пойти к Джеймсу, разбудить его и договориться по-хорошему, но передумываю уже в коридоре. Договор, заключенный без слов. Выбирая любой вариант, я должен выбрать молча. Молча.
Топчусь на месте, словно недоразвитый, потому что и возвращаться к себе претит. Спать не хочу, думать не хочу, только мистера Поттера видеть хочется. Только в супружескую спальню зайти невозможно.
*
Не иду и на завтрак. В животе все скукоживается, во рту засуха, и к полудню собираюсь сдаться и спуститься, возможно, даже пересечься с Джеймсом, но главное — поесть. Выручает Альбус, притащивший с собой домовика с нагруженным подносом.
Жадно набрасываюсь на еду, попутно слушая щебет Альбуса по поводу моего здоровья. Нейтан, видимо, убрался домой. Даже не попрощался, бли-и-ин.
— У тебя если болит что-то, ты скажи, мама у нас колдомедик, она все вылечит.
Сердце болит, Альбус, душа разрывается, разум взрывается от чужих условий. Но как же ему это донести? Он еще мал, не сможет понять борьбу желаний и невозможностей в силу обстоятельств.
— Просто слабость, — отвечаю, закончив с едой, и благодарю Альбуса за заботу.
Домовик уходит, унося поднос, а Альбус остается со мной до следующего приема пищи. Мой обед опять проходит в постели, и обед Альбуса тоже. Вообще-то мы одни в доме, насколько я понял, так что спокойно могли бы спуститься вниз и поесть за столом, как нормальные люди. Но зачем? Кушать в постели намного прикольнее и безопаснее на случай, если Джеймс завалится.
И Джеймс заваливается, под вечер. При Альбусе только и смеет улыбаться, как придурок, и интересоваться о моем самочувствии. За всю нашу короткую беседу я ждал каких-то там намеков, пытался выискать подтекст, но Джеймс был немногословен и слинял быстрее весеннего ветра.
Миссис Уизли также заходит проведать. Мерит температуру, щупает живот, всматривается в мои глаза, а после оставляет какую-то жидкость, которую я должен выпить перед сном.
Пахучая, прозрачная, я выливаю ее в туалет, как только остаюсь в одиночестве. Те драгоценные пять минут отсутствия Альбуса. А затем Альбус возвращается, дожевывая пончик, и заползает ко мне на кровать опять:
— Сегодня пончики с джемом, такая вкуснота, — чавкает, — Тебе принести?
— Нет, спасибо, — отказываюсь от «вкусноты» во второй раз, потому что домовик приносил мне этот чертов пончик вместе с ужином.
— Как там жизнь на свободе? — смеюсь и Альбус тяжело сглатывает, не дожевав:
— Отец закрыл дело известного магглоубийцы, — кусает пончик, — может, ты слышал о нем, Дэбер Ван Руттернаг, его прозвали Шип.
Значит, мистер Поттер был на ужине. Значит, мистер Поттер дома.
— А-а-а, как здорово, — сжимаю одеяло в руке, — мистер Поттер наверняка счастлив.
— Ну, он принимает такие вещи как должное. Я пригласил Нейтана, — блин, почему Альбус так редко говорит про отца. Ну мне плевать же на Нейтана, — и…
Мистер Поттер входит без стука. На нем белая рубашка, застегнутая без двух верхних пуговиц, закатанные рукава, черные брюки. Не то чтобы с работы, но и дома весь день не пробыл. Хотя я помню, какая у него там работа….
— Говорят, ты внезапно слег, Скорпиус Малфой? — почему он обращается ко мне с фамилией?
— Ну, вот, так получилось, — пожимаю плечами, словно это все не моя вина.
— Плохо себя чувствуешь? — садится на самый край, ближе к Альбусу, чем ко мне.
— Да не, пап, он говорит, что все хорошо, просто слабость, — Ал отвечает за меня, словно я сам говорить разучился.
— М-м, боюсь, если завтра это не пройдет, жена созовет консилиум.
— Ага, — Альбус опять не дает мне сказать. — Придется тогда в Мунго переезжать и серьезные обследования проходить. А то вдруг это какая-то инфекция.
— Инфекция вряд ли, но серьезным обернуться может, — мистер Поттер смотрит на меня словно не целовал никогда, и я чувствую, что еще одна фраза — и он уйдет.
— Напри… — Альбус открывает рот и перебиваю без зазрения совести:
— Принеси мне пончик тоже, пожалуйста.
Альбус заминается, но кто же откажет в такой просьбе человеку, не поднимающемуся с постели. Уходит, не закрывая, а прикрывая за собой дверь, и я сразу подскакиваю в кровати:
— Где вы были все это время? Я ждал вас больше суток.
Только зачем ждал? Рассказать ему про шантаж его сына? Тогда мистер Поттер откажется от меня, как от чумного.
— Работал, — наклоняет голову и заинтересовано смотрит. — Это глупо, валяться в постели, когда ты полностью здоров.
— А я вообще очень глупый, — обнимаю его за шею, висну на нем и кайфую от того, что не отталкивают. Ни единой попытки вырваться!
Млею, тычусь губами в чужие губы, провожу по ним языком, как учили, и млею только сильнее. Крышу сносит словно катастрофой, завожусь, трусь о мистера Поттера всем телом, а тот хоть и не отталкивает, но активного участия не проявляет. Просто позволяет себя любить.
— Приходите этой ночью, — горячо шепчу, — пожалуйста, приходите, я вас так хочу.
Мистер Поттер смеется, и в другой раз, с другим человеком, я бы разозлился и оскорбился, но с ним воспринимаю это чертовски хорошим знаком.
— Умоляю, блин, пожалуйста! — толкаюсь твердым членом, не стесняясь, — никто не узнает…
Потому что уже кое-кто знает…
— … Будем трахаться по-тихому, — уламываю бесстыже, — хотя, если хотите стонов, то простое заглушающее на комнату, и…
— Скорпиус, я сплю с женой, — смеется, и я опять целую этого несносного недоступного упрямца.
— Ну пожалуйста, вернемся в тот домик или еще куда, мне все равно, — шепчу страстно и трогаю, трогаю, трогаю чужое тело. — Я буду делать абсолютно все, что скажете, любой изврат…
Тут ему уже не до смеха, он поднимается, отцепляя меня от себя, убирая мои руки и оставляя меня в постели:
— Любой изврат! Мерлин, ребенок, ты за кого меня принимаешь?
Не успеваю ответить, как в комнату входит Альбус с подносом, заваленным пончиками. И мистер Поттер уходит, пожелав мне хорошего самочувствия. На это пожелание ответил опять Альбус:
— Спасибо, пап!
Как же сильно я хочу мистера Поттера… И как же медленно и трудно тот уламывается!
========== 22-ая глава ==========
— Проснись, Скорпиус. Просыпайся, — кто-то трясет меня за плечо, и первым делом с моих сонных губ срывается:
— Мистер Потт… — зажимаю рот рукой и испуганно гляжу на все услышавшего и правильно понявшего Джеймса, сидящего рядом.
— Ха, — произносит он, и я не могу понять, что он чувствует.
— Зачем ты пришел? — стараюсь забыть про оплошность и протираю глаза. — Что-то случилось?
— Это началось, когда мы уехали? Он постоянно был дома, да? Он соблазнил тебя? Трогал? Шантажировал? — заваливает вопросами, а я только и делаю, что мотаю головой, отказываясь от всего. — Или раньше? Когда он к тебе полез?
И на последнее я по-прежнему мотаю головой. Почему Джеймс уверен, что это мистер Поттер ко мне полез? Или он хочет быть уверенным в этом? Или… те слова, та шутка, то издевательство… про отца, гея и почти педофила…
Джеймс смеется, будто слышит все, о чем я думаю. Будто я все вслух говорю, а он смеется над этими глупыми мыслями. Бесит.
— Уходи, я хочу спать, — кладу голову на подушку и повторяю: — Уходи.
— Никуда от тебя не уйду, — и со смехом добавляет: — Буду защищать от акулы.
Мерлин, что он несет? Какая еще акула, я сам себе акула.
— Не надо меня ни от кого защищать…
Джеймс целует нежно, словно с любовью, но отвечать на эту нежность совсем не хочется. Куда с большим удовольствием я бы выставил его из комнаты, но приходится прикрыть глаза и ласкать чужой язык своим.
Не могу избавиться от мысли, что Джеймс все-таки знает что-то. Это что-то когда-то, еще до моего появления, происходило в доме, и с тех пор усталый мистер Поттер в глазах Джеймса стал акулой.