Светка и Мирослава весело щебетали, я же, безучастно блуждала взглядом по комнате. Сейчас девчонки соберутся куда не- будь в клуб или к реке, чтобы посидеть на берегу у костра, послушать фальшивое пение под гитару, посмеяться над сальными анекдотами, запечь на углях картошку, выпить пива. И всё это, даже спорить не буду, гораздо интереснее, чем болтать с больной ограниченной девочкой. Обидно? Ещё как!
- Слушай, - протянула Мира, крутясь у зеркала. – А куда мы Зинку то денем? Мы её до реки не дотащим, да и домой вернёмся поздно, бабка её с ума сойдёт.
Вновь обо мне говорят в третьем лице! Почему считается, что если у тебя нет ног, рук или глаза, то и мозгов ты тоже лишён?
- Да Витёк машину купил, заедет за нами. А, что касается позднего возвращения домой, так Зинке восемнадцать лет, взрослая девица уже, чего ей со стариками целыми днями сидеть. Правда, Зин?
Я натянуто улыбнулась. Со Светкой, конечно, трудно не согласиться, но вновь решили за меня. Все в этом мире решают за меня, как же надоело то!
Машина Витьки- пастуха была тесной, пыхтела и выпускала сизые зловонные клубы выхлопного газа, но девицы пришли в восторг, а я вздохнула с облегчением, ведь за тёмно- зелёными стенами железного страшилища, меня ни дед, ни бабка не увидят, а значит, и не остановят.
- Ой, давно на отечественных машинках не каталась, - хохотала Светка. – Всё на эвильских, да на эвильских.
Её серебристый смех звенел колокольчиком, разносясь по затихающей деревенской улице.
- Всё для тебя, моя радость, - Витька многозначительно подмигнул подруге глядя в зеркало.
Света считала, что у настоящей леди всегда должен быть поклонник. Деревенский пастух, или дворник, пожилой профессор или юный студент- не важно. Главное внимание мужчин, их готовность услужить красивой даме, зарабатывая её благо склонность. В открытое окно врывался свежий вечерний ветер, занося в салон машины запах полыни, смешиваясь с ароматами туалетной воды девчонок и сигаретным духом тракториста- Лёхи. Кстати на Лёху и собралась охотится Мирослава. А для меня пары нет. Ну и не надо. Не очень то и хотелось.
Плясали рыжие зубцы костра, пахло дымом, картошкой и жаренным хлебом. Лица ребят казались оранжевыми. От реки тянуло нежной прохладой. И было хорошо так сидеть, глядя на то, как Витёк ворошит веткой угли, как Лёха перебирает струны гитары, ощущая боль в пальцах, от прикосновения к горячей картошке.
Безмятежный, тёплый августовский вечер, один из последних вечеров уходящего лета. И на душе становится немного печально, и хочется крикнуть: « Остановись, лето, не уходи! Мне не хватило твоего тепла, твоих ласковых ветров и звёздных ночей!» Но лето неумолимо утекает, тает, гаснет.
- Слушайте! – вдруг вскрикнула Светлана. – Сегодня же 21 августа!
- Ну и чё? – Лёха сделал большой глоток из бутылки, затем протянул её Мирославе.
- Сегодня день вызова демона.
- Точняк! – поддержал Витька. – В этот день всякая нечисть по планете гуляет и может прийти на зов человека. А чё, может позовём.
- Может не надо, - Мирослава прижалась к трактористу, вдавливаясь бюстом в его бок.
Лёха в долгу не остался, и его рука начала с особым интересом изучать тело фельдшерицы.
Демонов я не боялась, так как знала, откуда взялась эта байка. 21 августа вампиры объявили людям о возвращении долга и потребовали по одному человеку из каждой семьи. Но люди, плохо знающие историю человеческого государства, и те, кому не хватает острых ощущений считают этот летний день самым страшным днём в году и пытаются вызвать демона, даже какие- то обряды придумали.
Витька тут же нарвал полыни и сжёг её, превратив в горку пепла. Потом каждый из нас, пожертвовал частью себя. Я и Светка вырвали по волосу, Мира бросила в пепел заусенец, ,Витёк, пытаясь произвести впечатление на Светлану, проколол палец перочинным ножом, а Лёха, особо не мудрствуя, просто плюнул. Когда жертва была готова, Светка принялась на распев произносить слова вызова.
Вот знала я, что всё это игра, забава на пьяную от пива, костра и дыхания хвойного леса, голову, но в сё равно было жутко, и весело.
- Демон, появись, жертвы нашей коснись. Услышь нас, покажи свой лик…
Сразу было ясно, что и Светка ни в какого демона не верит, а её заклинание – чистая импровизация.
Когда фантазия подруги иссякла воцарилась тишина. Лишь было слышно потрескивание костра, кваканье лягушек в зарослях камыша да уханье совы.
Я ещё успела подумать о том, что за сегодняшний вечер, который оказался на редкость весёлым и живым, мне придётся заплатить дорогой ценой, как из леса на поляну вышел тот, кого мы звали.
Тёмная сгорбленная фигура стремительно приближалась к нашему костру.
Мы завизжали, сжавшись в одну кучку, парни заорали, затопали ногами, но благополучно принялись отступать, пытаясь спастись бегством.
- Не подходи, - едва шевеля языком бормотал Витёк, вытягивая нож,
Лезвие ножа дрожало, губы парня дрожали тоже.
А фигура приближалась медленно, словно была уверена в том, что жертва никуда от неё не уйдёт.
Слишком самоуверенным оказался этот демон, так как компания, наконец придя в себя бросилась наутёк, оставив меня на растерзание странному психу, бродящему по ночам в лесу. Вот сейчас и закончится моя бесславная, никчёмная жизнь. Будут ли обо мне горевать бабушка и дед? А Светка вспоминать будет?
Псих откинул капюшон и сел напротив меня. Языки костра осветили его усталое старческое лицо, изборождённое морщинами, седые волосы, и глаза. А вот глаза светились молодостью, жизнью, весельем, словно принадлежали другому человеку.
- Как тебя назвали? – голос старца, не старика, ни старикашки, а именно старца показался мне смутно знакомым. В нём, в этом глубоком голосе звучала мощь, скрытая, запрятанная.
- Зинаида, - прошептала я одними губами.
Нет, этот седовласый мудрец, гладковыбритый, с чарующим голосом и озорным взглядом не может оказаться маньяком. Во- первых- слишком стар, во- вторых- не погнался ведь он за красивой Светкой и соблазнительной Мирославой. А маньяков должен подстёгивать, возбуждать вид убегающей жертвы, или я это с собаками путаю?
- Тебе не идёт это имя, - старец покачал головой.
- А какое идёт?
Если честно, на мнение старого бродяги мне было глубоко наплевать. Гораздо больше интересовала перспектива возвращения домой или вернее отсутствие этой самой перспективы. Далеко ли я уйду ночью, на заплетающихся слабых ногах по буеракам?
- Своё, - ответил старик. – Тебе идёт твоё собственное имя.
- Ну и как же меня зовут?- да уж, содержательный разговор у нас получается, ничего не скажешь.
-А это ты сама вспомнить должна. А ещё, откуда ты, кем ты была ранее, и почему ты здесь.
- А как вы догадались?
- Вижу. Я профессор психологии, как раз занимаюсь проблемой амнезии. Приехал сюда, в глушь, чтобы писать книгу в тишине. Поселился в сторожке.
Причин не верить этому человеку, впрочем, как и верить, у меня не было. Но его объяснения поставили всё худо- бедно по своим местам, так что можно было не бояться. Тем более, кто знает, может он сможет мне помочь.
- Я не помню ничего. Каждые два года у меня начинаются приступы, а после них- чистый лист. Можно начинать жизнь заново, ни воспоминаний, ни стремлений, ни обид. У меня ничего нет, я одна, я просто больное существо, с которым возятся, которое должно испытывать благодарность, любить своих благодетелей, которое не за что уважать!
Я и сама не заметила, как перешла на крик. Слёзы текли по щекам, горло сжималось в спазме. Лицо старика расплывалась, становилось не чётким.
- Я никому не нужна, они сбежали, вы же видели, как они сбежали? А как я теперь домой попаду?
Профессор слушал, не перебивая. Лишь когда силы мои иссякли, он взял мою руку в свою, слегка пожав. И мне показалось, что по венам потекла сила, живительная, наполняющее меня спокойствием, И в одно мгновение я избавилась от гадкого ощущения своей половинчатости, своей оторванности от чего- то целого.
-Так легче? – спросил он. И мне почудилась в его глазах боль, сожаление и вина?
Почему он так смотрит? Может понимает, что я безнадёжна, и медицина в моём случаи бессильна?
- Ты вспомнишь, - проговорил старец, продолжая удерживать мои пальцы в своей не по- старчески горячей ладони.
Какая пронзительная зелень глаз? Что она мне напоминает, почему так легко, так комфортно находится рядом с этим человеком? Почему так страшно потерять его?
- Зина! – издалека раздавался хор нестройных голосов.
Повернув голову в их сторону я увидела множество фонарей. Это что же, вся деревня отправилась на мои поиски?
- Зинуша, внученька моя! – причитала бабка, будто меня сейчас шли не искать, а хоронить.
- Тебя ищут, - сказал старик. – Боюсь, что работа над твоей памятью завершится, не успев начаться.
Выбор, этот странный человек давал мне выбор. Уйти с ним в неизвестность, не зная о нём ничего, но в надежде обрести себя, или вернуться к старой жизни, где царят недомолвки, какие- то сомнительные факты из моей биографии, не стыкующиеся между собой?
Голоса людей становились громче, холодный свет фонариков ярче.
- Тебе решать, - тихо, и как – то обречённо говорил профессор. – Нужно ли тебе это? Может быть лучше остаться Зинаидой и тихо жить новой жизнью, ничего не зная о себе.
- Я хочу помнить.
Эти слова оказались роковыми, и мне показалось, что во взгляде моего нового знакомого мелькнуло облегчение и даже светлая радость. Неужели я заинтересовала его, как пациентка? Может он будет писать обо мне свою работу?
Но додумать дальше я не успела. Моё сознание поглотила тьма, но не страшная, мертвенная и тяжёлая, а мягкая и бархатистая, тёплая и уютная, словно южная ночь.
Глава 25.
Утром человек воспринимает мир иначе и собственные поступки оценивает совсем по- другому. Если вчера вечером моя авантюра казалась мне верхом смелости, протестным маршем против рамок, в которые меня втиснул деспотичный дед и покорная ему бабушка, шагом к изменению своей жизни в лучшую сторону. То с первым солнечным лучом, мазнувшем по моей щеке, в груди и животе защемило от осознания своей глупости, стыда и отчаяния, что ничего нельзя вернуть обратно. Отмотать то мгновение назад, словно киноплёнку.
И чем мне поможет этот старик, пусть он даже трижды профессор? Ну вспомню я свою деревянную лошадку и детский горшок, свой школьный портфель и первую учительницу, того ублюдка, что искалечил мою душу, тело и разум, а дальше то что? Не думаю, что в моей жизни было нечто такое, без воспоминаний о котором, я не смогла бы существовать. И с чего я решила, что дед и бабка скрывают от меня какую- то тайну? Книг начиталась, вот и мерещатся мне всякие тайны да интриги. А жизнь то она намного проще, намного прозаичнее. Ох и дура я дурище!
Сквозь мутное оконце избушки просачивался розовый свет наступающего утра, густой яркий, словно клубничный сок, смешанный с молоком. День обещал быть ясным. Радостно чирикали пробудившиеся птахи, пахло речной тиной и намоченными каплями росы, хвоей и травой.
Дверь со скрипом открылась, впустив в избушку струю прохладного, свежего воздуха.
- Доброе утро, - старик нёс в одной руке закопчённый, исходящий паром чайник, а в другой плетённую корзину, накрытую белым полотенцем.
Он что, на улице чайник кипятил? Печь же есть. Ну да ладно, у профессоров свои причуды.
Водрузив ношу на колченогий, грубо-сколоченный стол, старик откинул полотенце и только тогда позвал меня за стол.
- А вы уже в деревне побывали? – спросила я, чтобы хоть как- то начать разговор.
- Да, купил и сыра домашнего, и хлеба и смородины. Да ты ешь, работы сегодня у нас будет много.
Ну всё, нужно расставить все точки, извиниться и попросить помощи, сама я до деревни не доберусь, даже ползком. Бабушка, наверное, не спала всю ночь, пила валерьянку, молилась, а дед? Клял меня на чём свет стоит, жалел бабушку, и уже, небось, нарвал крапивы, чтобы отстегать меня по ногам и мягкому месту, когда вернусь. А ребята? Ведь не бросили они меня всё- таки, подняли деревню на мои поиски. Чувство вины облепляло удушливой паутиной, увязало в мыслях, сжимало горло.
- Мне нужно срочно домой, - краснея, словно малина в июльскую пору, пробормотала я.
- Ты не обязана быть всегда и для всех удобной. И если уж поставила перед собой цель, то иди к ней, не боясь осуждения со стороны других, потому, что эти самые другие тоже идут к своим целям.
Глаза профессора были серьёзны, строги. И теперь мне стало стыдно перед ним. В конце концов человек предложил мне помощь, собирается потратить на меня время, хотя мог бы писать свою книгу и не возится с глупой деревенской девчонкой. А я дурью маюсь.
Вздохнув, я принялась за еду. Ничего страшного, переживу как не- будь и их волнение за меня, и упрёки, когда я всё же появлюсь в деревне. Вот только что- то не ладное с этим профессором. Взгляд странный не то жалостливый, не то виноватый, не то печальный. А волосы почему мокрые? Купался он что ли? Да уж, закалённый дедушка. Август, конечно, месяц летний, но вода довольно холодная, особенно на рассвете.
Когда с едой было покончено, старик поставил передо мной железную миску, наполненную водой.
- О ситуации, оставившей в памяти яркий эмоциональный след, мы думаем больше, чем о нейтральной. Следовательно, редкие события запоминаются лучше. Так что с начала попробуем поработать с наиболее значимыми воспоминаниями.
Старик смотрел прямо на меня вопросительно, ожидая чего- то, и это нервировало.
Муха безуспешно бьётся в мутное стекло, стараясь выбраться на волю.
В избе пахнет сырым деревом и полусгнившей соломой. Огромная печь, с посеревшей побелкой расположилась во всю стену, потолок низкий, стены бревенчатые, с торчащими лохмотьями сухого мха. Не самое лучшее место для лечения больных. Даже если я кому- то расскажу, что приходила в эту сторожку, чтобы вылечиться, на меня посмотрят, как на сумасшедшую и покрутят пальцем у виска.
- Человек постоянно испытывает эмоции, это ответная реакция на внешние или внутренние раздражители. Страх, злость, отвращение, печаль, нежность, радость, интерес и благодарность это лишь основные эмоции. Под их воздействием мы ощущаем изменения в теле, которые у каждого индивидуальны. У кого- то от радости щемит в груди, а у кого- то в области солнечного сплетения. Но редко кто из людей задумывается над цветом своих эмоций. Вампирам в этом отношении гораздо проще, они видят ауру, видят как она меняет окраску, в зависимости от настроения собеседника. Но даже они могут ошибаться, ведь цвет, к примеру у ст раха или злости, у каждого свой, в зависимости от ведущего воспоминания. Я рассказываю тебе обо всём этом, чтобы ты поняла, по какому принципу мы будем с тобой работать. Думаю, что лучше всего начать с положительных эмоций, например с интереса. Вот что ты ощущаешь, когда испытываешь интерес, любопытство. В какой части тела он располагается и какого он цвета?
Давно я не испытывала любопытство. Обычно мне было грустно, тоскливо, обидно. Хотя, когда в конце июня приехала Светка, мне же было любопытно послушать её новые студенческие байки. По телу бегали мелкие мурашки, горели уши, сжималось горло. Вот в горле, скорее всего, это самое любопытство и поселилось. А какого оно цвета? Жёлтого, наверное, как лето, как солнце, как Светкина чашка, наполненная крыжовником.