========== Первая, она же последняя ==========
1975 год
Забавно и немного по-идиотски жизнь подкидывает тебе козыри.
На зельеварении они с Сириусом играли в карты, пока Слизнорт, или Ананас, как они назвали его между собой, распинался у доски, объясняя состав Амортенции, любовного пойла, от которого, якобы, начисто сносит крышу. Эванс сидела за первой партой и слушала, как пай-девочка, а Джеймс, высунув кончик языка, мастерски срезал все карты Бродяги и время от времени поглядывал поверх игры на спину Эванс. Резинка её лифчика просвечивала сквозь школьную рубашку, Эванс закатала рукава, и Джеймсу одновременно хотелось схватить её под мышками и дернуть за резинку. Он знал, что за такое легко может огрести по роже, но все равно хотелось до чертиков.
Долбанная Амортенция. Наверняка это её пары.
— Ты — осёл, — лениво констатировал это умозаключение Бродяга, в свою очередь равнодушно пялясь в карты.
— Ты — осёл. А я олень, кретин.
— Олень-кретин, — ухмыльнулся Бродяга.
Джеймс носком ботинка поддел его стул. Сириус чуть не грохнулся, точнее, стул грохнулся, а Сириус успел удержаться на ногах, грязно выругался и попытался сунуть Джеймса головой в котел. Ингредиенты, карты и банки-склянки полетели в разные стороны.
Урок прервался. Ананас разнял их, отобрал кучу баллов и вытурил Джеймса в коридор. Сириуса он никогда не выгонял, этот сукин пес был у него в любимчиках.
Правда Джеймс тоже особенно не унывал: выкурив на подоконнике две сигареты подряд, он подождал, пока Ананас выйдет по своим делам и скользнул обратно в класс. В коридоре ему было скучно.
— Осё-ёл! — расцвел Бродяга и раскинул объятия со своей задней парты, куда отправил его Слизнорт в наказание. — Ты соскучился, малыш?
— Утрись, — Джеймс показал ему средний палец, поймал на себе осуждающий зеленый взгляд и немедленно направился в нужном направлении.
То, что Эванс работала сегодня в одиночестве, без своего сопливого напарника, он расценил как знак свыше. Под прожекторами жадных взглядов, ожидающих очередного шоу, Джеймс как ни в чем ни бывало бросил свою сумку на пол у её парты и упал на свободный стул, положив на парту ногу.
— Эванс, — коротко приветствовал он старосту.
— У тебя будут неприятности, — отрезала она, не поднимая на него взгляд и со страшной скоростью шинкуя какой-то корешок. Отсюда ему было видно не только её шею, но ещё и блеск цепочки в вырезе блузки. Джеймс слегка вытянул шею, но тут Лили подняла голову и он быстро улыбнулся.
— Что это ты тут расселся?
— Помогаю тебе, разве не заметно? — он вздохнул, разглядывая её без улыбки.
— Мне не нужны проблемы, ясно? Проваливай.
Джеймс очень медленно убрал ногу со стола, сделал вид, что приподнимается, на самом деле просто переставил стул поближе к ней.
Лили наоборот, отодвинулась, показывая всем, кто время от времени посматривал на них поверх своих котлов, какая она вся из себя терпеливая и вежливая.
Он-то чувствовал, что она рада ему, только в жизни никогда этого не покажет, потому и не уходил.
В общем, он снова подвинулся, она снова отодвинулась, так по-дурацки делая вид, что занимается корнем, который уже впитался в разделочную доску.
Тогда Джеймс поддел ножку её стула так, как только что делал с Бродягой, только не опрокинул её стул, а дернул на себя. Один испуганный вздох — и Эванс крепко прижата к нему.
Сзади кто-то захихикал.
— Ты что делаешь?! — она толкнула его в грудь, но он крепко держал её стул за ножку.
— Ты вкусно пахнешь, Эванс.
Глаза у неё зеленые-презеленые, словно магловский абсент и Джеймс конкретно пьянел от них в эту минуту.
— Я бы тебя съел, честное слово.
Она подняла брови, глядя на него как на шизика и снова попыталась высвободиться.
— Это, что, яблоки? — и он попытался поцеловать её, но она снова пихнула его и уперлась в его левую грудь ладонью, пытаясь сохранить между ними хоть какую-то дистанцию.
Очень осторожно он убрал ногу и выпустил её стул.
— Что тебе от меня надо? — шипела она, сверкая глазищами.
— Мне? По-моему это ты лапаешь меня, — Эванс пришла в ужас и попыталась отдернуть руку, но Джеймс держал крепко. — Тебе нравится делать это, Эванс, признайся? — и он пару раз коротко и быстро сжал её пальцы, как-будто она его тискала.
Лили отдернула руку с таким выражением, словно он был гигантским слизянком и случайно смахнула со стола какую-то скляночку.
— Из-за тебя наш факультет потерял целых десять баллов сегодня! — она все ещё была красная как рак и бешено заправляла волосы за уши, но все же героически взялась за пестик и принялась колотить сушеных жуков в миске. Наверное, представляла, что каждый жук — это Джеймс Поттер. — Тебе хочется, чтобы и меня наказали из-за тебя?
— Мне нравится, когда ты злишься. Ты знаешь, что ты становишься просто секси, когда злишься?
У неё даже уши покраснели и Джеймс весь растекся от удовольствия.
— Ты…если ты сейчас же не свалишь, я тебя заколдую. Понятно? — и она прищурилась. Она всегда щурилась, когда сильно злилась.
На какое-то время он отстал от неё и Лили снова занялась зельем.
Джеймс склонил голову набок, глядя, как она смешивает, толчет, нарезает, сосредоточенно закусив щеку. Волосы упали ей на лицо и шея была так покорно и красиво склонена вниз, что Джеймсу было видно облачко золотистого пушка на ней у самых волос.
— Эванс, ты в курсе, что у тебя щеки как у хомяка? — задумчиво спросил он, подперев голову кулаком.
Лили моргнула и подняла голову. Глаза у неё в этот момент были красивущие, и снова их взгляд ударил ему в голову, словно крепкий алкоголь.
— Чего?
И прежде, чем она успела сообразить, что к чему, он протянул руку и потрепал её по щеке.
Лили шлепнула его по руке, и он засмеялся.
Судя по всему Слизнорт обещал задержаться надолго.
Джеймсу стало скучно. Он положил одну ногу на парту и какое-то время менял цвет своих шнурков, а когда Эванс отлучилась, вымыть руки от сушеного помета пикси, осторожно стащил её палочку.
Вернувшись, она, конечно же, бросилась её искать.
Джеймс помучал её немного и сказал, что вернет палочку, в обмен на обещание никогда не поднимать её на него.
Лили, кипя от ярости, согласилась и он, демонстративно почесывая волосы и глядя в потолок сообщил ей, что она у него под рубашкой, за поясом. И задрал рубашку. Все заржали, увидев палочку, торчащую из-за пояса в самом интересном месте. Эванс сжала губы и под раскаты мужского гогота подняла на Джеймса убийственный взгляд, а потом попыталась схватить палочку, но она застряла. Эванс дернула её еще раз, и еще, и смех только усиливался, а потом она сузила глаза и прошептала, что сейчас использует чары, от которых у Джеймса все хозяйство прыщами пойдет.
Пришлось вернуть ей палочку, но осознание того, где она побывала, и что Эванс теперь держит её в руках, грело Джеймсу душу.
И, если уж говорить начистоту, она тоже вела себя не совсем честно. Сначала прогоняла, а потом, когда зелье надо было помешивать, встала со стула и принялась работать стоя. На Джеймса она обращала внимания не больше, чем на его стул, но работала уж больно странно — то ей надо было потянуться за какой-нибудь баночкой, то чуть присесть, чтобы подкрутить ручки на горелке.
Нет, конечно, всё дело могло быть в том, что она — магла и не привыкла, что некоторые вещи можно приманивать и тушить чарами…но Джеймсу все равно было тяжело просто сидеть и смотреть на все эти танцы, так что он стащил её тетрадку по зельеварению, перелистал, громко бубня припев из песни «Twist and Shout», а потом съехал как можно ниже по стулу, положил раскрытую тетрадку себе на лицо, закрывая вид на Эванс и запел ещё громче.
Наконец-то Лили сдалась и стукнула по столу ладонью.
— Поттер!
Он рассмеялся и на ощупь легонько похлопал её по плечу, но забыл, что она уже не сидит и случайно дотронулся до её груди.
Лили взвилась как ужаленная и замахнулась, чтобы врезать ему по морде, но Джеймс увернулся, тетрадка шлепнулась с его лица на пол и из неё выпала цветная, неподвижная фотография молодого мужчины. Типчик пялился на Джеймса сладкими, но глупыми, как у коровы глазами и так белозубо улыбался, словно они только что с ним лопали клубнику со сливками.
— Это твой парень, Эванс? — спросил Джеймс, помахивая карточкой. Лили попыталась выхватить её, но безуспешно, конечно же.
— Кто, Элвис — мой парень? — она сложила руки на груди и посмотрела на него как на недоумка. Когда она это сделала, в вырезе её блузки показался край белого кружевного лифчика, и Джеймс на секундочку отвлекся.
— А? — спросил он. — Я спросил, он, что — твой парень?
— Элвис?
— Я — Джеймс, Эванс.
— Я помню, Поттер.
— Да или нет?
— К сожалению нет.
— А это ничего, что он выглядит как баба?
— Он не похож на бабу.
— Тебе нравятся парни, похожие на баб, это точно. А почему ты таскаешь его фотку в тетради?
— Это не твоё дело.
— У меня есть твоя фотка, Эванс, — сказал он, согнав с лица улыбку и принимаясь раскачиваться на стуле, так, как это любит делать Сириус.
Надо отдать Эванс должное, она — крепкий орешек. Ничего не сказала. Вот вообще ничего.
— Хочешь знать, что я с ней делаю?
Эванс капнула в зелье какой-то хренью из пузырька, и зелье громко и сердито зашипело.
Она помахала ладошкой, разгоняя хлынувший из котла пар.
— Хочешь знать? — громче повторил Джеймс и со стуком поставил стул на все четыре ножки. На него вдруг накатилась жуткая злоба.
И тут Эванс повернулась к нему с этим ужасным выражением на лице. Девчонки всегда выглядят так, когда знают что-то такое, что парням вообще невдомек.
— Это всего лишь бумажка, Поттер, — она вытерла руки о полотенце. — Главное, что со мной ты этого не сделаешь никогда. Так что нет — мне не интересно.
— Ну и дура! — вспылил Джеймс. — Дура, понятно?! — он вскочил, отпихнул стул, но в тот момент, когда он уже собирался выйти из класса, дверная ручка со скрипом провернулась.
Класс зашевелился, дверь начала открываться, Джеймс оказался в ловушке и ему не осталось ничего другого — он нырнул под парту.
— Ну, как у вас успехи? Вы, я вижу, уже закончили зелье, мисс Эванс? — голос преподавателя вдруг прогудел прямо над Джеймсом и тут Ананас наступил ему прямо на кончик мизинца.
Джеймс чуть не заорал в голос, метнулся в сторону и с размаху треснулся башкой о ножку стола. Сверху что-то с силой ударилось о столешницу — похоже котел соскочил с подставки над горелкой.
— Осторожнее. Мисс Эванс! — воскликнул Слизнорт.
Откуда-то с задней парты раздался сиплый кашель — похоже Бродяга уже подыхал там со смеху.
Эванс извинилась и начала отвечать, но как-только Джеймс немного расслабился, она вдруг сильно врезала ему коленкой по хребту.
Мол, сиди смирно, идиот, да.
Джеймс от боли и обиды чуть не скончался под этим долбанным столом и уже хотел было переползти под другую парту, раз уж Эванс сегодня такая психованная, но тут увидел кое-что, что заставило его передумать.
А именно — её ноги.
И он вдруг понял, что если не сделает этого сейчас — будет жалеть всю жизнь.
Поэтому, не раздумывая ни секунды, схватил Эванс за тощую щиколотку.
Эванс подавилась каким-то определением, но быстро взяла себя в руки и снова заговорила, правда голос её звучал выше, чем прежде:
— …т-таким образом сочетание этих к-компонентов при высокой температуре может привести к загустению с-с-состава и окислению стенок к-котла, — звенел над Джеймсом её голос, пока он, улыбаясь, самозабвенно гладил её по ноге. — Но если зелье вовремя ох…охладить…
Джеймс улыбнулся ещё шире и снова провел пальцами по её бедру. Нога над черным школьным чулком покрылась мурашками. Он распластал пятерню, запустив её прямо под черную школьную юбку, чуть пожал нежное, теплое бедро, а потом резво потянулся к нему и поцеловал.
Голос Эванс оборвался как струна, секунда звенящей тишины и она врезала ему коленкой по морде.
Нос хрустнул так, что из глаз сноп искр хлынул, а по губам и подбородку побежала кровь.
Джеймс заругался так громко и отчаянно, что не спаси его в эту минуту удар колокола — все узнали бы о том, что происходило под партой.
Так или иначе, Ананас поставил Эванс пятерку, дал домашнее задание и ушел, класс, галдя и с грохотом отодвигая стулья начал собираться, а Джеймс выполз из своего укрытия.
Правда, он не то, что сказать, но и увидеть ничего не успел, потому что едва он поднял голову, на неё вдруг обрушилась масса ледяной воды.
На секунду смех и голоса в классе стихли и воцарилась абсолютная тишина.
Эванс с размаху грохнула пустой котел на подставку.
— Это чтобы ты немного остыл! — крикнула она и голос её сорвался, и впрямь как случайно дернувшаяся струна. — Козел!
С этими словами Эванс вылетела из-за парты, случайно, или нет огрев его по макушке сумкой с учебниками и уже через секунду дверь оглушительно захлопнулась.
Подвывая от смеха, Сириус сначала как следует прошелся по его навыкам соблазнителя, а потом, с третьей попытки вернул его нос в изначальное положение.
И хотя нос потом болел целый день, Джеймс старался дышать очень глубоко, потому что весь он, вся его одежда и волосы пропахли ароматом яблок и меда, который он так часто пытался поймать в их общей комнате.
А Эванс сидела на своей первой парте как приклеенная и всё время поглядывала на него, когда думала, что он не видит.