Бывают моменты, когда мне становится страшно до тошноты.
Мы ведь, бесстрашные, ужасные лицемеры, так что от эрудитов не слишком-то и отличаемся. Впрочем, разница между нами всё же есть, она и определяет наши сущности: эрудиты врут всем другим фракциям, мы — самим себе. В нас нет страха? Как бы ни так. В каждом из нас его столько, что на пятнадцать томов страшных историй хватит или на один, но мощный сердечный приступ — такой, чтобы уже и второй не понадобился. Среди нас нет ни одного, кто не просыпался бы по ночам от кошмаров — и нет разницы между неофитами и опытными бесстрашными. Последние только признаться боятся куда сильнее, чем первые — они-то лицо и уважение потерять могут. Не за то, что боятся; за то, что не нашли в себе сил это скрыть от остальных.
Все эти чертовы симуляции призваны не искоренить наши страхи — нет, они призваны научить нас в стрессовых ситуациях брать себя в руки и думать головой. Смешно ведь звучат эти слова в исполнении бесстрашной: «думать головой»? Но если ты можешь подавить свои эмоции в самый ужасный для тебя момент, то во все остальные уже сделаешь то, что нужно, с легкостью. А сами страхи никуда не деваются. Даже если со временени перестают пускать твое сердце галопом, то на их месте моментально появляются новые — и с этими, как правило, бороться куда сложнее.
Эрик стал моим новым кошмаром совсем недавно. Пожалуй, большинство из тех, кто прошел подготовку под его «заботливым» крылом, смеяться не стали бы — он вызывал ужас у многих самим своим присутствием. Кристина, например, не раз просыпалась посреди ночи с криком и будила своих соседей по комнате; спустя несколько таких ночей, когда я резко подскакивала на кровати, а затем долго не могла уснуть, зарабатывая себе головную боль и вялость на утро, я всё же не выдержала и выпытала, что же ей такого снится, что она просыпается вся в поту. Ответ тогда заставил меня недоуменно вскинуть брови: «Эрик». Несомненно, лидер Бесстрашия тоже не вызывал во мне желания погладить его по головке и спеть колыбельную на ночь (откровенно говоря, единственное желание, которое он во мне вызывал — это медленно и с особой жестокостью бить его головой о стену, окрашивая побелку в темно-бордовый цвет), но, тем не менее, первобытный ужас при его виде внутри меня не появлялся.
— Мне снится, что он бьет меня раз за разом, заставляя отрабатывать блоки, а я не могу. А потом встает, брезгливо руки вытирает от моей крови, бросает эту тряпку мне на лицо и говорит: «Таким как ты нет места в Бесстрашии. Убирайся к своим отбросам-бесфракционникам», — шептала Крис, густо краснея от проявления собственной слабости. Я её не винила. Сама помнила Эрика, когда Молли избивала меня на его глазах — тогда в его взгляде было не равнодушие, нет! Он наслаждался картиной, которая разворачивалась перед ним, и презирал сухаря, который изо всех сил пытался подняться и не мог.
Я опасалась Эрика, но никогда по-настоящему его не боялась; так, скорее, стороной обходишь хищного зверя — знаешь, что одно неосторожное движение, и может броситься, так что следует быть максимально незаметной и вести себя спокойно.
Я не боялась его тогда, когда он заставил меня встать живой мишенью лицом к несущимся ножам. Не боялась тогда, когда в самом начале обучения он наставил на меня пистолет, взбешенный тем, что я не могу попасть ни в одну цель. Не боялась даже тогда, когда он почти сбросил Крис с мостика — меня сбросил бы с куда большим удовольствием, думаю, причем за малейшую провинность. Но я сжимала зубы и не замечала его презрения и, черт возьми, едва ли ни ненависти, хотя и не могла найти причин подобного отношения.
Эрик наблюдал за мной — я это знала. Он наблюдал за всеми неофитами, хотя мы, вообще-то, находились под опекой Фора, но почему-то именно я была под его пристальным вниманием. Может, он просто ненавидел бывших отреченных. Может, я удостоилась такой чести, потому что прыгнула первой — хрупкая девчонка и не урожденная бесстрашная. Может, он просто был геем.
Он появился в моих кошмарах в тот же день, когда я убедилась в ошибочности последнего предположения. Эрик нагнал меня в коридоре, когда я спешила на ужин и явно опаздывала — задержалась в Яме, отрабатывая с Фором захват-треугольник.
— Тебя можно поздравить, Сухарь? Ты прошла на следующий уровень и, наконец-то, начала зарабатывать баллы. Хотя вряд ли этого хватит, чтобы остаться среди нас, — насмешливо бросил он, поравнявшись со мной и продолжая идти плечом к плечу.
Я постаралась выглядеть равнодушной, но вряд ли получилось достаточно хорошо:
— Я стараюсь. — До столовой оставалось совсем немного, так что я уже предчувствовала миг, когда этот разговор завершиться.
— Мне только интересно, — Эрик чуть ускорил шаг, приноравливаясь к моему ритму, а затем вдруг, зажав мне рот, впечатал в стену. До заветного поворота, который бы вывел в общий коридор, а затем и в столовую, мы не дошли метра два. Я испуганно вытаращила на него глаза, не понимая, что происходит. Эрик, прижимающий меня к стене, не вязался ни с одной разумной мыслью в голове. Между тем он наклонился слишком близко, вдавливаясь в меня всем телом, отчего дышать стало тяжело. Я постаралась оттолкнуть его, но он с легкостью перехватил мои ладони и прижал их над моей головой, заодно освободив и рот. Вот только кричать я не стала — слишком уж была шокирована происходящим. А он зарылся носом в волосы и прошептал над самым ухом: — Что же в тебе нашел Фор, что так оберегает тебя?
— Он не оберегает меня. Просто учит, — выдохнула я, стараясь двигаться как можно меньше, чтобы не елозить по его прижавшемуся телу — в идеале было бы слиться со стеной, но это, увы, невозможно.
Эрик передвинул лицо в сторону и уперся лбом в мой лоб, отчего его губы оказались прямо напротив моих. Смотреть было некуда, так что я уставилась прямо в глаза, карие и совершенно не теплые, с расширившимися зрачками.
— В это слабо верится. Человек, который прославился таким малым количеством страхов, учит тебя, которая справляется с ними в рекордное время. Я же видел результаты, Трис. — От звучания собственного имени вместо привычного «сухарь» я даже забыла о рвотном рефлексе, который возник в тот же миг, когда Эрик заговорил и его дыхание накрыло мои губы. — Так что в тебе особенного?
— Ничего, — испуганно пискнула я, вызвав у мужчины лишь презрительную усмешку. Он медленно провел носом по скуле, демонстративно вдыхая в себя мой запах, прочертил им полоску до уха, а затем и шеи, где я вдруг ощутила влажные губы, чувственно обхватившие кожу там, где под ней бился пульс. От этого поцелуя я мигом забыла про то, как занемели сдавленные, словно в тиски, запястья и как плотно мы прижаты друг другу, и начала дергаться, стараясь получить хоть немного свободы. От этого я только лучше чувствовала его тело, чуть ли не слившееся с моим, и отчаянно покраснела, услышав смешок над ухом, а затем и то, как Эрик едва ощутимо прикусил мочку и потянул на себя, прежде чем выдохнуть:
— Кажется, я понял.
Он отпустил мои руки, оттолкнулся от стены и, ухмыляясь чему-то, двинулся в сторону столовой, оставляя меня стоять, потирать запястья и ждать, пока моё сердце прекратит попытки пробить грудную клетку. В тот день Эрик стал еще одним моим страхом.
Эту ночь я долго не могла уснуть. Вертелась в кровати, слушая сопение других неофитов, и не могла отделаться от ощущения, что руки лидера Бесстрашия всё еще сдерживают мои мощным кольцом. Я долго простояла под холодным душем, почти до крови растерла запястья жесткой мочалкой, но всё еще чувствовала его пальцы прямо над своим бьющимся пульсом. Кожа в том месте, где он прикоснулся губами, горела, хотя я проверяла — не осталось ни следа. Может, он отраву какую выделяет, которая сразу сквозь поры проникает в организм? В ту ночь я мечтала лишь о том, чтобы яд этот оказался смертельным. Но хуже всего было в те мгновения, когда я всё-таки пыталась закрыть глаза. Эрик появлялся в моем сознании — такой реалистичный, что с ума можно сойти, что прикоснуться, казалось, можно — и медленно, удивительно грациозно приближался ко мне. Я пятилась, пока не упиралась в стену, а он уже знакомым движением перехватывал мои запястья, чтобы прижать к кладке над моей головой.
— Кажется, я понял, Трис. — «Трис» в его исполнении звучало шипяще, словно и не человек он, а змей. И скользкий, острый под стать змее язык, медленно провел дорожку от подбородка по шее до ключиц и ниже, в разрез обычной черной майки, как носят все вокруг, оказавшейся вдруг чересчур откровенной. Одна его рука всё еще держала меня за запястья, вторая же медленно скользила по ребрам, вызывая почему-то желание не смеяться, как в детстве, а часто-часто дышать.
Его пальцы казались холодными, когда он достиг края майки и провел по бледной коже вдоль пояса штанов. От этого на теле мурашки начинали отбивать чечетку, но холод внизу живота резко контрастировал с жаром его губ, неспешно, лениво ласкающих скулы. От этого контраста хотелось бежать, но ноги предательски подгибались, и мне вдруг показалось, что если он сейчас и отпустит, то я просто упаду на пол, словно мешок картошки. И Эрик, кажется, это тоже понимал — он усмехался мне прямо в губы, но я чувствовала кожей лишь холодную сережку, смешанную с теплотой дыхания. Его пальцы умело, почти незаметно расстегнули пуговицу штанов, а потом скользнули внутрь, успешно минуя тонкую ткань трусов, когда я резко вскочила на кровати и постаралась отдышаться. За окном светало, а я понимала, что больше просто не смогу сомкнуть глаз.
Тори всё еще не спала — только отпустила последнего клиента и теперь собиралась отдохнуть, когда я постучалась в её дверь. Она распахнула её, явно ожидая увидеть кого-нибудь из подвыпивших бесстрашных и послать куда подальше, но при виде меня её лицо смягчилось. Девушка сделала шаг в сторону, пропуская меня в просторную комнату, увешанную эскизами татуировок. Когда я была здесь впервые, глаза разбегались от обилия всей этой красоты — теперь, правда, тоже ничего не изменилось. Тори провела меня в свой маленький кабинет и усадила на стул, впихнув в руки стакан с чем-то пахнущим крепче обычного чая. Она сразу поняла, что я явилась вместе с рассветом не ради нового рисунка на теле.
— Что стряслось?
Я хлебнула для храбрости и тут же скривилась — к алкоголю я всё еще не привыкла, ведь в Отречении его не было, хотя, попав в Бесстрашие, я уже пробовала его пару раз.
— Меня пугает Эрик.
Тори понимающе усмехнулась и плеснула янтарной жидкости и себе.
— Понимаю. Он многих пугает.
— Нет, не понимаешь. Он… — Я знала, как сказать о том, что меня действительно ужасает. Но выговориться мне нужно было, а Тори была единственной, кому я могла рассказать. Даже Крис не поняла бы меня. Но в Отречении было не принято говорить о таких вещах, потому я долго не могла подобрать слов. — Недавно он прижал меня к стене возле столовой.
— Он любит девушек-неофитов. А ты красавица. Неудивительно, что ты привлекла его внимание. Да еще и Фор тобой интересуется, а они давние соперники. — Тори, видимо, и правда не видела всего трагизма ситуации. А я не знала, как объяснить ей, что со мной происходит. — Ты боишься, что это может повториться и зайти куда дальше?
Она наклонилась ко мне, и мы оказались лицом к лицу. Глядя в её искренние и полные заботы карие глаза было легче сказать то, что прежде я никак не могла сформулировать:
— Я боюсь, что если это повторится и зайдет дальше, мне понравится.
Тори понимающе улыбнулась и взъерошила мне волосы. Я чуть скривилась от такого покровительственного жеста, но не стала акцентировать на нём внимание — в конце концов, она готова меня слушать и давать советы. Даже если они мне не нравятся.
— Это и есть твой страх?
— Да. Скорее всего, он появится в симуляторе. А я не хочу, чтобы Фор это видел.
Вырвалось. Искренне, прямо, до тошноты остро. Тори чуть усмехнулась, как умеют лишь бесстрашные — весело и, одновременно, с насмешкой над всем миром. У правдолюбов и эрудитов вместо таких улыбок — горделивые ухмылки, стремящиеся тебя унизить и поставить на место. В Дружелюбии и Отречении вообще не принято так усмехаться — в моей родной фракции даже смеяться громко не принято, если уж говорить откровенно.
— Ты будешь бояться этого, пока не преодолеешь.
— Как?
— Как преодолеть страх высоты? Подняться на самый верх и не спускаться, пока не станет плевать на сотни метров под ногами. Страх воды? Лежи в ней, пока практически не растворишься. Страх замкнутого пространства? Проведи неделю в маленькой комнатке без окон и, если не сойдешь с ума, справишься. Любая борьба со страхом граничит с безумием. — Видя непонимание в моем взгляде, Тори закатила глаза и объяснила более доступно: — Если боишься получить удовольствие с Эриком, переспи с ним. И либо тебе не понравится, либо всё же понравится, но страх перед неизвестностью ты преодолеешь.
Я вспыхнула, словно сухая спичка, которой чиркнули об серу. То, что предлагала Тори, не лезло ни в какие рамки. Переспать с Эриком и забыть? Я так не могла. Может, на то они и бесстрашные, чтобы не бояться ничего, но я во мне всё еще жив сухарь, для которого и разговор подобный кажется дикостью.
— Спасибо. Я, пожалуй, пойду, — пробормотала я и поспешила прочь, прежде чем девушка, однажды спасшая меня, не потащила на дно со своими идеями.
В столовой во время завтрака было как обычно людно. Я опустилась возле Крис и протянула руку за тостами.
— Где ты была утром? — подруга доедала четвертый кекс и, кажется, не собиралась останавливаться на достигнутом.
— С Тори виделась.
— Видимо, хорошо виделась, — хихикнула она, втягивая воздух поглубже, и я сообразила, что от меня, наверное, пахнет алкоголем. Прежде я не опускалась до того, чтобы заливать свои слабости. — В любом случае, нам скоро на симуляцию. Лучше выпей кофе, — она подтолкнула ко мне кофейник, но её последних слов я не слышала. О симуляции я совершенно забыла, но я просто не могла позволить Фору увидеть то, что творилось в моей голове. Я лихорадочно соображала, что же предпринять, когда Крис толкнула меня локтем: — Ты чего застыла? Говорю, времени…
Моя подруга осеклась и вжала голову в плечи, явно стараясь выглядеть меньше. Я с недоумением обернулась на неё, а затем проследила за взглядом, чтобы заметить вошедшего в столовую Эрика. Во рту предательски пересохло, а все мысли слились с отчаянной барабанной дробью в моей голове. Лидер Бесстрашных даже не повернул головы. Он сел на свое обычное место и принялся завтракать, пока я пыталась вспомнить, как дышать.
— Передай Фору, что я себя плохо чувствую, — хрипло пробормотала я и едва ли не бегом бросилась из столовой.
Половину дня я пролежала на своей кровати в общей спальне, а затем, не в силах ни уснуть, ни успокоиться, потуже зашнуровала ботинки и побрела в Яму. Сейчас там было почти пусто: старшие бесстрашные на патрулировании или еще где, неофиты — на симуляциях. Я раз за разом била тяжеленную грушу, отрабатывая удары, когда за спиной послышался знакомый голос:
— Крис сказала, ты плохо себя чувствуешь. Тебе стало легче?
Я обернулась и взглянула в полные волнения глаза Фора. Он замер в полуметре, скрестив руки на груди и всем своим видом выражая недовольство моим прогулом, но ему не хватало актерского мастерства, чтобы скрыть прорывающиеся переживания. За меня. Это показалось мне таким подлым с моей стороны, что я отвернулась и со всей силы ударила грушу, едва не вывихнув кисть.
— Выбиваю из себя эту дурь.
Фор положил свои руки мне на плечи и заставил прекратить сыпать ударами, и обернуться.
— Тебе правда лучше? Может, стоит отлежаться? Мы бесстрашные, Трис, но не бессмертные. — Его «Трис» было теплым и воздушным, а моё сердце сжалось от боли, которую я могу причинить. Действиями, мыслями — любым способом. Мне едва удалось сдержать слезы.
— Мне правда лучше. Но спасибо за поддержку.
Мне хотелось бежать как можно дальше, но Фор так и не отпустил мои плечи и не дал совершить самый трусливый в моей жизни шаг.
— Ты в порядке?
Я слабо улыбнулась, рассматривая его волевое красивое лицо. Теплые руки так удачно грели озябшие плечи — в Яме всегда прохладно.
— Да, всё хорошо. Пожалуй, ты прав, мне просто нужно отлежаться. Завтра буду лучше всех.