========== Интродукция ==========
Тики лениво взглянул на наручные часы, отмечая, что уже пора бы и уходить, но, честно говоря, покидать уютную квартирку не хотелось. Неа лишь хмыкнул, заметив его заминку, и пожал плечами, словно бы говоря, мол, ничего не поделаешь: если обещал, то нужно выполнять.
Микк был, конечно, с ним согласен, но всё же подумал, что было бы намного лучше, если бы он отказался от приглашения всегда приставучего Вайзли, который увлекался джазом и все уши несколько дней назад прожужжал ему о «прекрасной певице с ангельским голоском». Мужчина бы и рад был тогда послать братца на все четыре стороны, но тот был так настойчив в своей просьбе посетить кафе, где и выступала неизвестная певица, что Тики просто не смог проигнорировать его.
Да и, если уж по правде, этот отказ грозил аукнуться в будущем — Вайзли, не смотря на весь свой вполне безобидный облик, был ужасно злопамятным.
Неа с ехидной ухмылочкой встал из-за стола и в прогоняющем жесте пару раз махнул ладонью.
— Давай уже, Микк, вали отсюда, — хмыкнул он, кивая на часы. — Ты же говорил, что у тебя сегодня какие-то важные дела, так что не заставляй меня чувствовать вину за твои прогулы.
— А ты и так можешь? — наигранно удивился Тики, приподняв бровь, и Неа закатил глаза, смешливо фыркая.
И — пинком отправил опешившего мужчину к двери. От такой неслыханной дерзости хотелось разразиться матами и парочкой выстрелов в голову, но это же был его, чёрт подери, друг, к выходкам которого он почти (и это было, пожалуй, главным словом) привык, так что Микк лишь горестно вздохнул, поправляя рубашку, и бросил на лукаво ухмылявшегося парня злобный взгляд.
Через несколько минут он вышел на улицу, вдыхая вечерний душный воздух, и направился к месту встречи с Вайзли — неизвестному кафе где-то на окраине Госена, думая, зачем такому маленькому городку такое странное джазовое заведение, куда вряд ли даже заядлые прогульщики заходят, чтобы спрятаться от взрослых.
Кафе как будто пряталось в лабиринтах улочек, и Тики нашел его с большим трудом, при этом еще умудрившись почти не опоздать. Оказалось заведение большим уютным помещением, не слишком захламленным всякой джазовой атрибутикой (в которой на самом деле Тики достаточно много понимал, но всматриваться сегодня не имел настроения). В меру сумрачное к вечеру, оно, однако, было буквально под завязку забито народом, тоже, как видно, стекшимся послушать так восхваляемую Вайзли певичку.
Микк заозирался по сторонам и вскоре заметил за столиком, стоящим ближе всего к пианино, потягивающего кофе из миниатюрной чашки (опять этот его горький эспрессо) братца.
— Привет, — он подсел к нему, бесшумно подкравшись со спины (среди такого количества народа — некоторые даже стояли — легко было затеряться), чем заставил вздрогнуть, и тонко улыбнулся. — Ну и что такого особенного в этой певичке, что ты вытащил меня из моей берлоги?
— Какая уж берлога, — поморщился Вайзли. — Небось млел, тиская очередную девчонку. А я хочу тебе показать истинное искусство! — он патетично воздел к потолку указательный палец, и Тики коротко хохотнул.
Ну да, конечно, подумал мужчина заводя глаза, это же ты тут фанатеешь от джаза, а не наоборот.
— Ну-ну, — он подозвал официанта и заказал себе чая. И как Вайзли мог пить кофе вообще? — Должен будешь, потому что млел я в объятиях своего одеяла.
Парень в ответ хохотнул, ничего, однако, не сказав, и пожал плечами. И вдруг по залу пронёсся возбуждённый шёпот, сразу же стихший, и Тики перевёл взгляд туда же, куда смотрели и все остальные: на небольшую сцену с лакированным чёрным роялем, к которому неторопливо и степенно шла девушка с рыжими волосами, густыми волнами ниспадающими до поясницы. Она была одета в пышное чёрное платье, которые любили сейчас носить девчонки, и длинные перчатки, скрывающиеся под просторными рукавами. Груди у девчонки не было, и Микк досадливо вздохнул — за две с лишним недели он уже успел соскучиться по аппетитным формам европеек, но в этот момент незнакомка обернулась к залу, и мужчина замер.
Бледная кожа, серые большие глаза, мягкая приветственная улыбка на тонких накрашенных приятным алым цветом губах, неброский, но выразительный макияж и совершенно не японская внешность.
Хотя, опять же, фигура у неё была типично японской — ни груди, ни талии.
Девушка ласково прищурилась, присев в вежливом поклоне, и улыбнулась буквально заворожённому залу.
— Рада видеть здесь всех вас, уважаемые гости, — нежно проговорила она, и Тики ухмыльнулся. Однако, какая милая девочка.
Настроения, правда, она не во многом добавила. Ну милая и милая. Хотя, учитывая количество народа, собравшегося ее послушать, она явно стоила того, чтобы выползти вечером из дома.
— Как зовут хоть эту звездочку? — лениво поинтересовался у Вайзли Микк, и тот бросил на него самодовольный, взгляд, так и говорящий: «Вот видишь, я сумел тебя заинтересовать!»
— Алиса, — буквально промурлыкал он, оставляя в сторону свою опустевшую чашку, и потянулся. — Чудесный голос, Тики, не пожалеешь времени. Еще сам сюда бегать будешь!
Да, ну конечно, хмыкнул мужчина, закидывая ногу на ногу и обводя певичку, вспорхнувшую за пианино, оценивающим взглядом. По общему смазливому виду… на раз сгодится. И что, она будет себе аккомпанировать? Ну хорошо-о.
— И что хоть будет петь твоя Алиса? — поинтересовался он у брата.
— Уитни Хьюстон, «I Will Always Love You», — с удовольствием сообщил тот, не боясь отвлекаться, пока девушка о чем-то говорила с одним из поднявшихся на сцену сотрудников.
— А голосок у нее не слишком тонкий для этого? — Тики удивленно вздернул брови и с наслаждением сделал глоток своего чая. Нектар богов.
— Просто слушай, — махнув на его недоверие рукой, загадочно отозвался Вайзли.
Первые звуки мягкого голоса улеглись на аудиторию густым одеялом, заставляя всех замолчать, и Микк с приятным изумлением усмехнулся — девчонка пела сильно и легко, так, словно ей не доставляли никаких неудобств ни верхушки, ни вибрато, ни низы, которые она брала с такой притягательной улыбкой, что хотелось уж точно на одну ночку затащить её к себе в постель.
Внезапно в дуэт женского голоса и рояля ворвался звонкий саксофон, и Алиса плавными движениями встала на ноги, прикрыв глаза на несколько мгновений, и, взяв микрофон в тонкие ладони, обтянутые плотными перчатками, обвела зал задорным серым взглядом. Кто-то свистнул, и, к удивлению Тики, девушка хохотнула, послав этому парню воздушный поцелуй.
А потом она запела вновь — и мужчина оказался полностью покорён этим голосом, сильным, густым, мягким и таким ласковым. Девушка пела искренне, вкладывая все свои эмоции и переживания в слова. Ей хотелось верить — когда Алиса уверенно желала людям счастья и радости, когда она ободряюще улыбалась и словно бы поддерживала всех собравшихся.
Совершенно отличается от того, как поют японцы — сдержанные и невыразительные.
А потом Алиса глубоко вдохнула, и Тики заметил, как многие в зале, в том числе и Вайзли, в предвкушении замерли, ожидая, пожалуй, самого известного момента песни.
Финальное соло у девушки вышло просто замечательное. Тики на минуту прикрыл глаза и сидел мягко покачивая головой в такт совершенно великолепному исполнению.
Когда аккомпанемент стих, зал зааплодировал, и Микк без малейших сомнений присоединился к восторженной публике. Певица была и впрямь шикарна, Вайзли не соврал. Причем, шикарна она была не только голосом и игрой, но и внешне. Несмотря на так распространенную в Японии у женщин мальчишескую фигуру имела она какой-то особый шарм, и именно на этот шарм, как видно, и покупались посетители кафе.
Интересно, насколько увеличивает эта Алиса общий процент выручки, если за один вечер ради ее выступления тут собралось столько народа? И ведь многие — явно завсегдатаи. Как, видно, и Вайзли.
Алиса пела и «Run to you», и «Miracle», и «Salute», и многие другие песни из репертуара известной певицы, скончавшейся меньше десятка лет назад и до сих оставившей о себе великую память. Да, Тики любил ее музыку. Уитни пела о любви, и за все эти века ее слова, пожалуй, были во многом затерты, однако голос… Голос у певицы был красивый и сильный. И это притягивало, заставляя… верить, пожалуй.
Впрочем, Микку было все равно. Главное — музыка красивая и не самая бессмысленная. И сегодня… эта Алиса великолепно спела, надо признать.
— Ну хорошо, — буркнул мужчина, слушая, как нежно и сильно тянет песню девушка. — Я не зря выполз из своей берлоги в этот вечер.
Вайзли обрадованно улыбнулся, ударив его в плечо, и как раз в этот момент девушка замолкла, прикрыв глаза, после чего вежливо поклонилась с милой улыбкой на притягательно красных губах и мягко хохотнула, когда кто-то из зала бросил ей букет, который она с лёгкостью поймала.
— Для меня было огромной честью выступать перед вами, уважаемые гости, — весело проговорила она, сверкая словно хрустальными серыми глазами, и звонко рассмеялась, стоило кому-то выкрикнуть:
— Ну давай ещё разок на бис, Алиса!
Тики усмехнулся, думая, как же звонко эта девочка будет стонать у него в постели. С таким-то прекрасным голоском.
— К моему великому сожалению, — горестно вздохнула Алиса, прикрыв веки, и грустно опустила голову к груди, — ещё одну песню мне вряд ли оплатят, — доверительно поделилась она, и Микк удивлённо приподнял бровь.
По залу пронеслись смешки, а потом неожиданное:
— А ну не ври, чертовка! Я тебе плачу за часы, а не за песни!
Девушка, однако, вздохнула ещё горше, для драматичности приложив к правой щеке ладонь, и покачала головой:
— Вот так вот меня и драконят, представляете? Тяжело жить в наше время… — притворно вытерла она слёзы, однако совершенно задорно сверкая глазами, и под всеобщий хохот покинула сцену, раздавая воздушные поцелуи и ловя цветы.
Тики проводил ее заинтересованным взглядом и усмехнулся.
— Минутка юмора напоследок, — удовлетворенно заметил он. — И по каким же дням здесь поет эта звездочка? — Вайзли заулыбался еще довольнее прежнего.
— Понедельник, среда, пятница, — оттарабанил он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди, и поинтересовался: — А что, хочешь еще прийти?
Мужчина коротко кивнул («Вне сомнения»), с улыбкой думая о том, какая это будет, должно быть, интересная ночка. Вот прям сейчас он с этой Алисой налаживать контакт даже не думал — ну уж нет. Вайзли будет, пожалуй, уж слишком доволен — и оскорблен — тем, что эта певичка Тики так понравилась.
Микк придет сюда один, без братца. Скажем, в грядущий понедельник. И вот тогда-а-а…
— Не знаю, откуда она тут появилась, — развел между тем руками Вайзли, явно решивший, что теперь брату интересна эта история с самого начала. — Я в этом кафе завсегдатай — кухня у них потрясающая, цены отличные, интерьер, опять же… Но живой музыки не было прежде — иногда только какие начинающие коллективы приглашались, но все одно. А тут — пришел однажды и увидел, как поет Алиса! Потрясающий голос, верно?
— И сколько же ты уже наслаждаешься этим голоском в одиночку? — хмыкнул Тики. — Интересно, что она еще поет? — надо было срочно сделать упор на вокальных данных, иначе мужчина опасался, что вид у него уж слишком мечтательный.
А как же иначе — шейка у девушки была тоненькой, ножки, обтянутые в лёгкие капронки, стройными, да и сама она была очень притягательной на вид, симпатичной.
Микк уже предвкушал, как будет мять её и мучить, как будет вслушиваться в звонкие стоны и смотреть в покрытые паволокой возбуждения глаза. Наверное, вернуться в Японию две недели назад было правильным решением.
Вайзли как-то странно (проницательно) усмехнулся, потягивая из трубочки молочный коктейль (ну что за детский выбор), и пожал плечами.
— Да месяца четыре назад впервые услышал, — задумчиво пробормотал он, — она тогда пела что-то джазовое и совершенно покорила меня, — хохотнул парень.
Тики поперхнулся, недоверчиво хмуря брови.
— И ты молчал все эти четыре месяца?
— Ты же в Европе шиковал, говнюк, — недовольно пробурчал Вайзли, бросая сердитый взгляд в сторону Микка, на что тот лишь пожал плечами: ну не он же виноват, что парня из-за его слабого здоровья за пределы Японии не пускают. — Да и я потом в больницу слёг, ты же знаешь… — передёрнул тот плечами, тяжело вздохнув. — Так что недели три назад меня выписали, а она тут уже как родная, освоилась совсем, — разулыбался Вайзли, похожий в этот момент на какого-то папашу с приступом гиперопеки по отношению к любимой дочурке.
Хотя какой там папаша, ему было всего двадцать, по законам Японии он еще даже не совершеннолетний. Мужчина хмыкнул, втайне гордясь своими двадцатью-почти-пятью (Шерил, помнится, обещал нечто особенное на его маленький юбилей), и пожал плечами.
— Я вообще-то не шиковал, на минуточку, — придирчиво отозвался он вслух. — Я рабо-о-о-тал. Не всем же отлеживаться по больничкам и пялиться на аппетитных медсестер, как тебе.
— А ты думаешь, порок сердца — это так весело? — иронически отозвался Вайзли. — Хорошо тебе судить, — хмыкнул он, — ты здоровый как жеребец, вот и скачешь по крышам с винтовкой в обнимку. А я психоаналитиком стать хотел, только хрен мне, потому что не с моим диагнозом такая работа.
— Не очень-то круто от грязюки отмываться после таких пробежек, — парировал Тики, — да и в рукопашке я не так хорош, — он поймал себя на том, что пытается утешить поникшего братца, и вздохнул. Где там его инструкция по заботе о младших? Он уже не помнил, когда в последний раз подтирал Вайзли сопли. Вот то ли дело Неа — Аллен вообще не плачет, кажется. Никогда. Иногда мужчине казалось даже, что эти двое не обмениваются и больше, чем парой-тройкой фраз за день.
Это тебе не Вайзли, который обожает изливать душу и сам вяжет на Рождество носки, которые вешаются на камин.
Впрочем, это тоже не так уж плохо. Надо сказать, после похорон матушки Тики даже полюбил семейные праздники. Возможно, потому что мать была единственным человеком, который пытался его одергивать (отец умер, когда Тики было три года), так как наученный ее опытом Шерил этого почти никогда не делал.
Вспоминать о матушке, однако, было приятно — женщиной она была хорошей, в меру ласковой, в меру строгой, и Микк до сих пор удивлялся, как она смогла сохранить свою доброту и мягкость в этом свинарнике под началом Адама.
Вайзли взглянул на него нечитаемым взглядом и, вдруг шмыгнув носом, бросился опешившему мужчине на шею.
— Ну почему ты вечно куда-то уезжае-е-ешь? — прохныкал он, и Тики неловко обнял его, горестно вздохнув, и похлопал по спине, призывая успокоиться. Такие семейные сцены на публике немного смущали. Хотя больше всё-таки раздражали. — Мне же тут так ску-у-учно одному.
— У тебя есть Роад, братец, — с нажимом произнёс Микк, но парень лишь замотал головой.
— Да она меня в могилу сведёт быстрее, чем инсульт! — обиженно отстранился Вайзли от него, хмуря брови.
Тики лишь вздохнул, пожав плечами, мол, ничего не поделаешь, судьба у тебя такая, и обвёл взглядом зал в надежде отыскать рыжую макушку Алисы.
— Я бы с превеликой радостью отправился в Киото, но Шерил не пускает, ты же знаешь, а тут никого из Семьи, кроме милой племяшки и нет, — продолжал парень, недовольно скривившись на словах о Роад, и сердито насупился: — Сбросил на меня свою дочурку, а Вайзли нянькой работай, раз в психоаналитики дорога закрыта. Кстати, — вдруг ухмыльнулся он, цепко взглянув Тики в глаза, — даже не надейся затащить её в койку.
— Это еще почему? — просто из чувства противоречия отозвался Микк. И — тут же прикусил язык. Вот же Вайзли, вот же малолетний ублюдок. О том, что и сам ненамного старше, мужчина предпочел не вспоминать.
Проныра засмеялся, поспешно отстраняясь (явно опасаясь огрести), и покачал головой.
— Ты такой предсказуемый в этом плане, даже не представляешь, — весело поделился он. — У тебя ж сразу прямо глаза загорелись, когда она запела, думал, я не замечу?
— Ну да, — Тики закатил глаза. — Как тут не заметить, это ж я с тобой нянчился, когда отказался ходить на приемы. Все-то ты подмечаешь, говнюк.
— Но тебе это льстит, — Вайзли сцепил пальцы и замок и устроил на них подбородок. — Обожаемый старший и младший братец, — он подмигнул и поиграл бровями. — Еще и красавчик, как ни посмотри. Но тебе все равно не обломится. Алиса всех отшивает.