Президент мудро проигнорировал выкрик Брагинского. Они втроем уже шли к трапу самолета. Константин первым взобрался по лестнице и восторженно, совершенно забыв о том, что в паре метров от него стоит президент Российской Федерации, восклицал, осматривая все. Еще рядом были и телохранители.
Иван все время пытался одергивать сына, напоминая о правилах приличия, но президент только махал руками и мягко возражал Брагинскому. Пусть мальчик полюбуется в свое удовольствие.
- Сын! – но сын успешно игнорировал его голос.
- Пап! Смотри какой вид! – Константин глядел в стекло: дверь в кабину пилотов была распахнута настежь. Пилоты уже отдали честь главе государства. И сейчас во все глаза смотрели на мальчика и Ивана.
- Они с нами поедут, господа, – не давая пилотам время на лишние вопросы, быстро сказал президент. – Это – Россия, Иван Брагинский, а это – его сын, Константин. Я надеюсь, что вы не расскажете о том, что видели персонификации стран.
- Нет, господин президент! – гаркнули пилоты на два голоса.
И попрятались обратно, закрыв за собой дверь в кабину. Константин с блеском в глазах смотрел в иллюминатор, сидя в пассажирском кресле – их попросили сесть, так как самолет вот-вот должен был взлететь.
На борту имелись три бара, комната отдыха с двумя кроватями для президентской четы, рабочий кабинет. Салон отделан гобеленами с инкрустацией из золота и драгоценных камней.
Президент улыбался, слыша, как Константин просто засыпает вопросами своего отца. И решил его оторвать.
- Эй, парень! Служить-то пойдешь?
- Это даже не обсуждается, – коротко бросил Брагинский. – Пойдет как миленький.
- Пойду! Если возьмут! – ответил Константин смело президенту.
- А куда хочешь?
- Летать он хочет, – фыркнул Иван.
- Эй!
В такой веселой обстановке и прошел весь полет. Нет, на кое-какое время они затихли, так как им потребовался сон. Да и Константин порядочно вздремнул... До прилета.
В итоге всех поднял пилот, объявивший о заходе на посадку. Иван выглядел изрядно подтрёпанным: голова после пары таблеток вроде и перестала болеть, но противная тяжесть все еще давила на затылок. Все еще пытаясь привести себя в надлежащий порядок (и зачем он надел этот жуткий деловой костюм?!), Иван обессилено наблюдал как к самолету медленно ползет трап.
Сейчас надо выдержать жуткий треп Альфреда. Просто выдержать, выдержать, выдержать, – как мантру повторял он про себя.
Впрочем, Константин сможет скостить некоторое напряжение...
Что умный ребенок и сделал.
- Крестный! – заорал Константин на английском во всю силу своих легких и молнией бросился к слегка прибалдевшему Альфреду Ф. Джонсу, стоящему немного поодаль, совсем не ожидавшему такого. Хорошо, что этот визит еще не освещали СМИ всех мастей...
И он стиснул своего дядю в крепких объятиях. Иван, с неизменной улыбкой, наблюдал за мучающимся от крепких объятиях Константина Джонсом. Президенты, согласно протоколу, встретились первые: Иван попридержал сына на выходе из самолета, давая им спокойно разговориться.
- Хэй! Дай-ка на тебя посмотреть... – Альфред с трудом отцепил от себя крестника. И манерно поправил очки. Голубые глаза блеснули оценивающим блеском. Иван Брагинский виду не подал, что заметил взгляд Джонса. – Совсем стал похож.. На своего отца. Почти копия.
- Спасииибо! – Константин сделал вид, что не заметил едко брошенной фразы.
- Джонс!
- А, привет, Брагинский! – они сухо обменялись рукопожатиями: со стороны казалось, что их мечта – сломать друг другу пальцы. Джонс произнес уже более миролюбиво, – сначала дела, а потом – развлечения!
- Да, я тоже не прочь начать с дел. Константин...
- Я уже давно хотел побывать в Нью-Йорке! Можно-можно? – заискивающе произнес Константин.
- Конечно, же. – Альфред извлек из кармана мобильный и быстро – быстро напечатал сообщение кому-то. – Мы с минуту ждем машины... Затем ты, – он указывает на Константина, причем тот застенчиво улыбается, – спокойно гуляешь по городу... С его воплощением. Как я знаю, английский у тебя не плох... Нью-Йорк, Джон, ты можешь звать его так, все тебе объяснит и покажет...
- Ура! А деньги?
- Константин! – хмуро произнес отец, явно пряча улыбку.
- Моя кредитка к твоим услугам. Все-таки я твой щедрый крестный-герой... – видимо дядя был падок на лесть. Номер прошел.
- Спасибо! – улыбнулся Константин до ушей. Джонса явно передернуло: у мальчика проглядывалась улыбка старшего Брагинского.
Машина подъехала. Из нее вылезли два здоровенных “шкафа” (как мысленно окрестил их мальчик) телохранителя в темных очках во все лицо. А потом вылез и сам город, почти копия Джонса, только глаза иные, да волосы темные.
Обмен любезностями завершился и все разъехались по разным местам. Президенты – в одну сторону, воплощения стран – в другую, а Константин с Нью-Йорком в третью.
Джон оказался довольно многословным, но не таким как Америка – у того речь лилась диким потоком и его было не так-то просто заткнуть с первого раза.
Они посетили огромное количество интересных мест и Константин понял, что иметь безлимитную кредитку – это просто дар богов свыше. Как и двух телохранителей. Джон проникся мальчиком и порассказал предысторию развития города. Наиболее сильное впечатление произвела Статуя Свободы.
Время пролетело быстро и настала пора возвращаться.
Ужин в ресторане прошел в полном молчании, которое Иван окрестил в сердцах “благословенным”. Альфред благополучно убежал к своему президенту. Видимо, к консенсусу так оба и не пришли. Хотя...
- Завтра будет более насыщенными. Мы с тобой пойдем к мемориалу “Дань в свете” (1). – Отец выглядел задумчивым, вертя вилку в руке, – у меня тоже там люди погибли... Никогда не забуду этот день...
Да, Константин помнил этот день скорби, словно он был вчера.
Как отец просто сидел на лавке у порога своего дома и плакал от собственного бессилия. Мальчик просто обнял его, и плачущий отец признался ему, что произошло мерзкое преступление против всего человечества и погибли невинные люди девяноста одного государства. В том числе, и его граждане.
Дядя Гилберт, к счастью, был дома тоже и с ужасом слушал ужасное повествование Ивана. И сразу, как только Брагинский более-менее пришел в себя, рванул к своему брату.
- ... потом, вероятно, мы все погуляем втроем.
- Пап, а как прошло...
- Никак. Я думаю, что у Путина все же все прошло более безукоризненно, чем у меня, – Иван подавил глубокий вздох.
- Наверное...
Они оба перестали есть. Ивана явно одолевали мрачные мысли. Чай прошел в полном молчании.
Первым не выдержал Константин.
- Пап...
- Э? Чего, сын?
- Ты какой-то больно молчаливый... Более чем обычно.
- Как же мне иногда хочется съездить краном по лицу Альфреда! У него совсем характер испортился... Везде видит угрозу!
- Как и ты... – тихо произнес сын, но Иван услышал и еще более померк. – Ведь... Прошлое из памяти не сотрешь.
Иван на это тонкое замечание промолчал. Они с сыном ночевали в разных номерах. И поэтому сразу после окончания ужина разошлись по своим номерам.
Константин рухнул на кровать не раздеваясь. Он был уверен, что отец сейчас, за стеной, тоже лежит поверх чистых одеял и думает, думает, думает...
Утром все были на мемориале. Альфред молча возложил цветы; минут пятнадцать назад это сделали и президенты обеих стран. У Ивана вновь выступили слезы на глазах, но не пролились. Лишь глаза подозрительно ярко сверкали на солнце. Лицо было бесстрастным, но Константин знал своего отца слишком хорошо, чтобы уверенно сказать о том, что он всегда терпит боль, в том числе и душевную, молча. Или топит горе в алкоголе, как обычно бывает в “святые даты” наподобие девятого мая. Вместе с Гилбертом.
Иван легко поднял венок вместе с Константином и они положили его к подножию. Так же они оба поправили черные, траурные ленты, спускающиеся по обе стороны.
Молчание которое было вокруг оглушало. Хотя со стороны слышались обычные каждодневные шумы города, но всем находящимся здесь казалось, что они находятся в вакууме.
Редкостное единодушие среди держав.
Альфред, отойдя в тень, почему-то, вспомнил поговорку гостя (он прекрасно владел языком противника, хоть и говорил немного с акцентом), что горе – не море, выпьешь до дна. И внимательно наблюдал за Брагинским и своим крестником.
Брагинский, с трудом вернув себя в привычное русло, нацепил маску полного безразличия и слабого подобия улыбки. Константин слегка нахмурился и прикусил губу: видимо, о чем-то серьезно задумался.
- Куда идем? – спросил Альфред у компании. Президенты, быстро с ними попрощавшись, поехали на совместные переговоры.
- Может, по городу погуляем? – предложил внезапно Константин. Они шли прочь от места, навевающего грусть, – кто лучше тебя знает его? Вы с отцом спокойно можете поговорить и на бегу.
Джонс открыто ему улыбнулся.
- Конечно, я ведь его и основал. Так же я согласен с тем, что самое нужное мы уже успели обсудить.
- Я тоже согласен с тобой, сын, – неожиданно согласился отец. – Пройдемся. Я давненько тут не был...
Прогулка по городу закончилась (ожидаемо) в Макдональдсе. Тут Константин всецело пожалел и отца, и себя самого. Им с трудом пришлось заставить себя съесть малую часть из того, что заказал им Джонс. Хотя Иван во всеуслышанье сообщал, что он не так уж и голоден.
Иван, проклиная Джонса на старославянском, отодрал себя от стула с трудом – мешал наполненный живот: Джонс все время(каждые несколько минут) подкладывал ему еды, мотивируя, что Иван сам очень зверски проголодался. В итоге есть все же пришлось.
Константин поел тоже изрядно – теперь надо после этого садиться на жесткую диету. Хотя крестный номер один, по хихиканью отца, готовить не умеет совсем ( “...у него черный пояс по котлетам – одной из них можно запросто потравить кучу народа. Оружие массового поражения... Желудка”).
На следующий, последний день их пребывания у крестного номер три, был вычеркнут один пункт, который доставлял неудобство обеим сторонам. В 2007 году досрочно погашен госдолг перед Соединёнными Штатами по сельхозкредиту 1998 года (343,25 млн долл.).
Довольный президент и не менее счастливый Брагинский (из-за того, что они улетают уже сегодня вечером), обменялись прощальными рукопожатиями, невольно скрепившими и их отношение друг к другу. Джонс был в самом благодушном своем настроении, так как денег у него в бюджете изрядно прибавилась.
Америка даже рвался пригласить крестника на еще одни каникулы и вместе с отцом (!), но Иван ярко сослался на запущенные дела, на Россию-матушку с ее экономикой и Альфред благоразумно отступил.
Константин отдал с грустным вздохом кредитку обратно. Альфред, неожиданно вернул ее ему со словами: ” Купишь себе подарок сам. Мне недосуг.” Глаза Константина от радости загорелись знакомым фиолетовым пламенем – и Джонс спешно отвернулся, скрывая от них обоих невольный холодок, прошедший по позвоночнику.
Иван, сидя в самолете, усмехнулся: ну все-таки Америка в конце-концов оказался порядочным крёстным.
Они улетали в Англию на обычном пассажирском самолете. Там их ждал крестный номер один, Артур Кёркленд...
Комментарий к Глава 6. Полет. Альфред Ф. Джонс. (1)”Дань в свете” (Tribute of Light) – мемориал, представляющий собой две группы прожекторов, направляющих в небо два вертикальных столба света в память о событиях 11 сентября 2001 года. Террористический акт 11 сентября 2001 года (иногда именуемый просто 9/11) — серия четырёх координированных самоубийственных террористических актов, произошедших в Соединённых Штатах Америки. Ответственность за эти атаки лежит на террористической организации «Аль-Каида»
====== Глава 7. Артур Кёркленд. Магия начинается. ======
Артур долго ждал этого момента. Надо же проследить, как Брагинский выполнил “работу”. Ведь по скайпу и по интернету много не покажешь. И интернет никогда не заменит живого человека. В Англии сам Иван не был очень давно...
Ожидая прилета обычного рейсового самолета, Кёркленд, стоя у стойки, окунулся с головой в воспоминания. Крестины.
Двухтысячный год.
Православный храм в центре Москвы, как и сама Москва, поражал своим великолепием и убранством. Артур много лет здесь не был. Прямо в аэропорту их всех встретила и сама столица России, ее воплощение, Москва.
Худая, очень ухоженная блондинка с великолепной фигурой и яркими, голубыми глазами, с холодной улыбкой, напомнившей самого Брагинского, проводила их всех в черную машину – лимузин с российскими флагами.
Трое, а это – Артур, Альфред и Яо (чему очень удивился Артур), уселись по разные стороны сидений в машине. Москва села между Яо и Альфредом и залезла в свой телефон с головой.
Яо был одет по-праздничному: роскошные, длинные, одежды алого, огненно-красного цвета, богато расшитые на восточный мотив. Тугой, из черной кожи, пояс. Его волосы туго затянуты лентами с расшитыми на них драконами. Он подчеркнуто не смотрел на Альфреда Ф. Джонса, что-то гомонившего по телефону, а Англию прожигал насквозь взглядом, в котором читалась неприкрытая злоба и ярость.
Он не забыл ни про Гонконг, ни про опиумные войны.
Машина быстро летела по шоссе, набитого машинами с народом. Народ за рулем желал летящей по свободному, заранее расчищенному от машин пути, правительственной тачке врезаться в кого-нибудь.
Англия уставился на свои колени.
- Приехали! – как-то весьма насмешливо через несколько минут отозвалась Москва.
Н-да. Россия, есть Россия.
Огромное, открытое пространство площади производило странный, почти мистический эффект. Хотелось невольно сжаться. Величие и размах.
Ступая по брусчатке вместе с Москвой, Артур заметил, что все трое приглашенных не сказали друг другу и слова. Один Альфред все еще трепался с кем-то по телефону, видимо давая указания. От Москвы не укрылось их настроение. И то, что они трое друг с другом не разговаривали.
Их по ковровой дорожке ввели в храм. Москва, прежде чем войти сюда, надела на голову косынку. Сама она была в синем платье с длинной юбкой, немного похожей на цыганскую.
В храме неожиданно было людно. Много самых разных мужчин и женщин, так же либо в косынках, как Москва, либо в накидках. Но вели себя все очень тихо, шепотом общаясь друг с другом. И ходили по неогороженному тяжелыми канатами месту.
Кёркленд осознал, что это все – крупнейшие города и Ивана, персонификации. Их было никак не менее тридцати.
В толпе он заметил Гилберта – они обменялись короткими кивками, Людвига, стоящего рядом с братом и Франциска. Их тоже пригласили, по-видимому. С ними рядом затесался Петербург. Еще он увидел Сербию, но тот, увидя их с Альфредом, быстро скрылся в толпе. Еще выделялась и Беларусь: на удивление вела себя тихо. И вообще ее облик без привычных, милых взгляду ножей как-то слишком попахивал “одомашниванием”.
Как только они ступили на порог храма, Артур почувствовал запах ладана и зажженных свечей. Многочисленные иконы сурово взирали на них, проходящих мимо. К счастью, они были других вероисповеданий, поэтому молиться тут им как бы не престало.
Но все же, все же... Уж больно суровые у них были лики.
Артуру все время казалось, что иконы живые, он чувствовал своей магией, своей кожей, сколько тут всего намешано. Что ни говори, намоленное веками место. Пламя, отбрасываемое горевшими свечками, отражалось бликами на роскошных окладах с драгоценными камнями и рамами.
Их провели за канат. Артур сразу же увидел купель. Брагинского с Гарри он не видел, видимо, они еще не приехали.
Разумеется, в православной церкви они не были ни разу.
Москва вручила ему зажженную свечу. Священник явно был в курсе, что здесь собрались не совсем люди и сам вышел к их пестрой группе. Так как они все трое прекрасно знали язык, поэтому разъяснения были быстрыми. Их пестрая компания собралась тут.