Стилински снова что-то ворчит, пытаясь прижаться к большому и теплому, уютному, но Питер снова разворачивает его в сторону ванной с напутствием умыться и привести себя в порядок.
- Я спешу, лапушка, дела сами себя не сделают, - напутственно мурлычет Питер Стайлзу.
Стилински умывается, переодевается в свою высохшую, пусть и немного мятую одежду, и выходит на кухню, плюхаясь напротив удивительно бодрого и явно довольного жизнью Питера.
- Кофе, солнышко?
Напиток источает дивный аромат - Стайлз, привыкший к кофейным суррогатам, просыпается от одного только запаха и аккуратно пробует обжигающий, крепкий напиток.
- Вкусный, - сообщает Питеру почти изумленно, потому что, на самом деле, растворимый кофе Стайлз терпеть не мог, а все остальные производные от кофе предпочитал с обилием молока, карамели и сахара.
Этот напиток действительно был вкусным. Хоть и очень крепким - Стайлз осиливает пару глотков, за то время, как Питер осушает чашку.
- Значит у тебя не непоправимо испорченный вкус, лапушка. Это не может не радовать.
Стайлз неопределенно угукает, никак, спросонья, не комментируя этот сомнительный комплимент, а уже через пару дюжин минут Питер высаживает его, все еще сонного на пороге дома, вручает пакет с пончиками, прихваченный где-то по пути - Стайлз проспал всю дорогу и даже не заметил остановки, - коротко целует в губы, и уезжает.
Стайлз очумело смотрит вслед машине, сминая в руках хрусткий, пахнущий карамелью пакет.
Осознание, что снова ничего не понятно, приходит ближе к полудню.
Стайлз меланхолично жует пончики, то вспоминая прошедшую ночь - великолепную, то предваряющие её несколько дней - пиздецки странные, и пытается уловить хоть какую-то логику в действиях Питера.
Не то чтобы Стайлзу хотелось конкретности, определенности и любви до гроба, но… хотелось, конечно. Немножко хоть. Спокойствия, уверенности, заботы.
Того человека рядом, которому Стайлз с его маленькими проблемками небезразличен и не смешон.
Но, нужно признать, полагаться стоит только на себя. Хотя очень не хочется. Хочется уметь как Айзек - жить безмятежно и безалаберно, не заботясь почти ни о чем, позволяя заботиться о себе другим так, что они от этого получают искреннее удовольствие.
Стайлз так не умел: не обладая мягкой, нежной наивностью, присущей Айзеку, желания заботиться о нем он, пожалуй, не вызывал.
Пончики кончаются довольно таки быстро, несмотря на то, что Стайлз еще пару часов проспал от нечего делать.
Заняться нечем, день не предвещает ничего интересного, завтра нужно снова выходить на работу в эту химическую лабораторию по производству бургеров - Стайлзу дико не хочется, чтобы его скучная и откровенно дерьмовая жизнь вновь потекла своим чередом.
Взламывать очередной замок на собственности Питера Хейла уже не круто. Тем более, что остается только квартира, а консьерж на первом этаже дома - чистый зверь. Стайлз его запомнил даже несмотря на то, что все его мысли были заняты Питером и пятнами спермы на одежде.
В антикварный магазин Стайлз, напяливший свою лучшую футболку и клетчатые брюки, обтягивающие задницу и в сочетании с солнцезащитными очками придающие ему гейско-хипстерский вид, заявляется почти перед закрытием, чему способствует то, что полдороги пришлось идти пешком, прежде чем удалось насобирать по чужим карманам мелочь на метро - деньги у Стайлза снова закончились, после похода в магазин за жалкой замороженной лазаньей и водой.
В магазине царит приятный, теплый сумрак, разбавленный небольшими, раскиданными по помещению светильниками. Стайлз с интересом разглядывает всякие диковинные штуковины, проходя вдоль стены к окну, искоса приглядывая за Питером, разговаривающим с клиенткой.
Ввиду отсутствия сколько-либо долгосрочных и серьезных отношений, с ревностью Стайлз близко знаком не был. Но сразу догадывается, что желчно-едкое, раздирающее изнутри легкие и глотку чувство, это именно она.
Девушка, вместе с Питером рассматривающая какой-то набор то ли украшений, то ли еще каких-то неведомых Стайлзу безделушек, не просто красивая. Она идеально, божественно красива с этими своими длинными изящными ножками, тонкими запястьями, копной клубнично-рыжих волос, ниспадающих на спину вызолоченной светом ламп волной. С коротким, но не до пошлости, обтягивающим платьем, обворожительной улыбкой и глубоким, выразительным декольте.
Питер приобнимает её за талию, отводя в сторону какого-то другого экспоната, что-то рассказывает ей, наклонившись к самому уху и почти касаясь губами волос.
Стайлз держится на расстоянии, но в другую часть магазина не уходит, держит Питера и его покупательницу в поле зрения.
Она улыбается мужчине, стреляя глазками, не возражая против руки, покоящейся на её талии - подтверждает мысль Стайлза, что эти двое неплохо знакомы.
Увлекшись, Стилински сшибает какой-то стоящий на краю витрины закопченный кувшин, но, извернувшись не хуже Нео, успевает поймать его у самого пола, знатно измазав руки в покрывающей кувшин копоти.
Питер даже бровью не ведет. Секунду смотрит на Стайлза, и снова возвращает все свое внимание рыжей красотке, которая будто нарочно тыкает наманикюренным пальчиком то в одну безделицу, то в другую, приковывая к себе внимание владельца магазина.
Стайлз, нахохлившись и почти-что-спрятавшись за здоровенной статуей наблюдает, как девушка перебирает стоящие на прилавке у кассы кулончики. Как Питер что-то снова рассказывает ей, скалясь так обворожительно, что у Стайлза спазмом сводит легкие.
Как Хейл целует ей руку на прощание, определенно дольше положенного прикасаясь к гладкой коже. Стайлз врезается в другую статую, пытаясь отойти на несколько шагов вглубь магазина, когда красотка с лукавой улыбкой игриво и коротко целует Питера в губы.
Статую Стайлзу удается удержать от падения, но себя он чувствует той дурацкой фарфоровой статуэткой, которая стояла у них с отцом дома в Бэйкон Хиллс.
Какая-то фигурка мальчика с щенком, никогда не представлявшая для Стайлза интереса, ровно до тех пор, пока двенадцатилетним он не снес её случайно с полки.
Она разлетелась на целую кучу тонких, острых осколков - только голова почему-то осталась целой.
Разбитая статуэтка, крошево вместо тела, рук, ног и щенка, лежала на полу и, бездумно улыбаясь, смотрела в потолок.
Стайлз себя чувствовал так же - в голове пустота, а в груди - взрыв картечной гранаты.
Питер провожает девушку до двери, и на несколько мгновений задерживается, кажется, закрывая магазин, хотя время еще достаточно раннее.
- Добрый вечер, солнышко, - Питер смотрит на Стайлза с интересом, кивком приглашая его за собой. Стилински подходит к досконально изученному прилавку, обходя и становясь напротив Питера.
В горле клокочет злая, горькая обида, потому что, надо быть честным, мелодрамная отмазка “это моя сестра” сюда ну точно не подходит.
- Это… кто была? - Стайлз хмурится, исподлобья глядя на Питера. Хейл задумчиво смотрит в сторону двери, будто прикидывая, что лучше сказать, и в конце концов отвечает:
- Ведьма. И моя постоянная клиентка. Ну и еще немного моя ученица, впрочем, это было достаточно давно.
На “ведьму” Стайлз старается не обращать внимания - мало ли какие обозначения там у этих торговцев антиквариатом.
- Твоя девушка, да? - Стайлз не дает Питеру ответить, потому что прекрасно чувствует, что Хейл может остудить его пыл одним только произнесенным словом.
И неважно, каким будет ответ - Стайлзу останется только поджав хвост и скуля убраться в свою оплаченную за два месяца квартирку, потому что и спрашивать-то об этом у него нет ни малейшего права.
Но обидно все равно. За себя - потому что не идет Стайлз ни в какое сравнение с длинноногой красоткой. А Питер, в общем-то не в чем не виноват.
И, вообще-то, Стайлз видит, как Питер качает головой перед тем, как попытается ответить.
- А я? Я просто персональная шлюха на пару ночей?
Только сейчас, когда Питер как-то по особенному прищуривается, Стайлз вдруг понимает, насколько холодные у Питера глаза. Радужки голубые, с уклоном в арктическую синеву, но до этого Стайлзу доставались только лукаво-теплые взгляды.
Питер опирается одной рукой о прилавок, меряя замолкшего, задохнувшегося от собственной наглости и грубости Стайлза холодным, спокойным взглядом.
- Я тебя не задерживаю, - мужчина коротко качает головой. - Дверь сам откроешь. Всего доброго, Стайлз.
Стилински четко осознает, что это первый раз, когда Питер назвал его по имени. Это как ушат ледяной воды на голову - вместо “солнышек” и “лапушек”, которым Стайлз картинно возмущался, но к которым уже привык.
Стайлз отступает на несколько шагов, стараясь ни во что больше не врезаться. Доходит до конца прилавка, не сводя взгляда с Питера, и разворачивается, направляясь к двери.
Сердце тяжело и больно бухает в грудной клетке, сминая отказывающиеся работать легкие. Стайлз упирается лбом в стеклянную вставку входной двери опуская руку на торчащий из замка ключ, но повернуть его не находит в себе сил.
Это было бы так глупо, что все остальные глупости, сделанные Стайлзом в жизни меркнут.
Обида и ревность уходят так же быстро, как вспыхнули. Вернее ревность остается, но Стайлз готов вообще не обращать на неё внимание, даже если она и обоснованна.
- Прости… пожалуйста, прости меня… - Стилински смотрит на отражение Питера в стеклянной поверхности - видно плохо, но, кажется, мужчина по-прежнему за ним наблюдает.
Стайлз все-таки отлипает от двери, собирается с духом, и разворачивается, в несколько шагов подходя обратно, к Питеру.
- Прости меня… - повторяет громче и отчетливее, заглядывая в его глаза. - Пожалуйста… Я знаю, что у меня нет… нет никакого права тебя ревновать… или что-то такое… просто… просто она такая красивая, а ты… ты вообще охренительный… а я…
Стайлз сбивается с мысли, начинает частить и хватать губами воздух, пытаясь вместить звуки из трех предложений в одном, и замолкает только когда Питер кладет ладонь на его затылок, привычным уже движением почесывая ежик коротких волос.
Стайлз делает пару коротеньких шажков к мужчине, переводя дыхание, и понятливо опускается на колени, в какое-то мгновение думая о том, что магазин хоть и закрыт, но неплохо проглядывается с улицы.
Плевать.
Стайлз несколько секунд возится с пряжкой ремня и с джинсами, и без раздумий берет в рот мягкий еще член, начиная посасывать и ласкать языком головку, с удовлетворением чувствуя, как плоть от его стараний твердеет.
Ладонью Стайлз неторопливо, как Питер любит, надрачивает основание, а ртом старательно обрабатывает головку, вылизывая, посасывая, иногда проталкивая глубоко в сокращающееся и саднящее еще с ночи горло.
Стайлз очень старается доставить мужчине удовольствие, тем более, что теперь он неплохо знает, как это сделать. Как приласкать твердый член, как помять в ладони тяжелые, тугие яйца. Только взгляд на Питера Стайлз поднимать не решается, хотя это мужчине тоже нравится.
Хейл не принуждает. Надавливает на затылок, чтобы Стайлз не отлынивал и брал глубже, но поднять голову не заставляет.
Стайлз еще и умудряется думать, пока двигает головой, скользя губами по члену и вырисовывая кончиком языка узоры на стволе. Много думать - о том, что это, наверное, последняя его возможность прикоснуться к Питеру; что Стайлз снова облажался; что ему очень, очень сильно не хочется терять этого человека, которому, неожиданно, не все равно; что в принципе, Стайлзу должно было быть глубоко похуй, кого Питер трахает в свободное от Стайлза время, потому что Стайлза он трахает великолепно, и еще умудряется о Стайлзе заботиться.
В носу щиплет от подступающих слез, и Стайлз, вдобавок, думает о том, что разрыдаться во время минета - это самый эпичный фейл за всю историю человечества.
Питер как раз в это мгновение сильнее давит на Стайлзову макушку, тугими, короткими толчками погружая член в его рот до самого основания. Стайлз утыкается носом в жесткие паховые волоски, вдыхая насыщенный мускусный запах, вздрагивает от вновь продирающих тело спазмов, но, приноровившись дышать носом, позволяет Хейлу трахать его рот не вытаскивая члена из глотки. По щекам снова текут слезы - немного от боли, от недостатка кислорода, от какой-то первобытной, задавленной паники, и все-таки, от обиды на свою дурную голову.
Питер с тихим полустоном кончает Стайлзу на губы, позволяя ему вылизывать истекающую спермой головку.
И тут же, не отходя и на полшага, поправляет свою одежду, заправляя рубашку и застегивая джинсы, пока Стайлз, осевший на пол, все еще слизывает его семя со своих губ.
- Немного увлекся, - неожиданно поясняет Питер, глянув на часы, и, наклонившись, поднимает Стайлза с пола за руку. - Так, у меня сейчас встреча… Постараюсь не задерживаться долго. Посиди здесь пока, потом поговорим.
Стайлз согласно угукает, делая шаг вглубь небольшой комнаты с диваном, кофейным столиком и небольшой стопкой книг на полу, замирая и зажмуриваясь, когда Питер коротко целует его в макушку, перед тем, как аккуратно подтолкнуть Стайлза вперед, закрывая дверь за его спиной.
========== Часть 4 ==========
Комментарий к
Варнинг: ксенофилия
- Просыпайся, - Питер достаточно настойчиво встряхивает уснувшего Стайлза за плечо, заставляя парня наконец-то открыть глаза. Стилински неохотно выныривает из сна, ошалело оглядываясь по сторонам и, взглянув на Питера озадаченно хмурится, прокручивая в голове все произошедшее.
- Пойдем, отвезу тебя домой, - Питер отстраняется, явно собираясь выйти из комнаты, но что-то его останавливает, заставляет обернуться. Растерянность и горечь, волной прокатившиеся от Стайлза, захлестнувшие мужчину будто цунами.
- К себе домой, - поясняет Питер. - Сначала поужинаем, потом поговорим. Я дико голоден. А ты?
Стайлз вспоминает сиротливо приткнувшуюся в углу морозилки лазанью и кивает.
В квартире все идет по уже известному Стайлзу сценарию, и он также надевает предложенную Питером рубашку, хотя бы потому, что чуть влажные после душа и полотенца конечности категорически отказываются втискиваться в узкие брюки.
И еще потому, что ему нравится запах.
Трусы, впрочем, Стайлз предпочитает оставить - к интиму атмосфера не слишком располагает.
Хотя Питер вполне дружелюбен, только немного задумчив, и ужину он на этот раз уделяет больше внимания, чем Стайлзу, тем не менее не забывая иногда подливать вина в его бокал.
Стайлз не может придумать, как и о чем начать разговор - его хваленая болтливость и находчивость дают сбой, поэтому он только смотрит на Питера украдкой, и после ужина помогает убрать тарелки в посудомойку.
Питер подливает еще вина в его бокал и садится напротив, внимательно и спокойно оглядывая замершего, обхватившего бокал ладонями Стайлза.
Взгляд уже не кажется Стайлзу таким холодным, как в магазине, когда Стилински не успел прикусить свой болтливый язык, но и определенно не отдавал привычной Стайлзу теплотой.
Стайлз знает прекрасно, что он не грёбаная Золушка, и он не в грёбаной сказке.
Питер, возможно, тоже не прекрасный принц, но так-то, он куда ближе к сказочному идеалу, чем Стилински. И уж точно вся королевская конница не станет бегать за истеричной маленькой недо-Золушкой по всему Нью-Йорку, где этих Золушек пруд пруди.
Питер дает ему еще немного времени подумать, но раньше, чем Стайлз углубится в совсем мрачные мысли, ровно спрашивает:
- Чего ты хочешь?
Стайлз молчит, пытаясь сформулировать свою мысль, затолкать всеобъемлющую идею собственного маленького счастья в одно или два предложения.
Не получается.
- Чего ты ждешь? От меня.
- Я… - Стайлз смотрит на него беспомощно, как потерявшийся щенок. Не знает, как объяснить сидящему напротив мужчине с холодными до ледяной синевы глазами, что Стайлзу внезапно невероятно понравилось чувствовать себя объектом заботы. Понравилось чувствовать себя защищенным. Небезразличным. Интересным даже.
- У тебя есть какие-нибудь проблемы с полицией, которые нужно решить?
- Нет, - почти что обиженно тянет Стайлз.
Подумаешь, два раза за неделю попался на попытке обнести чью-то собственность. До этого все было в порядке.