И все эти мои непроизвольные действия сопровождались недоуменным взглядом матери.
Милая мама! Она думала, что я все тот же добродушный малец, её любимый сын. Каждый раз, как только с моих губ слетало грубое ругательство, она, молча в неприятном удивлении, взирала на меня. Все так же вечером, как когда-то, мама с заботой поправляла мое одеяло и целовала в лоб, желая спокойной ночи. Для нее я был двадцатилетним наивным юнцом. Её маленьким мальчиком.
Интересно, думала ли она, скольких человек я убил? Приходило ли ей в голову, что уже через пару дней после прихода на фронт на моем счету было несколько жизней? Ужаснулась ли она, увидев, как я в первой своей атаке заколол немецкого солдата? Его теплая кровь была везде: на моей одежде, руках, лице и даже во рту. А гранатой, которую я бросил в сторону врагов, оторвало голову ползущему парню примерно моего возраста. Тогда мне еще не было и восемнадцати.
Прошло лишь несколько лет, а впечатление, что целая жизнь пролетела.
Смерть скольких своих товарищей я видел за это время. Мне казалось, что каждое лицо, объятое ужасом конца, будет стоять перед моими глазами. Но я ошибался. Следующий день его затмевала очередная смерть, и не одна. И так по замкнутому кругу.
Во время каждого сражения я видел, как медленно вместе с кровью утекает жизнь из молодых ребят, наполняя их последние часы жуткой агонией. Их все еще борющиеся со смертью молодые тела безжалостно пронзали очередные пули или осколки. Им отрывало конечности или распарывало животы, а они все еще были живы. И ни разу за это время в их стонах я не слышал мольбы о смерти. Все они жаждали жить.
Сначала я пытался считать братские могилы, которые мы вырыли, помнить имена всех товарищей, которых мы похоронили. Потом я бросил эту затею, потому как с некоторыми новобранцами даже не успевал перекинуться парой слов, а они уже уходили навсегда.
Разве мог я этим делиться с матерью? Это были уже не переживания неуверенного подростка.
Мое сердце сжималось, становясь тяжелым, когда взгляд её ласковых голубых глаз обращался на меня, будто покровительствуя. Она не понимала, а я никогда не посмел бы ей объяснить, что теперь именно я оберегаю и защищаю её. Мы поменялись местами. И хотя сейчас я с родителями находился на разных сторонах жизни, все же дома я не чувствовал себя виновным в чем-то.
Мои друзья детства и сослуживцы Эдвард Каллен и Эммет МакКарти не могли похвастаться тем же. Нет хуже чувства вины, когда ты невиновен. У Эдварда с войны не вернулось два брата, а старший брат Эммета Бенджамин потерял обе ноги. Эдвард винил себя, что остался не только жив, но и физически здоров, а Эммет каждый день сбегал из дома от жадного несчастного взгляда брата, которому вторили глаза их матери. Я видел эти взгляды, сопровождающие каждый шаг моего друга, когда как-то раз зашел за ним в самом начале после возвращения. Теперь я всегда ждал его около дома на улице…
Я взглянул на сумеречное небо. Мои товарищи уже ждали меня в пабе, смакуя местный стаут, первый бокал которого Майк Ньютон нам всегда наливает за счет пивной. Он не слышал на одно ухо, а его левый глаз больше не открывался, но все же этот поседевший на войне мужчина улыбался каждому клиенту, разговаривая с ним как старый друг. У него не было причин грустить, ведь жизнь была не так уж плоха. Дела в пабе шли хорошо, а его единственная дочь Мария недавно стала невестой сына одного из банкиров Дувра.
Вновь при мысли об этой девушке у меня внутри защемило. Она была одной из тех, при воспоминании о ком, мне хотелось вернуться обратно из чистилища войны. Её образ часто согревал меня во время тревожного сна на сырой земле, а память о первых невинных касаниях и сцеплении рук не давала полностью убить в себе юношеские грёзы и томления мятежной души, желающей первого искреннего взаимного чувства.
Только на самом деле все оказалось довольно прозаично. При нынешней ситуации, когда люди не знали, что у них будет на обед, вполне логично, что выбор красивой девушки пал на более перспективного мужчину, нежели усталый солдат, который не успел окончить даже школу. И пусть один был героем, а второй отсиделся в тылу – у первого было меньше шансов наполнить желудок семьи. На тот скудный паек, что нам полагался раз в неделю, одному-то невозможно было прожить несколько дней, не говоря уже о семье. Мария сделала адекватный выбор, учитывая, что кругом властвовала безработица, а люди дрались даже за черствый кусок хлеба. Я её не винил, отпустив, только на душе все равно скребли кошки от осознания своей никчемности.
Я лишь раз встретил её на улице, когда вместе с товарищами шел из казармы, где мы получили расчетные и новый комплект одежды солдата. Тогда мое сердце впервые за долгое время ликовало.
- Мария! – крикнул я через улицу, вглядываясь в знакомый до дрожи силуэт.
Она повернулась, удивленно глядя на меня, когда я пересек улицу, оставляя друзей позади.
- Джаспер? – она не выдала и сотой доли моей радости. – Вы вернулись?
- Так мир наступил, - констатировал я, отрезвленный её холодностью.
- Ну да, - кивнула Мария и вежливо улыбнулась. – Ах, позвольте вам представить моего жениха мистера Алистера Стенли, - она ухватилась рукой за рядом стоящего мужчину, на которого я до этого даже не взглянул. – Алистер, это мой давний друг мистер Джаспер Уитлок.
Дальше я уже говорил механические фразы, оценив своего одетого с иголочки соперника. Мои новые шинель и сапоги на его фоне выглядели жалко. Я был жалок. Чувствуя ущемленную гордость от их тактичных вымученных улыбок, я попытался скорее закончить эту теперь уже никому не нужную встречу…
Я вновь достал сигарету и поднял ворот старой шинели. В животе неприятно заурчало, напоминая, что сегодня я так и не поужинал. Я с трудом заставил себя не опустить руку в карман, где лежал небольшой кусочек сахара. Надо бы снова с друзьями съездить в деревни и пройтись по домам фермеров. Только вот их и так каждый день осаждали толпы таких голодных. Редкий день, когда нам удавалось купить много продуктов, но без нескольких яиц, хлеба и баночки сливок мы никогда не возвращались, по братски разделяя все между собой.
От голодных мыслей меня отвлек появившийся справа хрупкий силуэт. Я ожидал её, но все же вздрогнул, как только она оказалась в поле моего зрения. Повернувшись, я взглянул на девушку, которая тут же ярко и радостно мне улыбнулась, странным образом преображая все вокруг.
Мисс Элис Брендон.
Мы жили на одной улице в нескольких домах друг от друга. Я помнил её маленькой девочкой, постоянно рисующей мелом на брусчатке. Причем её картинки отличались от типичных детских рисунков. Она видела мир иначе, за что местные мальчишки смеялись над ней, называя «Брендон третьей двинутой». До войны мы с Эмметом несколько раз разгоняли эту ораву молокососов, когда их шутки превращались в жестокую травлю. Будущие мужчины обступали слабую девчушку и тыкали палками. Пусть это были лишь тонкие только что обломленные ветки, а девочка молчаливо терпела, ожидая, когда её сверстникам это надоест, я не мог оставаться в стороне. Никто другой не мог её защитить. Мистер Брендон погиб в шахте, когда Элис пошел пятый год. Её мать работала прачкой, стараясь прокормить трех дочерей, и у неё просто не оставалось времени и сил следить за тем, чтобы их никто не обидел.
Сейчас мисс Элис было около семнадцати, но она все так же безмятежно взирала на отнюдь не дружелюбный мир.
Как странно. Почему-то мне только сейчас пришло в голову, что она уже совсем не маленькая девочка. Видимо, чем мы старше, тем незначительней становится разница в несколько лет.
Девушка легко сделала пару шагов и присела рядом. Я осмотрел её. На ней был все тот же фетровый берет, серое пальто, явно маловатое ей, из-под которого выглядывал подол темного платья. Даже в сумерках я мог увидеть, что в некоторых местах его волнистый низ чуть истерся.
Я затушил и выбросил сигарету.
- Мисс Элис, - тихо поприветствовал я её, зная, что это будут единственные слова, которые скажу ей.
- Мистер Уитлок, - в унисон мне отозвалась девушка умиротворенным голосом, нетерпеливо приподнимая бровь.
Улыбаясь, я достал из кармана сахар и положил его в протянутую, раскрытую и непривычно для глаз оголенную ладонь, предварительно взяв с нее маленькое яблоко. Девушка моментально положила белый кусочек в рот, счастливо улыбаясь Мне показалось, что стало чуть теплее.
Я качнул головой, прогоняя наваждение, обратил свой взгляд на равнину, медленно погружающуюся в темноту, и откусил от яблока. Я знал, что оно кислое. Мои скулы чуть свело. Дерево, с которого было сорвано это яблоко, росло неподалеку. Мне лишь стоило удивляться, каким образом мисс Элис смогла сохранить столько свежих фруктов до декабря.
Наши с ней молчаливые встречи с обменом «лакомствами» продолжались уже пару недель.
При первом появлении девушки я вскочил, принимая защитную позу. Мое сердце неистово стучало, а все мускулы напряглись, приготовившись броситься на противника. Но «противник» ничуть не испугалась моего безумного вида. Юная мисс поприветствовала меня, сделав реверанс, присела рядом с тем местом, на котором чуть ранее сидел я, и похлопала рядом, приглашая присоединиться к ней. Я опешил от такого вольного поведения, но сама девушка, очевидно, нисколько не смутилась. Её движения были просты и раскованны. Но что она делала в паре миль от дома? Мне оставалось только предположить, что её мать работала допоздна, раз младшая дочь могла одна беспрепятственно гулять по вечерам, когда на улицах небезопасно. На следующий же день мне предстояло узнать, что все местные считают Элис Брендон блаженной, поэтому никому в голову не приходило её обижать. Конечно, кроме юных мальчишек, кричащих ей в след: «Брендон третья двинутая!»
- У вас есть что-нибудь сладкое? – спросила она, с интересом глядя на меня, когда я осмелился и сел рядом.
- Сладкое? – переспросил я.
Девушка кивнула.
- Ммм… К сожалению, нет, - я непроизвольно похлопал по карманам, хотя прекрасно знал, что они пусты.
- Жаль, - вздохнула она. – Я очень люблю сладкое.
- Сожалею, - повторился я.
- О, не стоит! – отмахнулась она. – Просто завтра принесите чего-нибудь.
- Завтра? – я удивленно посмотрел на странную мисс.
- Я вам принесу яблоко, - продолжила она. – Оно очень полезное, но жутко кислое, - при этом её нос забавно сморщился.
- А вы придете сюда завтра? – спросил я.
- Конечно, - пообещала она. – Ведь вы же придете.
- Ну да, - я отвернулся, не зная, как реагировать на эту девушку из другого мира.
Больше никто из нас не проронил ни слова. Только мисс Элис едва слышно напевала какую-то незнакомую мелодию. Когда же я встал, собираясь уходить, и решил попрощаться, девушка тоже поднялась и улыбнулась. Что ж, видимо, я должен был её проводить. Я еле сдержал улыбку от этой детской непосредственности, учтиво поклонился и предложил руку. Мисс Элис театрально подхватила меня, и наша необычная пара двинулась в сторону родной улицы. Я проводил девушку до дома, ощущая некоторую неловкость, о которой она даже не догадывалась. Отпустив мою руку, мисс Элис Брендом снова сделала реверанс и улыбнулась мне. Я поклонился.
- До завтра, сэр, - серьезно и радостно попрощалась она.
- До завтра, мисс Элис, - ответил я, соглашаясь с нашей завтрашней встречей.
Девушка, почти не касаясь ногами земли, как мне почудилась в сумраке, дошла до окна на первом этаже, приподняла его и легко влезла внутрь. Я покачал головой, посмеиваясь над необычностью ситуации, и направился в сторону пивной, где должен был встретиться с товарищами. На протяжении всего вечера, когда я ненароком вспоминал юную мисс, на моем лице непроизвольно появлялась улыбка.
На следующий день, как и обещал, я захватил кусочек сахара, получив взамен кислое, но такое полезное яблоко. Наши встречи стали ежедневными, и я заметил, что невольно стал ожидать каждый вечер, с удовольствием отправляясь на прогулку. Мисс Элис для меня отождествляла спокойную, отстраненную от грубой правды мира гавань. Она действительно жила в другой реальности, предоставляя мне возможность на короткий миг присоединиться к ней. С ней я вновь начинал видеть в жизни что-то светлое…
- Мистер Уитлок, - я удивленно посмотрел на девушку, которая неожиданно заговорила, решив нарушить наше привычное молчание.