В прихожей он проверяет рюкзак на наличие необходимых конспектов и присматривается к зеркальному отражению. Очки, фигура, безысходность…
Вот бы люди не отражались ни в чём и нигде.
***
Лужайка пустовала по причине опрокинувшегося на город ливня. В столовой, как всегда, шумно. Чимин настолько же любит это уютное место, где тают в воздухе вкусные ароматы, насколько и ненавидит. Получив обычную порцию, Чим берёт поднос и идёт в дальний угол.
Обаятельный и яркий Тэхён хохотал в окружении компании. Как правило, за центральным привилегированным столом собираются самые сливки, беседы оплетены новомодными английскими словечками. Люди с обложки, одетые с иголочки, пахнущие дорого. Чимину немного завидно. Даже если эти друзья ненастоящие - картонные, Тэхёном всё равно восхищаются, без него не так весело, он их идол.
Стараясь проскользнуть мимо так, чтобы Тэхён, не дай бог, не заметил, Чим подумал, что лучше всего вернуть полотенце после занятий. В столовой слишком людно.
Добравшись до своего места и облегчённо выдохнув, Чимин настроился на еду и только-только взялся за палочки, как услышал:
— Чимин! Дружище! — Тэхён привстал и похлопал в ладоши. — Иди сюда, садись с нами!
Эта глупая инсценировка дружелюбия обязана закончиться плачевно. По-другому просто не бывает. Покрывшись испариной, Чимин вежливо улыбнулся и помотал головой. Тогда Тэхён, терпеливо постучав пальцами по спинке стула, подошёл, элегантно наклонился, взял его поднос и отнёс туда, где сидит. Чим, чувствуя, как наливаются свинцом ноги, поплёлся следом. Тэхён закинул ему руку на плечо и ядовито улыбнулся.
— Этот человек делает мне проект для зачёта, ребят. Вы все его знаете, представлять не имеет смысла. Прошу любить и жаловать.
— Льготник, что ли? — язвительно заметил один из парней.
— Добро пожаловать, — говорил следующий с надутыми щеками, дразнясь, но Чим не стал обижаться.
— Тэхён, ты слишком добр, — вскинулась эффектная блондинка, но Чимину улыбнулась достаточно искренне. — Садись, не стесняйся.
Остальные предпочли не разбрасываться репликами.
Понимая, что отказ чреват последствиями, Чимин остался и поел. Процесс поглощения пищи увлекателен настолько, что Чим беззастенчиво опустошил тарелки и осторожно вытер рот салфеткой. К счастью, его не задирали и почти не трогали, исключая серию взглядов типа «о, боже», к которым он привык, как к небу над головой. Да, от него отодвинули стулья соседи по столику, но тишина в его адрес покрыла все нюансы.
Чем-то загруженный Тэхён перестал отвечать на диалоги и вскоре скомандовал прекращать застолье. Иногда ему хочется вернуться на пары и послушать что-то умнее, чем речи своих собеседников.
— Чимин, иди первым.
Выпрямившись и отвесив поклон, тот отправился к окошку сдачи посуды. Тэхён смотрел вслед с неприкрытым презрением, которое медленно распадалось в удовольствие. Он поднял руку вверх, и один из проходящих мимо Чимина знакомых, отреагировал с должным послушанием.
Подножка. Классика жанра. Феерически и неуклюже Чимин оступился, подбрасывая вверх поднос, и вся посуда, приземлившись, разлетелась вдребезги. Упав плашмя, Чимин, по всей видимости, порезал об осколки руки, потому что появились винные пятна на рубашке, об которую он, присев, вытер дрожащие ладони. Затем, густо краснея и хватая воздух ртом, он поспешил подняться, отряхнулся и показал несчастное испуганное лицо с перекошенными очками. Растерянно обернулся к Тэхёну, будто надеясь на его помощь и покровительство.
Но Тэхён сделал вид, что ничего не заметил и отвернулся.
Зажужжав, публика ахнула, а потом вернулась к своим делам. Возможно, некоторые успели посочувствовать.
Вальс длился меньше минуты, но Чимин успел прожить несколько лет наперёд. Сильно закусив губу, он собрал осколки, принял помощь подбежавших старших и сказал, что виноват сам - меньше зевать надо, он обязательно заплатит за разбитое. Затем он ушёл, отказавшись от услуг пришедшей медсестры.
Чтобы остаться незамеченным, Чимин вплоть до звонка просидел в туалете, бессмысленно пялясь в шершавую серую дверь. Отмывая пятна, яростно растирая их руками под напором воды, он вдруг осел на колени и вжал лоб в холодную раковину. Растёкся по плитке, жир мешал ему дышать, а рвущийся наружу плач раздирал глотку.
Какие бы неприятности не сваливались на его голову - это его выбор. Мир несправедлив, мир не любит слабых и не будет тех, кто вылезет, как рояль из кустов и защитит. Супергерои, случайные красавчики и прочие замыленные образы… Возможно, они где-то и есть, но шанс встретить их крайне ничтожен.
К сознательному порыву подняться, выключить кран и скрыться, взобравшись на унитаз с ногами, Чимина заставил приближающийся отзвук шагов.
— И что? Что значит - мы больше не можем видеться?
Так резко начинался разговор, открывшийся грубым мужским голосом.
— Я устал.
Выпучив глаза, Чим узнал Тэхёна, его нахальную интонацию, и крепче обнял колени, боясь, что свалится на пол, сокрушив этаж землетрясением.
— Это не оправдание, чёрт возьми!
— А ты не думаешь, что кто-то сидит сейчас на толчке и греет уши? За репутацию не боишься? — спросил Тэхён.
Чимин зажмурился, слыша шаги, и, уже готовый к разоблачению, взмолился всем святым, задержал вздох. Но проверяющий не дошёл. В порыве он накинулся на Тэхёна: ему явно хотелось высказать всё, что на уме.
— Да плевать мне! Обрывать таких полгода, Тэхён! Ты хоть представляешь, на что я шёл ради тебя? Неужели тебе было плохо?
Почему-то Чим хорошо представил, как Тэхён, привалившись к стене, скрещивает руки на груди и издевательски смеётся.
— Поначалу ничего так, спорить не буду. Но мне надоело трахать озабоченного женатика.
Пожалуй, не зажми себе Чимин рот рукой, и из него вырвался бы удивленный возглас. Он покрылся мурашками от одного неприличного слова «трахать», а когда сопоставил части разлетевшейся мозаики, и вовсе оторопел.
Тэхён - мужеложец. Идеальный, восхитительный Тэхён, мечта многих девушек, оказывается геем.
— Значит, всё? — второй мужчина не был потерян, скорее, зол. — Да ты зазнался, Тэхён. Я этого так не оставлю.
— Моему папе расскажешь? О, ему плевать, поверь. А экзамен ты мне не завалишь, кишка тонка. Поэтому катись вон.
Напоследок случился какой-то шорох, воздух свистнул, и Чимин вздрогнул. После того, как захлопнулась дверь, Тэхён (Чим узнавал его по дыханию), сплюнул (возможно, кровь), и, умыв лицо, подошёл прямо к кабинке. У Чимина заледенели жилы, мокрая рубашка, так и оставшаяся накинутой на одно плечо, безжизненно свисла вниз.
— Кто бы ты ни был там, уясни одно: если кому-нибудь расскажешь, если я узнаю, а узнаю я обязательно, клянусь - я тебя убью, — Тэхён растягивал слова и царапал ногтем по двери. — Дело не в том, что я пидор, сечёшь? Это многие знают. Дело в том, что я ебал одного уважаемого профессора. Мне не нужны проблемы, слухи и гадости. Да и тебе, наверное, тоже шкура дорога. Береги себя.
Выйти в коридор Чимин смог лишь спустя полчаса, убедившись, что никто не ожидает снаружи. Рубашка не отстиралась, прилипла и приятно охлаждала тело. И Чим подумал, что если забьёт на ещё один (невероятно напряжённый) учебный день, то ничего плохого не произойдёт.
Куда уже хуже.
***
Отдавало чем-то ненормальным. Воспользовавшись советом Тэхёна беречь себя, Чимин прогуливал занятия и не спешил трудиться над проектом, отодвинув работу к выходным. Он продолжал приходить и караулить окно заветного зала, иногда беря в руку пачку чипсов или что-нибудь из аппетитных снеков. Чем не кино?
За всю неделю звезда грёз Чимина не появился там ни разу, и тот приготовился снова расстроиться, но в пятницу ожидания оправдались. Стройный, божественный, он появился в сопровождении группы молодых людей. Они такие подтянутые и классные, лучше всех виденных моделей. Чимин подозревал, что имеет дело с танцевальным коллективом, и когда те начали репетицию, немного приуныл.
Никаких бабочек. Синхронный мощный танец с множеством движений и фишек, трюков. Такого по телику навалом.
Доев шоколадку, Чимин отправился домой, но заметил, что обходит здание по периметру и зачем-то заходит внутрь. Хореографическая школа, как он и думал. На входе охранник поднял на него глаза в лёгком недоумении. Кажется, он мечтал пошутить: «Макдональдс дальше по улице», но промолчал и сухо поинтересовался, по какому поводу большой человек таки нанёс визит.
— Я жду кое-кого. Можно присесть?
Хорошо, что он носит с собой паспорт (из страха быть убитым или попасть в передрягу). В ожидании не пойми чего, Чимин прогуливался по уютному вестибюлю, рассматривал информационные доски, завешанные фотографиями с чужими успехами, понюхал декоративную акацию в горшочках на подоконнике и устроился на диванчике, заняв его полностью.
Спустя двадцать минут вестибюль заполонили взрослые, встречавшие детей: из балетного класса высыпали маленькие щебечущие девочки, следом за ними школу покинули молоденькие девушки, предпочитавшие хип-хоп, потом ещё толпа молодёжи…
Умаявшись, Чимин задремал, и снилось ему, как ни странно, прошлое. Староста, по которой он вздыхал. Тот февральский вечер, когда она прилюдно унизила его, швырнув подаренную валентинку в лицо. Чимин не подписывался, но она видела его у своей сумки, и кричала на него, вызвала своего бойфренда (о существовании которого Чимин, конечно, не знал), и тот поймал его с дружками после школы. Его били ногами, больно и долго. Чим кричал.
…Кричал, дёргаясь во сне.
— Слушай, может у него приступ, пойдём отсюда, а?
— Ты дурак?! Ему надо помочь!
К щекам Чимина прикоснулись чьи-то ладони, легонько ударили.
— Эй, проснись!
Чимин открыл глаза. На него смотрел обеспокоенный человек. Тот самый танцор.
— Всё в порядке? — спросил он.
— Да… Да, спасибо.
— Кошмар приснился? Бывает. Наверное, ждёшь кого-то из младших? — парень глянул на часы. Неужели он не видит, что перед ним жирный… — Сейчас вроде малые самбой занимаются.
Чимин закивал, застеснявшись.
— Хосок, блин, ты идёшь?! — взмолился его спутник.
И тот, кого зовут Хосок, вдруг безо всякой причины добродушно улыбнулся Чимину. Чимин опешил, видя поблёскивающие на его зубах металлические брекеты, делающие улыбку несколько глуповатой и чуточку уродливой.
— Иду! — Хосок помахал на прощание. — Ну, пока.
Нет, серьёзно…? Он даже не обратил внимания, не скривил рта, не отпрянул, он прикасался к нему. Чимин потрогал вскипевшие щёки, ощутил невесомость. Так вот они какие - бабочки.
***
Подъём в 5:30 - правило, к которому сложно привыкнуть. Цифры - тонюсенькие зеленые палочки на электронных часах, доставшихся даром по вине сколотого уголка на дисплее. Мелодия на будильнике заводская, и на марш к пробуждению не катит, но Юнги не отлёживается. Некогда.
Переступая хлам в остывшей за ночь студийной квартире, он спотыкается о пустые банки из-под пива и задирает жалюзи. Пролившийся солнечный свет прячет тонны пылинок, проявляя позади разобранный диван, на который спешно закинуто лохматое покрывало, столик слева и маленькую кухонную гарнитуру. Единственное окультуренное место - оборудовано под рабочее и занято коробками, инструментарием, пучками проводов, паяльником, отвёртками, стопкой дисков с программами и распотрошённым на детали ноутбуком.
Курево закончилось, в холодильнике вообще ни черта. И как славно получить от друга уведомление о том, что к нему нужно заскочить часиков в десять.
Закончив утренние ритуалы, Юнги надевает чёрный балахон, вечные джинсы и убитые сникерсы, параллельно доедая вчерашний кусок пиццы. С 6:30 до 9:00 он занимается разгрузкой грузовиков на продовольственном складе, с 9:30 до 18:00 сидит за кассой супермаркета, а оставшееся время, вплоть допоздна, трудится в мастерской радиорынка, где чувствует себя, как рыба в воде.
Головокружительно быстро меняющиеся подработки и их обилие - не прихоть, а вынужденная мера. Ещё подростком Юнги начал вляпываться в неприятности, хотел быть не как все, свободным от обязательств, отойти от стереотипного пути. Отошёл к пропасти. Он хотел сделать родителей богатыми, а семью ни в чём не нуждающейся. Окольными связями вышел на общение с бандой, помогал приторговывать наркотиками, потом увлёкся азартными играми, благодаря которым годы спустя заимел несусветные долги во множество нолей. В восемнадцать он проигрался на такую сумму, что любой другой на его месте предпочёл бы вскрыться. Но только не Юнги, он не сдаётся, не лох, его так просто не взять. Он на мушке у тех, кому должен и факт того, что просыпается по утрам - есть своеобразный залог жизни.
К назначенному часу Юнги идёт по коридорам местного агентства занятости, где имеет связи в виде одного хорошего друга, с которым рос на одной улице. Заходить к нему на чай или кофе всегда предполагает маленький нервный момент: одна подработка идёт в топку по тем или иным причинам.
Для Ким Намджуна, парня состоявшегося как человек и живущего в квартире с видом на центр, Мин Юнги как был раздолбаем, так им и остался. Но всё же, раздолбаем в хорошем смысле слова. Он не парится, не паникует, просто подавлен. Беспощадный реалист, который выучился принимать действительность без радуги и розовых пони.
— Кассир, которого ты замещал, вышел с больничного, так что получите-распишитесь.
— Уборщик? — Юнги метнул отчаявшийся взгляд на протянутую Намджуном бумажку.
— А что?
— Ничего.
— Тебе нужны деньги или как? — вскинул бровь Джун.
— Ещё спрашиваешь…
— Тогда не бухти, а поставь уже подпись.
Позавтракав у Намджуна и поболтав о пустяках, Юнги направился к метро, проверил адрес, указанный в направлении на работу, и пожал плечами. Все работники нужны, все работники важны.
========== Глава 4. В которой борьба - не пустой звук. ==========
Просидеть, тупо пялясь в стену, с час. Юнги может. Особенно, когда сдерживается, борется. Насильно ставит мысленную преграду не рвануть прочь и не наломать дров. Он вспотел, покосился на зарплату, лежащую в конверте. Итак, он отнесёт её одному из ростовщиков и баста. Отнесёт. Точно.
Юнги взял конверт и принюхался к содержимому, издав стон больного фетишиста.
Блядь.
Эти сраные бумажки просто созданы для того, чтобы их тратить. Иногда, но не каждый раз, ему сносит крышу. И поздний вечер в подпольном казино выглядит закономерно правильным.
Здесь тусуются некоторые прежние знакомые, бомбит музыка. Почти бар, только после посещения у многих на сто проблем больше, чем прежде. Автоматы Юнги не очень жалует. А вот покер - да. Тут он шарит. Иногда проёбывается страшно, но и выигрывает. Крупье по прозвищу «Скала» тасует карты и интересуется ставками. Юнги жмёт на ва-банк. В ход пущены навыки, блеф и малость нетрезвости: опрокинутый стакан виски разогрел плоть.
Всю игру Юнги не покидало ощущение, что кто-то за спиной дырявит его взглядом, но отвлекаться было не с руки.
Наконец-то - небольшой плюс к зарплате. Повезло. Удивительно даже. Юнги обернулся и невольно сглотнул. Там причина его везения или…?
Они встретились глазами, и как-то сразу познакомились беззвучно, расставили приоритеты. Юнги оценивающе осмотрел линии тела, отметил аппетитные пропорции и, подойдя, без слов вжал его в стену, прижался к губам, настойчиво втиснув язык, втемяшил колено между ног и завёл до того, что добился стояка. С трудом оторвался, возбуждённо дыша у щеки, сжал налитые половинки отменной задницы. Напротив увлажнённые теперь губы, расширенные зрачки, веера ресниц, а глаза… Ух, ты. Да сучка под экстази, верти-крути, как хочешь. Двойная победа.
Юнги прокатился ладонью по горячему бедру. Дрожь и бесстыдный стон. Парень этот, сука, такой красивый, что хочется оттрахать его на раскиданных картах и сломать.
— Поехали ко мне? — Юнги прикусил ему мочку, услышал утончённый выдох, заметил маленькую ссадину на верхней губе и как-то неприлично завёлся.