Когда голос Танзиля вырвал меня из приятной полудремы, я еще раздумывал – выйти или сделать вид, что тут нет никого, урвать еще мгновение отдыха? Потом момент был упущен, и я остался подслушивать и подсматривать сквозь щелку – уже как-то неловко было выходить. Чуть не выскочил, когда Танзиль некрасиво высказался о Захи, но вовремя одумался.
- Смотри, какой у меня есть красивый юноша! – продолжал тем временем уговаривать Танзиль. - Чернобровый, жгучеглазый! Стан тонок, движения легки!
Азиз с легкой улыбкой, которая у него обозначает крайнюю степень заинтересованности, осмотрел предлагаемого невольника. Я тоже чуть подвинул ткань и изменил угол обзора – любопытно же! Что ж, на мой взгляд парень весьма привлекателен: длинные ресницы, выразительный взгляд, чуть вьющиеся волосы, красивые, четко очерченные губы. Вот только, опять же, зачем он мне, если у меня Азиз? Ну, хоть полюбуюсь…
- О, великий визирь! – церемонно начал Азиз в ответ, заставив Танзиля поморщиться – мужчины все еще общались с преувеличенной вежливостью, тщательно выдерживая дистанцию.
Наверное, моему другу было непросто подойти к Азизу с просьбой. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, ибо не привык быть в подобной роли. Надеюсь, Азиз достаточно разумен, чтобы понять: надсмехаться над Танзилем – плохая идея, пусть даже сиюминутная расстановка сил это позволяет.
- Никогда бы не посмел отказать в подобной малости, - продолжал Азиз, удерживая на лице выражение вежливого недоумения, - однако я могу лишь принять раба в сераль, но наложниками распоряжается Фарук…
- Фарук отослал меня к тебе! – немного раздраженно сообщил Танзиль.
- Хорошо. Раз так… - Азиз кивнул, - твое желание будет исполнено… Но поведай, зачем тебе Захи?
- Секретарем возьму. Соображает.
- Очень хорошо, - снова повторил Азиз, - уверен султан будет рад об этом услышать! Захи никогда не был невольником, ему положена плата… ну, там вы уже сами разберетесь. Тогда ты подашь Сулейману записку с назначением, а я внесу новенького в списки наложников?
- Да, спасибо, Азиз.
- Рад услужить! – Азиз широко оскалился, будто и впрямь рад, но никого это не обмануло – небось потом припомнит.
Я выбрался из ниши только после того, как Танзиль убрался.
- Слышал? – усмехнулся Азиз.
- А то!
- Подсмотреть-то удалось? Понравился новенький?
- Э… красивый. А что?
- Могу намекнуть Фаруку, чтобы прислал его тебе ночью.
- Нам. Ты всегда со мной спишь, забыл? Прямо вижу это воочию – он заходит, а постель-то занята! В итоге я пою его кофе до утра, а ты ехидно улыбаешься, - я засмеялся, представив себе сценку, Азиз хохотнул вслед за мной и, отчего-то, возможно, от фривольного разговора, мне безумно возжелалось немедленно переместиться вместе с воином в собственные покои, дабы к обоюдному удовольствию успокоить заволновавшуюся плоть.
Обычно я не дотрагивался до Азиза днем – слишком много кругом снует рабов и слуг, кроме того, для утех создатель сотворил ночь, а светлое время суток предназначено для дел, но сегодня я уже позволил себе ускользнуть от работы, позволил себе подслушивать чужие разговоры и почему бы теперь не позволить себе приласкать немного Азиза?
Ощутив на себе мои руки, Азиз дернулся и удивленно уставился мне в глаза, я, не обращая внимания на его выразительно приподнятые брови, деловито потянул пояс и распахнул полы кафтана. Перевязь с ятаганом воин повесил на стену – она в сидячем положении не слишком удобна, и теперь я порадовался, что она мне не мешает. Совсем снимать кафтан не стал. Азиз всегда надевал под кафтан короткую рубаху – всего до середины бедра, мне ничего не стоило немного приподнять ее, добравшись до шнурков штанов.
- Что ты делаешь? – заговорил наконец Азиз, не делая, впрочем, попыток прекратить творившееся безобразие.
- Да вот думаю, как там твой клинок? Надо проверить. Давно не видел.
- Ох! – с губ Азиза сорвался вздох, так как я как раз провел пальцами по упомянутому предмету.
Некоторое время Азиз позволял мне дразнить себя, а потом решительно приобнял и потянул в сторону ниши. Мой верхний кафтан полетел на пол и был решительно запихан под кушетку, верхняя рубаха упала поверх ручки, тюрбан мы аккуратно положили рядом с изогнутой деревянной ножкой, сверху – головной убор Азиза. На кушетке уместились едва-едва: отлично подходящая для ленивой дремы, она оказалась мала для двоих. Было не слишком удобно, но я пылал энтузиазмом – никогда еще не ласкал никого за пределами покоев. Вроде тот же самый человек, ну, что изменится от того, что возлежит он не на широкой удобной постели, а в каком-то другом месте? Однако, кровь моя вскипела, я ощущал небывалое воодушевление. Кажется, после сегодняшнего времяпрепровождения уже Азиз будет украшен темными пятнами синяков. Он не возражал, только удивленно охал и подсмеивался, изумленный моим напором.
Несколько раз в кабинет забегали слуги, мы с Азизом затихали, и люди, не обнаружив в кабинете хозяина, выходили. Эти вынужденные остановки нисколько не охладили мою страсть, даже наоборот, подстегнули, да так, что в ушах зазвенело. Развязка была близка, я яростно целовал Азиза, наши руки ласкали горячую плоть друг друга, все звуки потонули в каком-то шуме, и потому я почти не обратил внимания на тихо отдернувшуюся занавесь. Не знаю, кто там был, но он вскрикнул, отскочил, и ткань вернулась на место.
Когда мы с Азизом немного отдышались, я лениво спросил:
- Кажется, кто-то все же нас нашел. Или мне показалось?
- Садик, - коротко ответил Азиз, я вздохнул.
- Надо все-таки отправить несносного к Сирхану. Пусть его вразумят через задние ворота.
- Да, ну, Сулейман, чего ты? – Азиз тягуче зевнул и продолжил. - Хороший мужик. Занудный немного. Но толковый. Не надо.
- Как скажешь. Ох, еще немного поспать бы… Но Садик ведь не отстанет! Спорим, что он скоро отойдет от потрясения и появится с кофе и укоряющим взглядом?
Азиз неопределенно хмыкнул. Двигаться не хотелось, мы так и лежали – полуголые, перемазанные семенем и весьма довольные жизнью. Пока в кабинете не возник Садик. Сначала он тихо колупался, не пытаясь сунуться в нишу, звенела расставляемая посуда, бегали слуги. Потом он подошел к нише и, не пытаясь отдернуть ткань, очень почтительно спросил, не угодно ли великому султану переменить одежду? И обтереться?
Я благосклонно заметил, что угодно, и Садик пихнул к нам моего личного слугу. В общем, появление секретаря принесло даже некоторую пользу – мы с Азизом спокойно привели себя в порядок, перекусили, задумчиво выпили по чашечке кофе. Садик все время маячил в поле зрения, но не приставал, и я решил, что и впрямь к Сирхану его посылать совершенно ни к чему.
Впрочем, мысль о Сирхане и его методах воспитания еще пару раз за сегодняшний день у меня возникает – Садик не отпускает до поздней ночи. Наконец, я свободен! Почти бегу в свои покои, но в галерее замедляюсь, очарованный атмосферой. Темнота уже опустилась на город, несколько факелов потрескивает, освещая мой путь, пока я шагаю по плитам, блики играют на мраморных колоннах, из сада доносится сладкое благоухание цветов. Прохладно – с темнотой приходит холод, а я в одном кафтане – верхний остался в кабинете. Может, вернуться? А то так и простыть недолго, а болеть совершенно не хочется. Все-таки повернул назад - если надеть теплый и длинный, до пят, кафтан, можно будет немного полюбоваться с галереи на сад. Подышать прохладным, напоенным тонкими ароматами воздухом, полюбоваться на серебряный месяц и россыпь звезд, побыть немного в полной тишине; только легкое дыхание янычара за спиной нарушает спокойствие ночи.
В кабинете обнаружился Садик. Он не заметил моего возвращения, и я вдруг с удивлением увидел, как опустились всегда гордо расправленные плечи, как согнулась его спина, как устало шаркают сафьяновые туфли. Заметил, как нездоров цвет лица, а под глазами обозначились тени. Да он же смертельно устал! Или… неужели болен? Садик всегда выглядел собранным, спина прямая, движения легки и быстры. Я и мысли не допускал о том, что он тоже может устать. Глупость, конечно. Он же обыкновенный человек, а не какой-нибудь джинн. Просто глядя в его внимательные глаза, наблюдая за точными, четкими движениями, нельзя было даже заподозрить в нем какие-либо человеческие слабости. Неожиданно мне стало неловко, что я капризничаю, жалуюсь и увиливаю, сваливая на него работу. А он вынужден бегать за мной и уговаривать. Нехорошо.
Может, тихо выйти, пока он меня не заметил, а с завтрашнего дня дать ему несколько дней отдыха? Хм. Пожалуй, в таком случае отдыхаться ему будет несколько нервно – наверняка же припомнит сегодняшний инцидент и вообразит, что я попросту услал его с глаз подальше. Не годится. Эдак он не только не отдохнет, но еще и какую трясучку от переживаний заработает: ведь секретарь самого султана - это не ишак начхал! Секретов в его голове столько, что любой иностранный посол с радостью к себе примет. Понятное дело, таких людей просто так не отстраняют – либо держат поблизости, либо… либо перепуганные слуги находят потом бывшего секретаря захлебнувшимся в купальне.
- Садик!
Секретарь вздрогнул, обернулся, увидел меня и тут же преобразился – спина распрямилась, взгляд прояснился. Кажется, прикажи я – он и ночь готов работать. Но теперь я не дал себя обмануть – с цветом лица он ничего не мог поделать, как и с чуть подрагивающими пальцами, которые он поспешил спрятать в рукавах.
- Что ты здесь делаешь? – спросил я. - Мы уже закончили. Иди, поспи.
- Я готовлю подборку законов, завтра великому султану предстоит рассмотреть претензию на оливковую рощу, я разыскал несколько бумаг, которые могут дать основание для того или иного решения…
- Садик, это все очень хорошо, однако ночь необходимо посвящать отдыху. Или любви. Но никак не оливковой роще!
- Но я не успею с утра все подготовить! – Садик состроил такую гримасу, будто сама мысль об отдыхе кажется ему оскорбительной.
Я усмехнулся – несгибаемый! Взмах руки и один из янычар выходит из-за спины.
- Муавия! – янычар поклонился, готовый выполнить любой мой приказ. - Садик теперь твой подопечный. Мне не нравится этот землистый цвет лица, завтра сводишь его к лекарю, вечером доложишь результат. У меня больше десятка секретарей, убедись, что Садик не взваливает на себя все. Смотри – он должен вовремя есть и спать ночью.
- Мой султан, я великолепно себя чувствую, в подобном надзоре нет необходимости! – процедил упрямец.
- Вытяни руки перед собой. Нет, так чтобы были видны ладони, - он побледнел, с запозданием до меня дошло, что это похоже на подготовку к наказанию, впрочем, волнение секретаря сыграло мне на руку: пальцы Садика заметно подрагивали.
- Видишь? – я указал на обращенные ладонью вниз кисти. - Они дрожат! Полагаешь, это называется «великолепно себя чувствую»? Можешь опустить руки. Садик, я заметил твое усердие. И ценю безупречную работу. Но ты должен отдыхать, ведь человек без этого не может: он надрывается, заболевает и, в конце концов, становится бесполезен. Увидимся завтра, Садик. Не приходи рано – пусть поработают младшие секретари, они справятся. Если же нет – стоит подумать о подборе новых, более смышленых. Муавия?
Янычар поклонился, взял Садика под локоть, а когда тот попытался вывернуться, возмутившись, просто перекинул тоненько вскрикнувшего секретаря через мощное плечо, я рассмеялся:
- Так его, Муавия! Только смотри, не навреди! Садик очень ценный.
- Я буду обращаться с ним, как с хрупким цветком, - на полном серьезе пробасил Муавия и, пошатываясь под весом притихшего от потрясения секретаря, удалился.
Проводив его взглядом, я немного постоял, размышляя: уж не погорячился ли, приставив к секретарю янычара?
- Как думаешь, Любаб, - обратился я к оставшемуся янычару, - это была хорошая идея?
Любаб наморщил лоб, изображая активную работу мысли, я терпеливо ждал: бил-то воин скоро, но любой вопрос обдумывал со всем тщанием, а потому приходилось поскучать, прежде чем он раскрывал рот.
- Бумагомаратель выглядит больным, - выдавил наконец Любаб, - как бы не слег от неуемного старания. Глупо так с ног сбиваться. Это случается у новичков – тренируются без ума, в итоге рвут жилы и долго болеют. Муавия проследит, он парень надежный. Все в точности выполнит.
- Не обидит? Здоровый же, как кабан…
- Да не. Ему как раз такие тонкие, ученые очень по сердцу. Аккуратно будет обращаться. Он, даром, что на вид колода-колодой, в мечети книги берет, читает потихоньку. Муавия не подведет, он нормальный такой.
Ответив на вопрос, Любаб вытер рукавом пот, выдохнул и преданно уставился на меня маленькими, почти сокрытыми под бровями, глазками. Я похлопал здоровяка по плечу, пробурчав благодарность за ответ, подхватил шерстяной кафтан и пошел-таки в галерею. Там постоял немного, мое созерцание прервало кряхтение – Любаб, как мог, пытался привлечь мое внимание.
- Ну чего ты там? – спросил я не оглядываясь.
- В покои надо бы. Азиз серчать станет. Ужо ждет небось.
Я с удивлением обернулся на воина – он что, торопит меня? Это вообще что такое: «Азиз осерчает»? Любаб хлопал короткими ресницами и вздыхал.
- На кого это Азиз серчать будет? На меня? – спросил я обманчиво-спокойно.
- Да нет, - Любаб по-простецки махнул ручищей, - кто ж султану слово поперек скажет? Мне потом по загривку налупит… Холодно жеж. Давайте уже к Азизу под бочок, а?
- Под бочок? – переспросил я, даже не зная смеяться или сердиться: наивная прямота Любаба была уже притчей во языцех.
- Опять что-то не то ляпнул, - огорченно пробормотал себе под нос янычар, его широкие плечи поникли, - вот поэтому мне порой говорить и неохота! – с досадой произнес он громче.
- Почему? Излагай яснее.
- Потому. Вот, говоришь человеку одно, а он совсем другое слышит! Я ж не хотел обидное или там оскорбительное… все же знают – кажную ночь султан проводит с простым воином. Привечает. Любовь, все такое… Ребята и я, конечно! Мы все очень уважаем Азиза за это – он вертится, старается – книги всякие почитывает, пишет так красиво! Легко ли ему беседу с важными людьми вести да так, чтоб не осрамиться? Простой же, как мы! А он говорит и складно же все так! В общем вот. Разговорился что-то я, - заключил Любаб упавшим голосом, - зря, наверное, все опять глупость говорю и не так. Говорил же мне тятя – молчи! Просто бери и молчи!
Я тихо хохотнул – видать, «тятя» верно оценивал способности Любаба к общению!
- Гордитесь, значит? И приказы его поперед моих выполняете?
Любаб на мой ехидный вопрос только посмотрел печально и вздохнул тяжело. А потом уперся взглядом куда-то в сторону и замолчал. Я подождал немного, но, наверное, здоровяк потерял надежду со мной толково объясниться, и я махнул рукой – ясно же, что просто неловко сказал человек и не со зла это, а от косноязычия.
- Ладно, идем уже. А то и впрямь Азиз станет смотреть укоризненно, да лоб мне ночью щупать – проверять не простыл ли…