На нем был черный свитер с высоким горлом. К слову, черные свитера так хорошо сидели далеко не на всех людях (даже на мне не так удачно), так что мысленно я поставил галочку напротив еще одного пункта в своем списке. Волосы, в отличие от меня, он не укладывал, за что ему спасибо, потому что представлять его с зализанной прической было не самой моей лучшей идеей. Длинные ноги он вытянул вперед, будто они не помещались за столиком. И чем дольше я на него смотрел, тем больше я замечал, что длинными у него, кажется, были не только ноги, но и все остальное: длинные мелко дрожащие пальцы, крепко сжимающие стакан кофе, длинные руки, длинная шея, длинное тело. Я мог предположить, что и достоинство у него такое же длинное, но вместо этого только цокнул языком, наблюдая, как парень смял в руке стакан, расплескав незначительные остатки латте, поднялся из-за стола, взяв гитару, и быстрым шагом направился прямиком к двери.
Я опустил взгляд на книгу в своих руках и закрыл ее, откладывая на столик. Все, что я знал о своем парне, ограничивалось его ростом (навскидку где-то 190-195 см) и тем, что он все-таки не американец. И это меня несколько расстраивало, потому что я до сих пор не смог даже прозвище ему придумать. Я перевел взгляд на свой недопитый латте, и в тот момент меня осенило. Я вскочил из-за стола, метнувшись в сторону того места, где пару минут назад сидел парень, быстро расправил стакан, читая, к счастью, не до конца растертое имя, написанное черным маркером. Илья. Я облизнул губы, мысленно произнося это имя еще раз. Затем одними губами, а после шепотом, чтобы точно расслышать, как это звучит. Я тихо засмеялся, выпрямившись. Илья, значит. Насколько хватало моих познаний, это было русское имя, кажется, я даже слышал его в каком-то фильме. Значит, мой парень был еще и русским? Какое интересное сочетание.
Я поставил стакан на место, отряхивая пальцы от остатков кофе, и только сейчас понял, что те немногочисленные посетители кафе, сидящие за своими столиками, сейчас с недоумением смотрели на меня. Или с неприязнью. Не мог сказать точно. Но, по правде говоря, я в какой-то степени понимал их. Я бы тоже так отреагировал на их месте.
Поправив рукава свитера, я вернулся за своими вещами, чтобы как можно скорее покинуть помещение, благополучно якобы забыв книгу на столе. Надеюсь, кому-нибудь она понадобится больше, чем мне.
Шансов найти так называемого Илью в тумане было мало, потому я решил добраться до работы. И пока я шел, я хаотически вспоминал, нет ли у меня знакомых, работающих в информбюро или хотя бы тех, которые могли бы знать его. Знать одного конкретного человека, о котором мне известно только имя и внешность, в огромном Нью-Йорке – это было бы что-то из разряда фантастики. И в такие моменты я жутко жалел, что я нахожусь в реальном мире. И в то же время это возбуждало во мне интерес. Тот самый интерес, который мог расшевелить меня и превратить мои унылые будни, проходившие по плану «завтрак дома – завтрак в кафе – ругань с Томом – бессмысленное щелканье клавишами за компьютером – дом – ужин – сон», во что-то стоящее. Мне оставалась самая малость – узнать хотя бы фамилию этого парня, и дело пойдет на лад. Или хотя бы найти его страницу на фейсбуке.
Боже, храни интернет.
Найти страницу некого Ильи в одной из самых крупных социальных сетей было, мягко говоря, сложно. И дело не в том, что в поиске мне выдали более трех с половиной сотен одних только жителей Нью-Йорка с таким именем (не так уж и много, справедливости ради). Дело в том, что я не был до конца уверен в том, что мой парень мог вообще сидеть в интернете. Я ни разу не видел его ни с телефоном, ни с планшетом, ни с какой-либо техникой вообще. Я даже не был до конца уверен в том, что он русский (хотя гугл сказал мне, что Илья это все же русское имя). Кто знает, вдруг его родители были любителями экзотики? Если мое имя Наполеон, это не значит, что я француз. Более того, у меня нет ни одного француза в роду. Но у Ильи был акцент, пусть и незаметный, он при мне говорил на, предположительно, русском языке.
Также вполне могло оказаться, что даже если Илья сидит на фейсбуке, на его странице может попросту не оказаться фотографий. Такое, как мне казалось, было бы вполне в его стиле. Он выглядит достаточно замкнутым. С другой стороны, могло оказаться так, что он сидит не от своего имени. Словом, проблем было слишком много.
Я сидел, закрывшись на все замки, в своей квартире и медленно пролистывал страницу каждого Ильи, которого мог найти. Не спасал положение даже фильтр по городам и стране. Отсеивались только те, у кого на странице были свои фотографии. И, глядя на них, я не без удовольствия отмечал, что мой парень среди них всех выглядел крайне привлекательно. Даже будучи вечно хмурым и мрачным.
И каково же было мое удивление, когда я увидел практически в самом низу знакомое лицо. На эту страницу он не заходил несколько месяцев и, как мне казалось, забросил в первый же день создания. Всего одна фотография (качество которой, к слову, хромало): расслабленное лицо, опущенные уголки рта, короткая щетина. Илью нельзя было назвать писанным красавцем, но он определенно выглядел довольно-таки привлекательно. Даже через низкое качество фотографии мне удалось разглядеть, что глаза у него голубые. Кажется, оттенок между голубым и серым, как небо перед дождем. Что, конечно же, прибавило ему очков.
Я откинулся на спину, читая его имя и фамилию снова. Илья Курякин. Несомненно, русский. Я дотянулся до блокнота и щелкнул ручкой. Блокнот, который должен был в моих мечтаниях быть тем, во что я бы записывал отрывки из интервью, в настоящей жизни служил подставкой под кружку. Ту самую кружку с черным котом, которую мне подарила на День рождения одногруппница на первом курсе. К слову, с ней я потом переспал. С одногруппницей, а не с кружкой, разумеется.
Я щелкнул ручкой снова и опустил взгляд. Прошла всего пара минут, и лист молочного цвета с тонкими серыми линиями был на треть исписан всеми моими знаниями о своем парне: голубые глаза, русые волосы, шрам на правом виске, гитара, с которой он ходит всюду, но никогда не играет, имя, фамилия, происхождение и дата рождения. Младше меня на несколько месяцев. Любимые фильмы – «Криминальное чтиво» и «Собачье сердце», слушает преимущественно кантри и ретро, имена исполнителей которых я периодически находил на пластинках возле стойки с DVD-дисками, а также пару человек, о которых я никогда ничего не слышал. В целом Илья выглядел как полная моя противоположность, что не могло не заставлять меня продолжать рыться в его личности еще больше.
Я щелкнул ручкой еще несколько раз и посмотрел на открытую, практически пустую страницу. Какая все-таки хорошая штука этот интернет. Столько информации о человеке и всего за несколько секунд. Ну, не считая несколько часов поиска страницы.
Я не знал точно, много ли в Нью-Йорке русских, но фамилию, по крайней мере, я слышал впервые, так что, возможно, у меня были шансы найти его через…
– Да, Кэтрин, добрый вечер. Ты узнала меня? Наполеон Соло, мы в одной группе были, – Кэтрин Дэй, уроженка Техаса, боевая девушка, связавшая свою жизнь с информацией. В полиции ее могли бы использовать как первоклассную ищейку, если бы она согласилась на них работать. К слову, с ней я тоже переспал. – Тут такое дело, я пишу статью и мне нужно узнать адрес и место работы одного человека. Выручишь?
– Да-а, Соло, как же тебя не помнить. Помочь? А как насчет пойти знаешь куда? Ты вообще знаешь, чт—
Окей. Придется искать самому. Наверное, глупо было звонить своей бывшей. Некоторые люди просто уверены, что если ты с ними переспал, то обязан жениться и тому подобное. И, по правде говоря, я их не осуждаю. Я бы тоже вышел замуж за себя.
Я потер глаза и посмотрел на часы. Уже десять вечера, на компьютере еще не дописанная статья для моей собственной колонки, которую мне доверили, как, наверное, самому болтливому из редакции. Ну, или самому косячному, раз я не мог взять ни одно интервью, не облажавшись хоть в чем-то. Вообще, я и сам не знал, зачем писал туда что-то. С большим успехом я мог бы создать свой блог или, на крайний случай, аккаунт в твиттере и писать туда свое невероятно важное мнение. Так у меня хотя бы были шансы найти своего читателя. Но тогда бы мне, конечно, никто не платил денег, а это, позвольте сказать, немаловажно.
В основном я писал откровенную чушь. Рассуждал о музыке, о последних вышедших в кинотеатрах фильмах, периодически писал о том, что забавного увидел на улице (в большинстве случаев приукрашивая или вовсе выдумывая, чтобы было хоть немного интереснее). Том когда-то тщательно следил за моей колонкой, а теперь мне достаточно было просто показать ему, что у меня что-то написано. Я мог написать «мой редактор редчайшая сука», и мне ничего бы не было просто потому, что ему было бы лень прочитать. И после такого мы еще удивляемся, почему нас никто не читает.
Я в очередной раз писал о фильме, сюжет которого в тот момент был крайне модным, особенно среди подростков. Тут тебе и любовь, и дружба, и вражда, и какая-то чушь о вселенском предназначении и о том, что каждый человек уникален. Одним словом, идеальный фильм для того, чтобы на нем уснуть. Что я, в принципе, и сделал на сеансе. И теперь я не помнил ни черта, кроме того, что девушка была особенной и должна была спасти мир, а надо было хоть что-нибудь написать. Невероятно интересно.
Я со вздохом вытянул ноги вперед, сжимая в зубах ручку, но почти сразу ее выплюнул, почувствовав на языке вкус чернил.
– Сука, – все пальцы были в синей пасте и лицо, уверен, тоже. Мораль: никогда не покупайте дешевые ручки в сомнительных магазинах.
На то, чтобы отмыться от пасты, мне потребовалось десять минут. Еще три минуты на то, чтобы заклеить свежий порез на пальце, оставленный мною же, пластырем. Пятнадцать, чтобы постоять, опершись лбом о зеркало, пять, чтобы слабо им о него побиться. И еще две, чтобы вернуться к своему рабочему месту и упасть лицом в стол.
Теперь мне придется искать работу или дом Ильи самостоятельно. Это напоминало мне первый год работы в «Нью Ньюс». Тогда я, юный и активный, бегал за тем, у кого можно было взять интервью, пока не спотыкался, не проливал на себя чужой кофе, не разбивал вазу, не убегал от охранного пса во дворе потенциального клиента или не попадал под колеса машины (ребра не сломаны, ходить могу, что уже плюс). Только здесь разница была в том, что мне не надо было трясти из него интервью или хотя бы привлекать внимание. Напротив, мне стоит быть максимально незаметным. А с этим, благо, у меня проблем не было, и опыт имелся.
В детстве я часто подворовывал, что скрывать. Не из-за нехватки денег, не из-за адреналина. А просто из-за того, что мне хотелось. Я видел вещь, хватал ее, прятал и уходил, словно ничего не случилось. К шестнадцати годам вся моя комната была завалена трофеями: здесь были и зубные щетки, и миниатюрные статуэтки различных животных, и шампунь для мытья собак, и солонки (три штуки) из кафе «Берег», и детские кроссовки. Словом, все, что я мог уместить в свой карман. В студенческие годы я думал, что у меня определенно клептомания. Предполагал это, пока засовывал в карман куртки дешевый телефон, мастерски вынося его из салона. Предполагал, пока аккуратно откреплял магнит «анти-кража» от джинсов с потертостями на коленях. И был почти уверен в этом, когда стащил пленочный фотоаппарат Canon. Это не так уж и сложно, если наловчиться. Заранее маскируешься (сойдет любой парик более-менее приличного качества), берешь нужную тебе вещь, отвлекаешь продавцов, устанавливая будильники на всех телефонах, находишь «слепую» зону камер наблюдения (предварительно убеждаясь в их наличии и определяя расположение), быстро кладешь в сумку, неторопливо уходишь, не привлекая внимания, а потом валишь как можно дальше. И – вуаля – теперь у тебя есть бесплатная аппаратура.
Наверное, я ужасный человек. Я думал об этом каждый раз, проходя мимо магазинов, из которых что-либо стащил. Я думал о том, что из-за таких как я людям сокращали зарплаты и устраивали выговоры. Я думал о том, что из-за меня увольняли людей. И меня совсем не мучала совесть.
Завязал я с воровством примерно четыре года назад, когда впервые попался. Хотел украсть себе термос, потому что мой стал протекать, но меня буквально схватили за руку. Я отделался штрафом, но больше желания появляться в том магазине не было. И постепенно моя, видимо, клептомания сошла на нет.
Однако теперь вся моя ловкость рук могла мне очень помочь. И теперь главным было не попасться.
По правде говоря, преследовать мне еще никого не приходилось. По крайней мере, тайно точно. Бегать за директором компании по производству мебели, который был замечен с бывшей порно-актрисой, это одно. А красться за парнем от самого Центрального парка до окраины Нью-Йорка и оставаться при этом не замеченным и не подозрительным – это уже несколько сложнее. Особенно если этот самый парень выше и явно сильнее тебя, и в случае чего ты с легкостью сможешь попрощаться со своими зубами, на отбеливание которых каждые полгода тратишь 200$.
Вопреки всем моим ожиданиям, Илья жил не в старых постройках, в которых обычно выдавали квартиры или пожилым, или студентам за сущие гроши, и даже не в полуразваленной многоэтажке, которую должны были снести в ближайшие пару месяцев. Илья жил в одном из тех небольших домов, находящихся всего в ста метрах от железнодорожных путей. Помнится, в свое время я подумывал поселиться тут, поскольку цена была ну очень уж приятной. Но в последний момент я передумал, решив, что, во-первых, слишком далеко от работы, во-вторых, я не смогу жить с постоянной головной болью от не прекращаемого шума поездов. Но моего парня это, видимо, совсем не смущало.
Его дом ничем не выделялся на фоне других, стоящих в нескольких метрах дальше его и огражденных заборами. Светло-серый малопривлекательный фасад, крыша с (как мне в полутьме показалось) темно-бордовой черепицей, невысокий забор (через который, к слову, очень удобно перелезать) и, кажется, небольшой сад на заднем дворе. Я представил, как по выходным Илья жарил там барбекю, пока из дома доносился мелодичный голос Джима Моррисона: «Привет, я люблю тебя, не подскажешь, как тебя зовут? Привет, я люблю тебя, не позволишь присоединиться к твоей игре?»
Я смотрел, как Илья скрылся за дверью своего дома, и через минуту в окнах первого этажа зажегся свет. А я все продолжал смотреть, думая, что же мне делать теперь, зная, где живет мой парень. Я был достаточно близок к нему, хотя знал его не больше месяца. Конечно, план, возникший в моей голове минутой позже, был предельно ясным. Но от одной мысли о том, чтобы продолжить слежку за Ильей, у меня учащалось сердцебиение. Это все больше и больше походило на один из триллеров, которые мне как-то довелось увидеть, и я, подавляя восторг от собственного воображения, облизнул губы, вытащил телефон и сфотографировал дом с нескольких ракурсов. Моя идея казалась мне самым ненормальным и одновременно лучшим, что могло выдать мое сознание. Я развернулся и направился в сторону ближайшей остановки. Мне не терпелось приступить, хоть я и понимал, что торопиться не стоит.
Я читал статью, написанную мной же, скептически вскинув бровь, и думал о том, что я полная бездарность. Ну какой придурок будет распинаться о фильме, о котором сказали все уже все кому не лень? Неужели он и вправду думал, что хоть одной живой душе будет интересно читать то, что они уже слышали в интернете тысячу раз? Я с тяжелым вздохом бросил новый выпуск «Нью Ньюс» на стол перед собой и допил кофе. Разнообразия ради я купил капучино и, честно говоря, особой разницы с латте не заметил. Не знаю, может быть, у меня что-то не то с вкусовыми факторами, или Матильда и впрямь была неспособна ни на что, кроме как глупо хлопать глазами и тянуть руку к моей кредитке.
На улице заметно потеплело, что, конечно, не могло не радовать. Ведь я, наконец-то, смог сбросить эту дурацкую куртку и вернуться к привычным для меня хлопковым рубашкам. Вообще, рубашек у меня было бесчисленное множество, наверное, я мог бы назвать их своей слабостью, если бы не выбрасывал их после каждой двадцатой стирки. Я не мог объяснить причины своего поведения. Просто выбрасывал их или отдавал какому-нибудь бездомному из фонда. До сих пор жива была только одна рубашка, которая как раз-таки и была на мне. Клетчатая, темно-синяя, ничем не примечательная. И снова я не мог объяснить, почему дольше всех в шкафу держал именно ее. Она не так хорошо на мне сидела, на локтях были потертости, а на правом рукаве небольшое красное не отмывающееся пятно краски, постоянно бросающееся в глаза. Порой я думал, что до сих пор я не выбросил ее только из-за этого пятнышка, настолько омерзительно не сочетающегося с рубашкой, купленной когда-то за 30$. Наверное, тут уже дело было в том, что я ненавидел и любил все, что ни в коем случае не должно было сочетаться. Пока речь не касалась официальной одежды, но это уже другой разговор.