Мы свободны до тех пор, пока не заковали себя в
оковы предрассудков, стереотипов и людской молвы.
Пролог.
Она называет меня «джаным». В переводе с турецкого это – «моя душа». Нет, она вовсе не турчанка, просто состоит в браке с турком (она сама это так называет – «состоять в браке»).
Не могу точно сказать, сколько лет мы вместе, или дней, и что это между нами. Она называет это одним из видов отношений, однако, не торопится хоть как-то этот вид обозначить, дать ему чёткое определение.
Мы встречаемся всегда в одном отеле, в одно и то же время, 00:15.
Глава 1.
То, что нас связывает – это нечто большее, чем просто связь мужчины и женщины, физиология или влечение. Это невозможно спрятать внутри себя или благополучно об этом позабыть – оно не даёт покоя, а долго и упорно стучится в глубины тебя, пока не достигнет желаемого. Это то, что побеждает и не сдаётся, это то, что способно сломить, переделать, перекроить. Это намного сильнее, чем ты можешь себе представить, просто сильнее и всё, прими как данное.
Если знать наперёд, чем всё закончится, стоит ли тогда вообще начинать? Определённо стоит. Я из тех, упёртых, что никогда не заглядывают в конец книги, пусть даже одним глазком, и даже если сильно этого хочется. Я не думаю о конце, я вообще предпочитаю думать, что наше с ней время ничем и никем не определено, не ограничено, что оно будет длиться столько, сколько мы пожелаем. Возможно, это глупые и нестоящие мысли, но я действительно склонен так считать.
У неё смуглая кожа – приобретённый цвет. Она говорит, что солнце её балует, и загар покрывает её светлую от природы кожу ровным и нежным цветом. Да и кожа у неё очень нежная, пахнет чем-то цветочным.
У неё длинные тонкие пальцы на руках – про такие говорят, «музыкальные». Однажды она сказала, что кольцо, которое она носит на безымянном пальце, делали на заказ, так как кольца стандартного размера были ей велики.
У неё тонкие запястья, которые она всегда оставляет свободными от каких-либо украшений. Думаю, подобные запястья сами по себе являются украшением.
У неё длинные ногти, всегда ухоженные и без яркого маникюра. Она выбирает мягкие цвета, приятные и не раздражающие глаз.
Её волосы всегда безупречно уложены, и даже когда она просыпается, они не собираются в сноп, а гордо лежат на плечах хозяйки, всегда блестящие и шелковистые.
Она смеётся, запрокидывая голову, и делает это настолько естественно и непринуждённо, что ты сам невольно начинаешь если не хохотать, то улыбаться.
Так что, если знать наперед, что нашим с ней отношениям отведено не больше -не меньше, чем пара лет или, того меньше, год, или вовсе несколько месяцев, стоит ли начинать их вообще?
Чем ближе ты подпускаешь к себе человека, чем крепче становится связь между вами, тем чаще ты начинаешь задумываться о конце. А ведь на самом деле, это просто банальный страх потерять любимого и дорогого тебе человека. Я же не боюсь её потерять, потому что она мне не принадлежит. Это очень важно, осознавать отсутствие у человека принадлежности к чему-либо или к кому-либо. Тогда ты не будешь сетовать об его утере, краже или пропаже.
Однажды она мне сказала, что нельзя удерживать человека, если он не хочет более находиться рядом с тобой, это нечестно. Более того, люди встречают друг друга для определенного отрезка времени, и когда конечная точка этого отрезка достигнута, им нет нужды удерживать друг друга. Случается, правда, что этот отрезок равен длине их жизни, и они проходят его вместе от начала до конца.
Порой я удивляюсь её мыслям, суждениям, но с каждым разом понимаю, что она права. Так что, если однажды она захочет уйти, мне не нужно будет её удерживать? Будет ли это означать, что наш с ней отрезок времени достиг конечной точки?
Глава 2.
Мы познакомились с ней, когда мне было двадцать лет, а ей – девятнадцать. Тогда я был полон гормонов и желания. Желания быть с ней. Сейчас мне – тридцать два, и желание это переросло в надежду и бесконечное ожидание. Не то чтобы я подчинил ожиданию всю свою жизнь, свои мысли и дни – мы существуем параллельно, не причиняя друг другу ни малейшего дискомфорта.
Моя повседневная жизнь ни чем не отличается от жизни большинства людей: работа, дом, налаженный быт, встречи, разговоры. Я фотограф. На данный момент, это то, чем мне нравится заниматься больше всего. У меня – своя студия, имя, которое у многих на слуху, и не только благодаря моему успеху на поприще создания и обработки изображений. В своё время я написал две книги, ставшие, как это принято называть, бестселлерами: их читали, обсуждали, критиковали, восхищались и ожидали следующую. Первую книгу я выпустил в печать сразу после окончания университета. Вторая была написана как-то сама собой в рекордно короткие сроки. Однако я так и не решился посвятить оставшуюся жизнь написанию книг, потому вовсе не считаю себя писателем. Возможно, когда-нибудь я выпущу и третью книгу, но пока для этого у меня нет ни сил, ни желания, ни стоящего материала. По образованию я журналист. Окончил МГУ, факультет журналистики. Именно там мы с ней впервые и встретились. Что еще может объединить двух абсолютно разных людей? Место.
Это вовсе не была любовь с первого взгляда, о которой так любят писать в книгах, говорить на свадьбах под звон бокалов. Это вообще не было любовью: просто взаимная симпатия двух людей. Я относился к этому более серьёзно, для неё это было лишь лёгкое увлечение. Вне стен университета, когда заканчивались лекции и семинары, и студенты торопились туда, где их ждут или не ждут вовсе, у нас с ней была у каждого своя жизнь, свой круг близких, и вовсе не относящихся к таковым, людей. Там были и мои строчки, обрывки фраз, исписанные листы бумаги. Там было всё, но её там не было. Ни она, ни я не входили в так называемую личную жизнь друг друга, хотя мне, безусловно, этого хотелось. Хотелось молча, про себя и в тайне ото всех.
Я проводил время с другими девушками, держал их за руки, гулял с ними по мостовой, более того, Её подруги не единожды видели меня в обществе длинноногих и белокурых красавиц. Не знаю, рассказывали ли они ей, но она ни разу не обмолвилась об этом. Да и что она могла бы сказать? Устроить банальную сцену ревности? Банальность не в её стиле, равно как и подобное поведение. Да, я встречался с девушками, вернее, проводил с ними время, не более того. Каких-то постоянных отношений в то время у меня не сложилось. Возможно, от того, что сжимал я не ту ладонь, которую хотелось бы, и смотрел не в те глаза, о которых писал на обрывках листов.
Пока мне звонили другие, я ждал ёё звонка. Когда закрывал дверь за не той, что хотелось бы, ждал, что придёт именно она. И однажды ночью она пришла. Просто так, без причины. "Ты не мог бы объяснить водителю, как проехать к твоему дому?" – спросила она, как ни в чём не бывало, так, словно мы созванивались каждый день. Я опешил. Затем ждал её возле подъезда. Было душно и было лето. На ней – лёгкое платье лимонного цвета и босоножки. Она, улыбнувшись, протянула мне руку: "Ты живёшь в лабиринте, кролик". Тогда я не смог понять смысл этих слов, но сейчас понимаю. И это было вовсе не о представителях из семейства зайцевых и не ласковое обращение. Затем мы вечность поднимались на лифте. Она смотрела на меня, а я увлеченно читал надписи на стенах лифта, которые я и так знал наизусть, перечитав их не на раз, ежедневно спускаясь и поднимаясь. Переступив порог квартиры, она сняла босоножки и на цыпочках прошла на кухню так, будто делала это каждый день.Мы пили свежезаваренный чай, и она говорила, не умолкая. А я смотрел в её глаза, в те самые, в которые мне так хотелось заглянуть. Затем она ушла. Так просто взяла и ушла. Я предлагал ей остаться, и в тот момент я жаждал вовсе не физической близости: мне просто хотелось, чтобы она осталась. Мне до сих пор этого хочется: чтобы однажды она пришла и больше не уходила. Правда, сейчас это нечто более осознанное, нежели тогда. Тогда всё было немного иначе: ощущения, мысли, чувства. Тогда мы были значительно моложе.
Помню, однажды я предложил ей выйти за меня замуж. Внезапно, без пафоса и специальной обстановки, за пять минут до начала лекции. Мы стояли возле аудитории, в окружении огромного количества людей, посреди голосов и звуков. И я вдруг произнёс: «Выходи за меня». Она засмеялась, сочтя это за глупость. В тот момент я был абсолютно серьёзен.
Не могу сказать точно, когда, но я влюбился. Меня просто накрыло с головой. Она же продолжала улыбаться, порой сжимая мою ладонь, но соблюдала при этом внутреннюю дистанцию. Она построила между нами незримую стену, сквозь которую я, как ни пытался, не мог пробиться. Между нами не было ни романа, ни связи, ничего, что хоть отдаленно, но напоминало бы отношения двух людей.
Она не скрывала, что в её жизни был мужчина, она всегда была предельно откровенна. Она и сейчас предельно откровенна и честна. Тогда же это была какая-то грустная история той части её жизни, к которой я не мог прикоснуться. Тогда я даже самому себе не мог признаться, что дико ревновал, что сжимало где-то в области груди, когда она разговаривала с ним по телефону (в том, что это он, там, по другую сторону провода, можно было даже не сомневаться). И я порой ненавидел его за то, что он причиняет её боль, и ненавидел себя за то, что не могу это остановить. Порой она пребывала в неком подавленном, отстраненном, потерянном состоянии, и я сразу понимал: причиной тому был он. Она любила его, он ей врал. Она продолжала его любить. Я не знал всех подробностей их истории, но, в целом, ситуация была ясна. И эта ситуация мне не нравилась. Я понимал, что обязательно придёт время, и их история закончится, вот только так и не смог дождаться этого момента. Однажды я просто сдался. Однажды я отступил.
После окончания университета наши с ней дороги разошлись, чтобы однажды пересечься вновь.
Глава 3.
Я бы мог написать о наших с ней отношениях. Думаю, вышла бы неплохая история, возможно, романтическая, и обязательно с грустным концом. Я бы мог выдумать что-то из ряда вон выходящее, что-то, что не укладывалось бы в рамки обычного, что могло бы шокировать своей непристойностью относительно общепринятых норм и правил. Я бы мог придумать роман и со счастливым концом, так, чтобы все улыбнулись, возможно, даже прослезились. Но, к сожалению, у меня нет желания что-либо выдумывать, особенно концовку, не важно, счастливую или грустную. Да и сам я не знаю наверняка, чем всё это закончится, и закончится ли вообще.
Очень часто задумываюсь о том, почему, как только – о любви, так пальцы стынут, застывают над клавиатурой. И мысли тут же пасуют. Порой сдаешься и выключаешь «бук». Не пошло, думаешь. Почему так сложно писать о любви? Я знал одного такого, талантливого: строчки складывались, будто сами собой, без лишних задумок и поправок. Я же пока не решаюсь, хотя однажды обязательно и сам попробую, да и пальцы скучают: им так нравилось. Вот решусь и попробую, поразминаю пальцы. Однажды напишу и о ней. А пока поскладываю в коробочку своей памяти кусочки дней, моментов, ощущений, которые порой даже незримо, но связаны с ней.
У неё на шее – тонкая цепочка с двумя кулонами в виде букв «А» и «М», на безымянном пальце левой руки – 2 карата, на лодыжке – небольшая татуировка: что-то на турецком, маленькая родинка – на предплечье.
Она говорит, что он иш адамы, что это значит, для меня остаётся секретом. Знаю, что у него свой бизнес в Турции, и что зовут его Мехмет – ну и имя, хотя, стоп – это во мне говорит ревность. Там, в Турции, у них у всех такие имена, непривычные нашему слуху.
У неё – свой журнал, который издаёт одна московская типография, и небольшой ресторан в Анталии. Она говорит, что там вкусно готовят. "Когда-нибудь обязательно отведаю", отвечаю ей не без улыбки.
У них – свой дом опять же в Анталии. Анталия – вообще отдельная история. Она говорит, что дома и квартиры в Турции на порядок лучше наших, российских, намного больше и просторнее. У неё есть так же своя квартира в Москве. Никогда точно не знаю, где она находится: в Турции или здесь, в Москве. Она приезжает в Москву, решает рабочие вопросы, пребывает здесь некоторое время, затем уезжает обратно, в Турцию, к нему. Её визит в Москву – это временной промежуток, который всегда разнится по длине с предыдущим: он может растянуться на неделю, порой полторы, а может составить всего лишь пару дней.
За день до дня приезда в Москву она присылает мне сообщение, или звонит. Я же никогда ей не звоню, даже когда есть подобное желание – обоюдная договорённость, что соблюдается на протяжении наших с ней отношений. Когда-нибудь обязательно подсчитаю эту протяженность в дни, чтобы назвать точное число. Пересиливаю себя, чтобы не набрать заветные цифры её номера. Порою просто хочется послать ей сообщение, пусть даже о том, какая сегодня погода: шёл ли дождь с утра, либо светило солнце, чтобы просто почувствовать, что мы рядом, на связи. Однако откладываю эту затею в дальний ящик, либо просто пишу текст предполагаемого сообщения на бумаге – сколько у меня этих листков с текстами накопилось! Однажды обязательно покажу их непосредственно адресату.
Сегодня она приезжает. С утра ничего не ел, и желудок предательски об этом напоминает. Лёгкое волнение – от предвкушения встречи, ей-богу, как мальчишка!
Она позвонит ближе к полудню, чтобы уточнить наши намерения. Затем после полуминутного разговора нажму на «Отбой» и вздохну с облегчением. Затем еще раз, в мыслях, прокручу весь диалог и наберу номер, где на другом конце провода мне вежливо подтвердят наличие брони и время. Смотрю на часы. 11:45. Она обязательно позвонит. Открываю ноутбук, нахожу нужную мне папку с фотографиями. С тех пор прошло уже больше четырех лет. На ней – бирюзовое платье. Ей определённо к лицу этот цвет. Волосы небрежно собраны на затылке, а несколько непослушных прядей выбились из общей композиции и прилегли на её хрупких плечах. Уверен, что так и было задумано мастером, но выглядит это невероятно естественно. Она улыбается, глядя в объектив фотографа. Безупречный кадр.
Она не заставила себя ждать, если можно так выразиться в отношении нашей с ней ситуации. После её звонка и подтверждения брони в отеле появился аппетит. Рядом с моей студией – небольшое кафе: никакого пафоса и занебесных цен, и от этого блюда, которые там готовят, не утратили своего превосходного вкуса, а качеству обслуживания могли бы позавидовать самые дорогие заведения. Нет ни надоедливых официантов, ни шумных посетителей – здесь я могу побыть наедине с самим собой, со своими мыслями. Я очень часто прихожу в это кафе, иногда просто для того, чтобы выпить кофе с молоком. Она же пьёт только чёрный кофе, кладёт в него дольку лимона – интересное сочетание, но не по мне. Мы во многом с нею расходимся, порой мне кажется, что точек соприкосновения вовсе нет.
Присаживаюсь за столик возле окна. Как же мне нравятся эти столики возле больших окон: жизнь, как на ладони. Люди проходят мимо, а я наблюдаю.
Она любит наблюдать за людьми, их эмоциями. Ей нравятся человеческие взаимоотношения. В этом определённо что-то есть: она передала мне страсть к этому занятию. Нет ничего интереснее, чем человеческие отношения: их невозможно подделать.
К примеру, в данный момент напротив меня сидит девушка, пьёт чёрный чай и, то и дело, поглядывает на мобильный, который молчаливо расположился на её столике, возле белоснежного блюдца. Её грусть будто окутала всё кафе: атмосфера подавленности и тоски. Ей приносят журнал и подают горячий круассан. Она медленно перелистывает «глянцевый», переворачивая страницу за страницей, лицо её при этом не выражает никаких эмоций, думаю, она даже не пытается вникнуть в прочитанное. Поддавшись временному порыву эмоций, встаю и направляюсь к её столику.
– Добрый день. Позвольте мне угостить вас чем-нибудь? – не могу объяснить, для чего я это делаю.
– Здравствуйте. Ну что ж, вы можете угостить меня чаем, а я в свою очередь закажу для вас круассан – здесь готовят восхитительные круассаны. Ну, как вам такая идея?