Не плачь, Инга! На морозе плакать вредно, испортится кожа лица.
Но плакать хотелось, от страха, от безысходности, от ощущения собственной несвободы. Ну какую девушку в двадцать два года будут одолевать подобные мысли, о тревожащихся бабушках и об обязательной явке домой не позже восьми. Иногда родительские любовь и забота приносят не только благо, но и ставят вот в такое дурацкое положение. Бабушке нужно, чтобы я вернулась не позже восьми, а как я это сделаю, похоже, её мало волнует.
- Не бойтесь, Инга, - раздался за спиной знакомый голос, такой же тёмный, бархатный, густой и обволакивающий, как окружающий меня мрак. Словно он был частью этой тьмы .
- Вы меня преследуете? – обречённо проговорила я.
Вместо того, чтобы начать оправдываться, мол, у меня здесь дела, к знакомому заходил, снежный барс ответил то, чего я никак не ожидала услышать:
- Я вас оберегаю.
И эта фраза прозвучала так , будто бы оберегать меня входило в его прямые обязанности, словно он выполнял работу, пусть не такую приятную, но хорошо оплачиваемую.
- Не припомню, чтобы нанимала телохронителя, - огрызнулась я, тут же прикусив язык. Ну ни дура ли? Сама стою в тёмном подъезде, потерянная и напуганная, но грублю человеку, который предлагает мне свою помощь. А помощь ли? Может быть он и есть тот самый маньяк, о котором недавно писали в газетах.
- Ну конечно не просили, - усмехнулся снежный барс. – Но мне этого и не требуется.
По спине пробежал противный холодок, мысли заметались. Кого звать на помощь? Что кричать? А может быть попробовать убежать? Только, далеко ли я убегу в тёмном подъезде, по крутым ступенькам вот от такого бугая.
- Пожар! – заорала я, что есть мочи.
Холодный воздух обжёг горло, дыхание перехватило, и крикнуть вновь, у меня уже не получилось, так как, мне пришлось надсадно закашляться. Перед глазами заплясали красные всполохи. Я кашляла, согнувшись пополам, вытирая, выступившие слёзы шерстяной рукавицей. Ну что за день такой сегодня ?
- Прекратите валять дурака! – холодно произнёс мужчина. – Идёмте, я провожу вас домой, на улице темно, скользко и далеко не безопасно, и о чём вы думали, отправляясь одна?
Он взял меня под локоть, и мы вышли из подъезда.
Скудный свет уличных фонарей едва рассеивал сгустившуюся тьму. Мимо пролетали машины, куда то шли люди, скрепя каблуками сапог, призывно светились витрины магазинов, а мы молча шли.
Когда то, ещё будучи студенткой, я мечтала, что буду идти по городским улицам под руку с красивым парнем. Ну что ж, сбылась мечта идиота. Вот я, вот вечерняя улица, а вот и парень. Чего тебе, Инга не хватает? Холодный колючий ветер проникал под одежду, пронизывал, мороз покусывал щёки, от некачественного вина или от резкой смены температуры начинала побаливать голова. Чувство неловкости, которое, скорее всего, испытывала только я нарастало с каждой минутой. Мы два совершенно незнакомых человека шли рядом, рука об руку и молчали, что может быть глупее? Я украдкой разглядывала своего спутника. Он, на удивление, одет был довольно просто, хотя военные, пусть даже бывшие, имели хороший достаток и могли не скупиться на одежду. Этот же, оделся так, словно хотел выглядеть, как можно незаметнее, не привлекая внимания. Чёрная куртка, такие же чёрные брюки, вот только шапки на голове не было. И не холодно ему в такой мороз? Лицо мужчины ничего не выражало, ни одной мысли, ни одного чувства, словно он не хотел отвлекать себя думами. В моей же голове продолжал звенеть голос Валерия. В субботу! Мы встретимся в субботу! Каким будет этот день? Смогу ли я пересилить своё отвращение к прикосновениям мужских волосатых рук, пахнущих табаком и рыбой губ, насколько мне будет больно, когда он войдёт в меня?
- Инга, - начал снежный барс. – Я бы хотел извиниться за то, что произошло сегодня на вашем уроке. Мне следовало иметь ввиду, что передо мной сидят дети, а не солдаты. Но мы военные бываем порой слишком чёрствыми.
Мне редко кто приносил свои извинения, обычно люди, обидевшие меня, считали себя правыми, и в итоге, просить прощения приходилось мне, так уж повелось с раннего детства. И что я могла теперь ответить? Ну вот не умею я принимать извинения с достоинством, так, чтобы всё обратить в шутку, или в дружескую беседу.
Дома со множеством горящих окон, машины, фонари, снег. За что зацепиться? Как продолжить разговор? Наташка бы давно уже раскрутила парня на ресторан или кафе, в качестве компенсации и, таким образом, приобрел а ещё одного знакомого в свою «копилку нужных людей». А я? Я ничего не умею, ни дисциплину в классе поддерживать, ни с мужчинами разговаривать, ни отстаивать свои права. Жалкое, слабое никчёмное существо.
Анька жила неподалёку, и мы уже почти подошли к моему дому. Со двора доносились крики мальчишек, играющих в хоккей.
Мы остановились, мужчина повернулся ко мне, и его зелёные глаза оценивающе просканировали меня. Затем, кивнув своим мыслям, он взял меня за руку. Сквозь колючую шерсть рукавицы, я почувствовала тепло его ладони, приятное, успокаивающее, расслабляющее.
- Вы чем то расстроены? Может быть я смогу как- то помочь?
Мимо прошла соседка, ведя за поводок свою лохматую рыжую псину, которая в свете тусклых фонарей, казалась грязно зелёной. В булочной, через дорогу, погас свет. Мне ,нестерпимо ,захотелось снять дурацкую рукавицу, чтобы ничего не мешало ощущать прикосновение этого человека, чтобы в полной мере прочувствовать, как тепло его кожи , мелкими иголочками пронзает мою ладонь, как с током крови бежит к предплечью, потом по плечу, как поднимается к груди, а оттуда распространяется по всему телу, сладко пульсируя. Голова слегка кружилась, тело моё дрожало, но не от холода, а от непреодолимого желания каждой клеточкой прикоснуться к этому странному человеку, раствориться в нём, стать им.
А он, тем временем, что то говорил, я отчётливо слышала каждое слово, но никак не могла уловить смысл сказанного.
- Если вы по каким –то причинам не желаете давать мне частные уроки, я попробую найти другого преподавателя, но ведь это не означает, что мы не можем подружиться, правда? Давайте встретимся завтра и куда не – будь сходим. Вы любите кино ? Или мы просто можем посидеть в кафе, как вы на это смотрите?
Сейчас для меня звенели ручьи, пели птицы, шумела молодая зелёная листва, а с неба щедрым потоком лился солнечный свет.
Я почти не дышала, боясь пошевельнуться, боясь спугнуть это чудесное ощущение.
Всё вокруг исчезло, были только я и он, его горячая рука, его зелёные пронзительные глаза и, дурманящий запах его порфюма, свежий, с нотками цитруса и ментола.
- Инга! – раздался голос бабушки. – Уже так поздно, я решила тебя встретить.
Мир, где царили лишь я и снежный барс, разбился на осколки, и тут же склеился, собрался в грубую, неприглядную и привычную картинку. Тёмная улица, снег, фонари, голые деревья и взгляд бабушки, полный тревоги.
Пора что – то отвечать, а то решит, что я полная дура, меня на свидание приглашают, а я молчу, словно воды в рот набрала, да и не вежливо это.
- Спасибо, Алексей, за приглашение, но у меня совершенно нет времени, нужно готовится к урокам.
Я постаралась улыбнуться , как можно мягче и взяла бабушку под руку, уловив в её взгляде одобрение.
Ковалёв сухо попрощался с нами, пожелав спокойной ночи, зашагал в темноту. Я едва удержалась от того, чтобы не броситься в догонку за ним с криком: «Вернись! Ты же обещал! Ты же звал меня с собой! Куда же ты уходишь?» В сердцах я со всей силы пнула какую – то железную банку, лежащую на земле и тускло блестевшую в свете фонарей. Я досадовала на себя за свою нерешительность, досадовала на бабушку, за то, что она появилась в неподходящий момент. Отключили моё персональное солнце, весну, тепло, и вновь вернулся ненавистный унылый ноябрь с пронизывающим ветром, колючим морозом и тоской, от которой хочется , по- собачьи, выть.
Нам нравилось сидеть на кухне и чаёвничать. Каждая из нас ценила эти минуты тишины и покоя. Бормотало радио, гудел холодильник, а мы с бабушкой сидели напротив друг друга, иногда разговаривали, а иногда молчали. Но молчание не было тягостным. Каждая думала о чём то своём , ведь с родным человеком п риятно не только делиться радостями и горестями, но и молчать.
Но сегодняшнее чаепитие умиротворения не приносило. Придя в себя от странного наваждения, я вспомнила слова белоб рысого. Неужели я и впрямь могла заинтересовать Ковалёва? Что ему от меня нужно? Вопросы множились, роились, закручивались в пёстрый разноцветный клубок, распутать который не представлялось никакой возможности. От очередной мысли, пришедшей мне в голову, перехватило дыхание. Я чуть было не дала согласие непонятно на что ! А всё из за какого то прикосновения к руке. Ну ни дура ли? Нет, нужно обязательно встретиться с Валеркой, и пусть у нас всё произойдёт, как и должно произойти между мужчиной и женщиной, а то я уже на первого встречного бросаться начала. И с хождением по тёмным улицам в одиночестве пора завязывать, да и вообще, в ближайшее время одной по городу шататься не следует, чтобы не привлекать внимание белобрысых маньяков. То, что этот Ковалёв чокнутый, никаких сомнений не осталось. Просто буду осторожнее, буду стараться не попадаться ему на глаза, и не стану ломать голову над тем бредом, который он сегодня нёс. От этих мыслей мне стало значительно легче, и я тепло улыбнулась бабушке.
Глава 4.
Я проснулась от неприятного чувства тревоги, от которого слегка подташнивало и скручивало живот. З олотистый лучик холодного ноябрьского солнца пробивался в щель между неплотно задёрнутых занавесок и отражался на пожелтевших обоях в мелкий синий цветочек. Обыкновенная суббота, которую я проведу с бабушкой, мы напечём ватрушек, наведём порядок в квартире. День будет тихим, мирным без потрясений, без вторжения чужих людей. Так от чего же так муторно на душе, что мне мешает расслабленно раскинуться на тахте, вспомнить свой недавний сон, таких ярких снов я уже давно не видела, и отправиться на запах бабушкиных блинчиков? Стоило мне задуматься о природе своей тревоги, как последние остатки сна улетучились, и я осталась наедине со своим страхом перед сегодняшним днём. Обидно! Как обидно! Теперь весь день буду, словно на иголках. Ни вспоминать сон, ни читать книжку уже не хотелось. Я решительно встала, набросив халат.
На столе завибрировал телефон.
- Да.
- Ты не передумала? – спросила трубка голосом Валерика.
- Нет, - ответила я.
- Отлично, я буду ждать.
Слова, как слова, разговор, как разговор, но мне чего – то не хватало, что то настораживало. Может быть отсутствие радости? Тепла в голосе? Нежности? Мне всегда казалось, что влюблённый мужчина говорит как –то иначе. Но ведь я почти пол года избегала близости с ним, боялась остаться наедине, таскала мужика по музеям, театрам, кино и выставкам, в глубине души, понимая, что все эти походы интересны только мне. После посещения очередной выставки, спектакля, кинокартины, мне хотелось обсудить увиденное с Валерой, поделиться впечатлениями, узнать его мнение, поспорить. Но мой спутник отвечал хмуро и односложно, а порой в его голосе звучало раздражение. Все эти свидания в людных местах он расценивал, как попытку избежать секса с ним, от части, так оно и было.
Познакомились мы через фирму «Влюблённые сердца». Наташка уговорила меня зайти в помещение с пошлой вывеской, на которой красовалось сердце, пронзённое стрелой. Внутри офис был таким же карамельным, розовая стойка с милой длинноногой девушкой за ней, розовые пуфики и диванчики и огромные мохнатые подушки виде сердец.
Девушка протянула мне анкету, которую мне следовало заполнить. Мы с Наташкой долго спорили, что написать в графе: « В мужчинах мне нравится…»
- Сильный характер, ответственность и материальный достаток, - советовала подруга.
- Мне не нужны его деньги, - отвечала я – Главное, чтобы он был добрым, искренним, мягким.
- На хрена тебе тюфяк! – шипела Наташка, обречённо глядя на то, как я вписываю только что произнесённые слова в графу на розовой бумаге.
Спустя три дня мне позвонили и пригласили в офис, где недавняя девушка представила мне троих мужчин. Да уж, выбор был невелик. Усатый, с сединой в волосах дядечка, тощий хлюпик с синюшной кожей и россыпью угрей на носу и щеках и неопрятный парень в пузырящихся на коленях спортивных штанах и растянутой футболке.
Каждый из мужчин немного рассказал о себе, потом рассказывала я, ну а после девушка предложила мне с каждым по очереди пройти в соседнюю комнату, для более близкого общения. С синюшным мы молча смотрели друг на друга все, предусмотренные правилами, пять минут. Он шмыгал носом, ковырял в ухе, чесал затылок. Седой мужчина без обиняков заявил, что я ему не подхожу, слишком мала, чтобы стать матерью его осиротевшим детям. Я была с ним полностью согласна. Неопрятный же, предложил мне погулять в парке, но оговорился, что у него пока нет работы, а, соответственно, и денег. По этому, покупка мороженного и лимонада ложится на мои плечи. Так мы и стали встречаться. Со дня нашего знакомства денег у Валерика так и не прибавилось. Он никак не мог найти постоянную работу. То мёл дворы, то разгружал фуры, а то просто лежал на диване в своей комнате в общежитии. Первые недели нашего с Валерием общения были для меня самыми счастливыми. Он постоянно извинялся за то, что не может дарить мне дорогих подарков и катать на машине, я же убеждала его в том, что всё это не важно, главное – искренность, открытость и душевная теплота. Валера мастерил для меня фигурки из дерева, приносил охапки полевых цветов, а, когда кроны деревьев покрылись медью и золотом, выложил на куске старых обоев моё имя из осенних листьев. Его жесты внимания трогали меня до слёз, моё сердце сжималось от умиления и жалости к этому простому улыбчивому, всегда весёлому бесшабашному парню. Мы взлетали в небо на качелях, задорно хохоча, глядя в бескрайнюю прохладную синь, устраивали пикники на крыше, Гуляли в самых отдалённых и заброшенных уголках парка, где гуще деревья, где глубже ковёр из опавших листьев. Как то на одной из таких прогулок, Валерий попробовал повалить меня на эти самые пахучие, шуршащие жёлто- коричневые листья. Но я отвергла его предложение, заявив, что мы не собаки, чтобы заниматься сексом где попало. Прогулка была, конечно же, испорчена. Валерий молча проводил меня домой и не звонил несколько дней. Все эти дни его молчания, я не находила себе места.
День пролетел быстро. Я с обречённостью смотрела, как улица за окном меняет свой цвет, от утреннего золотистого, до дневного голубовато-серого, а потом стремительно темнеет. Всё валилось из рук, бабушкина болтовня раздражала, ватрушки казались безвкусными. Единственное, что у меня хорошо получилось, так это соврать бабушке о том, что мне необходимо заночевать у Наташки, так как её муж в командировке, а ей страшно оставаться одной в квартире. Моя добрая бабуля тут же предложила угостить Наташу и её Серёжу ватрушками. Стыд сжигал меня из нутрии, в тот момент я себя ненавидела. И чтобы скрыть своё пылающее лицо и злые слёзы, выступившие на глаза, я обняла бабушку.
- Ох милая, - запричитала бабуля.- Чего это с тобой сегодня?
А мне внезапно показалось, что я вижу бабушку в последний раз. Что мне необходимо запомнить её как можно подробнее, каждую чёрточку, каждую морщинку, впитать в себя запах теста и ванили, запечатлеть в памяти её голос. Отвратное ощущение чего то уже предрешённого, непоправимого. Невыносимо захотелось позвонить Валерке и отменить встречу, паслать всё к служителям тьмы и остаться дома с бабушкой. И пусть злиться на меня, пусть не звонит неделями, ничего, переживу. У меня есть бабушка, есть работа, есть подруги. Ведь была же я когда – то счастлива без Валерия. Но воспоминания о качелях, летящих к облакам, о душистых букетах васильков и ромашек заставили меня собраться и выйти на холодную погруженную во мрак улицу.