Толкнувшись последний раз, он почувствовал, как Тор жёстко толкается языком в щелку на головке, и тут же кончил. Несдержанно застонал, чуть не прикусив себе язык.
Перед глазами все плыло, руки дрожали и тот факт, что он опирался на Тора очень даже радовал. До того момента, как Локи опустил взгляд вниз.
Альфа сыто облизывался, блестел шальным, хищным взглядом и все ещё вылизывал его шрам на внутренней стороне бедра. Локи ощутил, как вновь заводится.
— С тебя натекла целая лужа смазки, детка… — медленно вернув его ногу на место, парень поднялся и, смотря как омега медленно начинает съезжать по двери на пол, быстро освободился от джинсов. Успел подхватить Локи до того как тот окончательно упал. — Никак не могу перестать думать над тем, что растяни я тебя ещё немного, и вошло бы целых четыре пальца…
— Перес-стань, я…
Омега оплел его талию бедрами, чувствуя как по промежности течёт смазка, а затем спрятал лицо в сгибе сильного плеча. Прижался к Тору, обнимая его.
— Чшш, детка… То ли ещё будет.
Тор переносит его на постель, опускает на бледное хлопковое покрывало. Его руки гладят, с силой проходясь по бледной коже, а губы жадно прижимаются, оставляя метки и причиняя колкую, острую боль. Локи обкусывает губы, не желая стонать на потеху этому мерзкому, гадкому, отвратительному…
— Ты такой сладкий… Сладкий маленький омега… — Тор нависает над ним на прямых руках и заглядывает в глаза. — Будешь моим омегой, мм?.. Будешь моим деткой… — Он усмехается двусмысленно и слишком грязно. Локи не чувствует его прикосновений, но отворачивается и изгибается, давясь всхлипом. Почти тут же альфа возвращает его голову назад и прихватывает его губы своими. Он целует сладко и слишком медленно. Подхватывает его бедро, приподнимая и переворачивая его на бок.
Локи понятливо дергается, поворачивает голову под болезненным углом, становясь на колени.
И он чувствует, как альфа накрывает его своим телом. Чувствует, как его член мажет по бедру выступившей смазкой. Оторвавшись от него, Тор прикусывает его загривок и бормочет:
— Если что-то подойдёт не так, ты скажешь мне, детка.
Омега кивает, судорожно и рвано подаётся на любые, даже мельчайшие прикосновения. Тор не говорит ему, что он должен сделать; Тор не указывает ему и не принуждает.
Он накрывает его своим телом так, словно действительно собирается защитить от всего, а затем целует в лопатку. Головкой он медленно раздвигает неподатливые стеночки и подхватывает Локи поперёк живота, когда у того разъезжаются колени. Его губы выцеловывают бледные плечи, пальцы напряженно сжимают сладкое, мягкое бедро.
Омега не может ничего с собой поделать и сжимается, а затем захлебывается. Тор срывается на рык, но не сдвигается с места. Пережидает пока Локи расслабится, отпустит скомканную в пальцах простыню и выровняет дыхание.
— Тебе придётся принять меня, детка… — Тор нежно прикусывает кончик его уха и гладит по животу. Слышит тихий, рваный скулеж и, зажмурившись, покачивает бедрами. — Не зажимайся…
Локи мотает головой, раскидывая волосы в стороны. В уголках его глаз собирается влага, а мышцы подрагивают, стараясь не сопротивляться проникновению. Но Тор целует его в шею, целует его в плечо и скользит рукой ниже, обхватывая его возбуждённый член.
— Ты такой чертовски тугой, детка… Мне все ещё не верится, что я все же нашёл тебя для себя. — его голос пленит, но не так сильно, как его действия. Он все еще не двигается, и Локи не знает, что он сделал такого в своей жизни, что заслужил такой сладкий, нежный и невероятный первый раз.
Тор не насилует его ни мысленно, ни физически, но качнувшись в первый раз уже не может остановиться. Локи хрипит на каждом толчке, пытается не сжиматься, но и расслабленным быть тоже не может. Тор покусывает мочку его уха, Тор прижимается грудью к его спине, Тор сплетает их пальцы, когда замечает как безнадежно омега скребет простыни, давясь эмоциями/удовольствием.
Тор не двигается так полно, как мог бы долго. Локи даже не знает/не помнит, надета ли на альфе защита. Он даже глаза открыть не может, руки сгибаются, бедра дрожат, пальцы выкручивает.
А затем Тор начинает отстраняться. Локи почти готов, что вот сейчас все и начнется, но его неожиданно и чертовски нежно вздергивают вверх. Альфа ставит его на колени, заводит его руки назад, с светлым мягким прядям, а сам перехватывает его бедра.
И входит до основания.
Омега срывается на позорный скулеж. Он начинает медленно, неторопливо двигаться.
— Ты чертовски горячий внутри, знаешь… Когда-нибудь я возьму тебя глубоко ночью, пока ты будешь спать, детка. — его руки поглаживают низ живота Локи, а затем надавливают. Тор срывается на рычание, чувствуя отголоски собственных толчков. А затем, будто бы одичавший пес, прикусывает его загривок. Все еще шепчет: — Я буду смотреть, как ты медленно просыпаешься и понимаешь, что твой зад уже влажный и заполненный… А ты будешь метаться, не сможешь понять, что происходит, но все же будешь стонать и дальше… Да, детка?.. Ты же будешь тихо хныкать и постанывать для меня, пока я буду брать тебя в своей постели?
Локи запрокидывает голову и не нарочно, но будто на потеху своему сладкому мучителю, стонет. Гортанно, долго. Тор дергает бедрами жестче, вколачиваясь в него в самый первый раз.
Это ощущается жарко. Локи будто пылает. Пылают его внутренности, пылает его кожа и его уши. Он не верит, что когда-нибудь окажется в постели этого странного, чувственного и восхитительного альфы, но все же цепляется за его слова, будто за соломинку.
Тор удерживает его бедра на месте и не дает упасть лишь удерживая зубами за загривок. Локи не чувствует боли, потому что боли нет. Его альфа заботится о его теле и разуме.
Он теряется пальцами в светлых волосах; он дышит через раз, жалобно постанывая. А затем чувствует, как вход растягивается сильнее: это твердый, чувствительный узел набухает в основании.
Он не может сдержаться. Он выплескивается на чужое постельное белье и чувствует, как Тор позади замирает, кончая тоже. А затем отстраняется, не давая узлу расцвести в полную силу. Локи сорвано хрипит, зажмуриваясь.
Они распадаются и откатываются в разные стороны. Несколько минут пытаются привести дыхание в норму.
Первое, что омега говорит:
— Так сложно было потерпеть узел?
И Тор смеётся. Потирает лицо ладонью.
Локи считает это несправедливым. Он позволил этому неотесанному, наглому альфе забрать у него самое, можно сказать дорогое, а тот вместо того, чтобы помочь ему, вместо того, чтобы лишить его этих отвратительных омежьих запахов… Он просто взял и скатился с него.
— Нет, это действительно отвратительно, знаешь. — он приподнимается на руках, отводит с лица прилипшие волосы и, наконец, поднимает глаза на парня. Сердце вновь вздрагивает, начинает биться чуть чаще. У Тора влажная, блестящая от пота кожа и все ещё сильно вздымающаяся грудная клетка. Глаза, на счастье омежьего сердца, прикрыты. — Ты мог бы чуть-чуть подождать, а?.. Мой нюх был бы крайне тебе благодарен. Конечно, тебе меня не понять, но запахи этих текущих по щелчку «мокрушек» отвратительны.
Локи чуть кривится, поднимая волосы одной рукой и удерживая их, а затем садится. На простынь тут же начинает течь прозрачная естественная смазка, и он кривится ещё сильнее. Но все же внутри отлегает: альфа позаботился и натянул защиту.
— Не думал, что ты такой брезгливый, детка. И как только Старк тебя терпит.
Меж его лопаток мягко ударяется картонная упаковка с салфетками, а Локи фыркает. Конечно же, Тор издевается над ним. Неудивительно.
— Это ещё кто кого терпит, ага… — Локи тянется к тумбочке и перехватывает волосы уже давно подмеченной резинкой, и только после вспоминает, что у него была своя. Где-то и когда-то, но, видимо, не сейчас. Затем аккуратно собирает смазку, утирает пот на лице, шее и груди. Между делом говорит: — Между прочим секс был отвратительным. Вот почему я никогда не имел желания найти своего истинного: теперь постоянно буду ходить склизкий, как лягушонок. Брр…
Тор не отвечает. Не издает ни звука. Омега находит своё нижнее белье, выкидывает салфетки в урну у двери и, чуть подумав, все же возвращается к постели. Только теперь мельком смотрит на альфу.
И попадает в ловушку его взгляда. Мгновенно.
Тор смотрит, усмехается, и Локи заливается стыдливым румянцем. Отводит глаза первым.
— Я не знаю, что ты делаешь, но прекрати это. Возможно, все действительно было не так плохо, но меня бесит вся эта гребаная смазка. Там у двери целая лужа, чёрт побери. — он отворачивается, кидает Тору его бельё, чтобы тот, наконец, прикрылся, а затем перехватывает волосы более аккуратно. Забираться назад на кровать не спешит.
— После первой настоящей вязки становится лучше. Ты не хочешь детей, но ты и не на таблетках, так что… Как только разберешься с этим, детка, так сразу.
В его голосе нет злости или обиды. Локи не может не обернуться, когда слышит звук открывающегося окна.
На улице уже начинает светать, а судя по часам на одной из тумбочек до утра осталось меньше двух часов. Тор раздвигает шторы, открывает окно нараспашку и усаживается на ковёр под ним. Подтянув к себе свои же джинсы, достаёт сигареты.
— Слушай… — Локи потирает лицо, вздыхает и, наконец, понимает, что все будет не так уж и просто. Все чувства внутри него перемешаны, будто просыпанные на пол карты. И он бы поднял, да не помнит названия мастей, и ничего не видит, и руки трясутся, и… И ещё куча этих самых «и», честно. — Я не хочу, чтобы появились какие-нибудь недомолвки и…
— Недомолвки? Так вот как это называется, когда изменяешь своему будущему мужу со своим истинным. — Тор прикуривает, поднимает глаза на ошарашенного, выбитого из колеи такой фразой омегу, а затем ухмыляется. Нежно говорит: — Расслабься, детка. Расслабься и прислушайся к себе, наконец. — он хлопает по месту рядом с собой, неспешно выдыхает сигаретный дым, не отрывая от своего омеги взгляда.
— Ты не делаешь всё это проще. — Локи поджимает губы, фыркает и, подойдя, все же опускается около альфы. Дергано и резко забирает у него сигарету, затягивается, тут же закашливаясь.
Тор мягко хлопает его меж лопаток, и Локи кажется, будто ему ставят клеймо принадлежности этой горячей, властной ладонью. Он жестко затягивается вновь.
— Ты… Расскажи мне что-нибудь о себе. — вернув себе и голос, и дыхание, Локи сгибает одну ногу в колене, откидывается на стену позади. Тор прикуривает новую сигарету, замирает, слыша его слова, а затем будто сам себе пожимает плечами. Кивает, откладывая зажигалку.
— Я родом из Австралии, но всю свою жизнь провел тут, в штатах. Долгое время жил в Аризоне, сейчас вот на юг Калифорнии перебрался. Как и тебе, мне уже есть восемнадцать, так что…
Локи кивает, слушая. Перекатывает на языке привкус никотина. Тор продолжает:
— Что до семьи… Родители погибли в автокатастрофе в этом феврале. Ни сестёр, ни братьев нет.
Альфа затягивается сильнее, а Локи всматривается в его профиль. Тоскливо дёргает уголком губ, бормоча:
— Соболезную.
— Да уж… Уже почти три месяца прошло, а я все ещё не знаю, как отвечать на эту фразу. Но мне приятно, что у тебя не слишком черствое сердце, детка. Я ожидал будет хуже.
— Ожидал? — из окна тянет поздневесенней прохладой, и он ежится. Тор, даже не смотря в его сторону, секунду спустя уже тянется к своей толстовке. Поднявшись, Локи быстро выбрасывает потушенный окурок и накидывает чужую теплую кофту. Та длинной ему до середины бедра и ощущается слишком уютно для вещи из чужого гардероба. — Так и думал, что с тобой все не так уж просто…
Локи опускается назад на ковёр и садится ближе к своему альфе, обнимает его за руку, прижимается щекой к плечу. Тор посмеивается и проходится свободной рукой по волосам, аккуратно зажимая в пальцах сигарету.
— Ты у меня уже второй такой, так что можно сказать я тебя насквозь вижу, детка.
— Второй, в смысле, омега?..
— Неа. В смысле истинный.
Локи хочет дернуться, вырвать, убежать, но… Он поднимает глаза и встречается с Тором взглядом. Понимает, что парень не лжет. Понимает, что носиться по комнате и устраивать истерику глупо.
Вздохнув, омега опускает глаза и жмется теснее. Где-то там, в одной из комнат спит его будущий муж-блядь, а здесь, рядом с ним сидит его истинный. Истинный, у которого он уже не первый.
Если бы Локи спросили не сейчас, а намного раньше, лет пять назад, он бы сказал, что его жизнь — что угодно, но не норма. И нормой никогда не будет.
Тор затягивается и шепчет:
— Скажи что-нибудь.
Локи натягивает рукава на костяшки, трет кончик носа и тихо-тихо говорит:
— Смогу я… Смогу я с ним познакомиться?
На самом деле здесь, с Тором, ему проще, потому что не нужно прятаться за долгом и ответственностями. Но в то же время здесь, с Тором, ему неизвестно как себя вести и что говорить, что делать… Хотя, это, эта неизвестность, все же лучше чем что-либо, потому что альфа даже сейчас просто чуть склоняется и целует его в волосы. Локи зажмуривается от теплоты того, что разрастается в груди, а затем слышит:
— Он мёртв, детка. Почти девять месяцев как.
В груди сжимается слишком больно, и он не может открыть глаза. Закусывает губы, по щекам скатываются пара одиноких слезинок.
Локи жмется к Тору сильнее, обнимает его руку и шмыгает носом. Альфа говорит:
— У моего папы была одна особенность. Она передавалась в нашей семье из поколения в поколение, и омегам, и альфам, и даже бетам. Она могла передаться кому угодно, но только одному. Так вот… У моего папы было два истинных. — Тор тушит окурок о внутреннюю сторону крышки пачки от сигарет, а затем щелчком выкидывает его в окно. Пробежавшись пальцами по чёрным, как ночь волосам своего омеги, целует его в макушку вновь. — Одним из его истинных был мой отец. Он был вечным консерватором, суровым человеком традиций, который продолжал дело своей семьи и был очень уважаем во многих кругах. Вторым истинным моего папы был какой-то рок-музыкант. Я никогда его не видел, но папа всегда улыбался, когда начинал рассказывать мне о нем. Он говорил, что тот альфа просто зеркальная противоположность моего отца. Пару лет назад на одном из его концертов произошёл теракт. Папа еле пережил это, но… Я бы сказал, что он ушёл ещё тогда, вслед за своим истинным. Здесь, рядом со мной и моим отцом осталось лишь его тело, которое только и могло, что постоянно прикладываться к бутылке, да развязывать ссоры.
Прохлада разрастается, и Тор встаёт, закрывает окно, подтаскивает одеяло, кутая чуть пригревшегося Локи. Опускаясь назад, он замирает взглядом на высохших дорожках от слез на бледных щеках, затем смотрит в глаза. Осторожно коснувшись острого подбородка, шепчет:
— Ты такой чертовски прекрасный, детка. — а затем целует его. С ненавязчивой нежностью и сладостью. С закрытыми глазами, но не глубоко, не страстно. Чуть отстранившись, Локи распахивает веки и, наконец, видит цвет радужки своего альфы. Благодаря не слишком яркому ночнику, он видит эту сказочную лазурь, видит это голубое-голубое небо. И слышит: — Я так счастлив, что нашёл тебя.
Локи вздыхает, дёргает уголком губ, чтобы улыбнуться. Затем вновь обнимает Тора.
Тот вначале рассказывает о своей семье… О том, как они с отцом боролись с зависимостью папы. О том, как все их усилия продолжали оставаться безнадежными. И о том, как в конце этой зимы он сам обрезал тормоза у машины родителей.
— Со дня на день мне уже должно было исполнится восемнадцать, так что… Я слышал, как на новый год папа шепотом загадал освобождение. Его сердце будто превратилось в кровавое месиво, после смерти истинного, и он уже не мог чувствовать. А отец… Он же понимал его, и тоже чувствовал его боль, и чувствовал свою боль, и я… Я не считаю, что поступил неправильно, потому что могу понять насколько больно им было все эти несколько лет.
Локи коротко кивает и в который раз утирает соленые капли. Он не знает почему, но в груди так колко и остро. Будто бы чувства не его, а его истинного…