— Не говори так, хен, — Чимин отрицательно мотает головой, но Юнги прижимает к его губам палец.
— Мы с братом не умеет быть счастливыми, и тебя в это втянули.
Чимин моргает, ему кажется, что он снова заревет. Он вообще не понимает, откуда в нем столько этих чертовых слез и почему его постоянно разрывает эта тупая ноющая боль в груди.
— Ты, — Юнги замолкает, вздохнув, и Чимин как никогда хочет его обнять. Вот сейчас. Прямо сейчас, но он сидит на месте. — Ты должен решить, что лучше для тебя, хорошо? Пожалуйста, не беспокойся о нас.
— Юнги…
— Я тебя люблю. У меня не очень получается это показывать правильно и как надо, но это то, что я к тебе испытываю. Поэтому, пожалуйста, береги себя, хорошо?
Юнги улыбается. Слабо и очень вымученно, поднимается с места и, наклонившись, целует Чимина в макушку, задерживаясь чуть дольше, чем стоило бы. Он вдыхает его запах, жмурится, а потом уходит. Уходит из кафе, уходит от Чимина.
Не стакан сока был бомбой, чиминово сердце и есть бомба. Детонатор сработал — оно взорвалось и разлетелось на куски.
========== 15 card. ==========
Держись до тех пор, пока не разобьёмся,
Ведь мы оба знаем, чем это закончится.
Часы тикают, пока не расколют твой бокал,
И я снова утону в тебе.
Перед принятием неизбежного человек проходит пять стадий. Чимин проходит каждую с особой жестокостью для себя и в какой-то степени для окружающих.
Отрицание длится весь следующий день после встречи с Юнги. Чимин идет на занятие и ждет почему-то, что Юнги его встретит. Он надеется на это, даже после их разговора. Он смотрит в окно, а когда выходит из колледжа, то быстрее всех несется к воротам, провожаемый в спину удивленным взглядом Хосока. Юнги нет, Чимин не верит. Следующий день Чимин тайно надеется, что возвращаясь с тренировки, возле дома будет ждать Шуга. Только высотка встречает пустыми асфальтными дорожками, соседями, что здороваются и дружелюбно и улыбаются, но не Мин Шугой. Его нет тоже.
Чимин чувствует себя потерянным. Все равно, что ребенок на детской площадке, которого бросила мать. Чимин не знал, что ему делать, а теперь и делать-то не с чем. Их двоих будто никогда и не было в его жизни. Испарились. Как чертов дым сигарет, что оба курили.
Гнев выливается на Хосока и Тэхена. Чимин не верит, что судьба к нему так жестока могла быть. Поэтому Хосок объявляется причиной, по которой Чимину плохо очень. И плевать, что неделями ранее Пак доказывал, что виноват только он. Чон Хосок. Жизнерадостный, дружелюбный и общительный — только он сломал ему жизнь. Чимин и Тэхена упрекает в том, что тот ему попался на дороге в тот злополучный день. Тэхен позвал его в гости, Тэхен пригласил Юнги и Шугу. Тэхен виноват не меньше Хосока. Гнев поливает как соусом тоску и боль, что внутри разрастается со скоростью чертовой эпидемии чумы.
Торговаться Чимину не с кем и не на что. Чимин едва-едва умудряется не попросить Хосока взять его с собой в «Зеркала», где выступает снова Шуга. У Чимина буквально с губ срывается «хен, пожалуйста», Пак себе рот закрывает ладонями иначе «я скучаю по ним» вырвется, и уже обратно не запихнешь. Чимин готов был даже несколько ночей подряд танцевать. Только Чон головой покачал, сказал «иди спать, Чимин» и выставил за дверь.
Депрессия была самая яркая и продолжительная. Чимин ночами по-прежнему засыпает плохо, а если спит, то видит кошмары. Просыпается по нескольку раз, а когда только уснет, то уже и утро. Чимин столько грустных мелодий в своей жизни не слушал ни разу. Он в каждой строчке узнает себя и свои чувства. Чимин не плачет уже давно — нечем. Он смотрит в одну точку на потертой стене, тыкает в нее пальцем и моргает редко-редко. Его бы в лечебницу сдать можно было только так. Чимину плохо, что, кажется, это и физически все чувствуется.
— Почему ты себя так гробишь? — однажды Тэхен приходит с Чонгуком к нему в гости, потому что Хосок в панике и дозвониться не может. А у самого дела с Намджуном и Шугой в клубе.
Чимин и его компания из шести красивых, зеленых с этикеткой бутылок соджу отвечают ему что-то вроде:
— Уходи.
Чимин завернутый в одеяло, лежит в углу кровати, а в квартире пахнет, нет, воняет алкоголем и отчаянием. Вторым причем настолько явно, что Чонгук морщится именно от этого запаха. Он его так хорошо знает, что даже пугается, когда снова чувствует. Тэхен упрямый. Упрямый настолько, что Гука просит прибрать тут все, сбегать в магазин, а сам Чимина тащит в ванную.
Чимин если и упирался, выходило нелепо. Он настолько был изможден и пьян, что Тэ не стоило особого труда затолкать его в душевую кабину прямо в одежде и включить холодную воду.
— Тэхен, холодно! — Чимин верещит на всю квартиру, Чонгук испуганно выбегает из нее, а Ким как самый жестокий палач, удерживает дрожащие плечи и поливает из душа. — Перестань! Придурок, она ледяная же!
Когда Чонгук возвращается, Чимин укутанный по самый нос в махровый халат смотрит на него обиженно и неуверенно. Он и от Гука ждет подвоха.
— Чего ты на меня так смотришь, хен? — Чон вытаскивает из пакета продукты, а Тэхен довольно шипит «отлично» и собирается готовить. Рубашку закатывает до локтей, становится возле стола, включает рисоварку. Чонгук садится рядом и протягивает Чимину томатный сок. В коробочке такой с трубочкой.
— У нас свидание должно было быть, — говорит Чонгук. Чимин замирает с соком в руках. Отлично, почему бы ему еще и чувство вины не приплюсовать к своему отстойному настроению.
— Ну, я вас не звал. Извини, что обломал свидание.
Гук почему-то усмехается, качает головой и говорит то, отчего у Чимина мурашки с новой силой по всему телу от макушки до пят, и сердце снова ноет и обливается кровью.
— Шуга-хен был прав насчет тебя.
— Прав в чем? Вы меня обсуждали? — Чимин хмурится, тянет вязкую красную жижу и откидывается на подушку за своей спиной. Он, конечно, все еще пьян, но контрастный душ Тэхена возымел силу.
— Ты чудной, — говорит Чонгук, и Чимин давится соком, вытирая губы тыльной стороной ладони, а Тэхен оборачивается на них, удивленно смотря. — Шуга-хен говорил, что ты очень своеобразный и, что он, таких как ты, не встречал.
— Почему ты мне говоришь это? — Чимин подбирает ноги под себя, Гук тянется и включает лампу настольную, а потом тоже садится по-турецки и смотрит на широкую спину Тэхена, тихо вздыхая.
— Я много лет не мог признать, что люблю Тэхена. И это так больно, видеть его каждый день, но не иметь возможности даже прикоснуться так, как тебе хочется. Я постоянно чувствовал себя виноватым перед ним за свои мысли и желания, за взгляды. За свою любовь к нему. Мне было жаль.
Чимин молчит. Перебивать Чонгука не хочется, хоть он и не понимает, к чему младший ведет. Тэхен что-то ритмично нарезал, бросал в сковородку, которая шипела, а еще у кого-то из них на телефоне играла она из тех грустных песен, которые Чимину полюбились последнее время.
— Как же было тебе, Чимин-хен? Чувствовать вину сразу к двоим.
— Не надо меня жалеть, — Чимин агрится, но Гук только качает головой и продолжает свои странные рассуждения.
— Это не жалость. Я просто знаю, как это. Ты ведь их двоих любишь, правда? Это только теперь понятно, а мы все раньше не замечали. Хотя это и не наше дело. Я просто… Просто, должно быть тебе очень больно, хен. Это не жалость, я просто знаю, как тебе плохо. Я чувствовал это так долго, что потом стало казаться, что это единственное, что я почувствую в своей жизни. И я тебя не осуждаю.
Чимин смотрит на Чонгука, как будто он не младше его на пару лет, а как будто перед ним мудрец сидит. Чонгук мозгами совсем не на свой возраст. Чимину ему нечего ответить. Сказать «ты прав»? Но что это изменит? Болеть-то так и не перестанет. А Чимину так больно, что каждый вдох как будто маленьким шрамом на теле.
— Готово! — Тэхен хлопает в ладоши, оборачивается и зовет всех к столу. Чимин замечает, что Тэ не прикасается к Чонгуку, пока они едят и о чем-то болтают. Пак даже не запоминает о чем, потому что трещит в основном Тэхен. И это так грустно.
Чонгук, может быть и понимает, что чувствует Чимин, но Тэхену его жалко. Он смотрит обеспокоенно, если что готов в любой момент броситься помогать. Тэ жалеет его, искренне и по-человечески. Внутренне Чимин горько усмехается. А разве это не так? Разве он выглядит иначе?
Влюбленные, с разбитым сердцем все жалкие. Принятие приходит медленно и совсем безболезненно. Чимину теперь все равно.
________
Тихий стук баскетбольного мяча раздается на площадке, где парень, совершая маневры, обводит другого игрока и забрасывает мяч в кольцо. Он выдыхает и останавливается, опираясь руками в колени, вытирает рукавом толстовки мокрый лоб и щурится от солнца, которое прямо в глаза светит.
— Это было красиво. Быстро учишься.
Юнги садится на скамейку и достает бутылку из рюкзака. Он делает несколько глотков и передает парню, который садится рядом.
— Почему ты не говорил, что это так помогает от стресса.
— У тебя стресс?
— Да.
Шуга закручивает пробку, держит воду во рту, задумавшись, а потом глотает, ложится на скамейку спиной и, скрестив руки на груди, налаживает дыхание, совершая глубокие вдохи-выдохи. Юнги бросает на него короткий взгляд и разглядывает свои ладони.
— Ты хочешь поговорить?
— Не сейчас.
Шуга открывает глаза и смотрит в чистое голубое небо. Ни облачка. Вот бы все так же чисто и беззаботно было в их жизнях.
Шуга думал несколько дней об одном и том же. Потом поехал к брату и сказал, что он Чимина оставил. А Юнги ответил, что сделал то же самое, хотя даже Чимин был инициатором их расставания. Они отказались от него не в пользу друг друга, а в пользу Чимина. Такая добродетель, что с ума сводит.
— Ты думаешь, мы поступили правильно? — вдруг говорит Юнги. — Думаешь, что так ему лучше?
— Я думаю, что нас двоих ему чересчур много.
Они оба слишком много думают об одном человеке, желая ему счастья, боясь причинить ему вред, еще больший, чем остался после их отношений на троих. Несколько раз Шуга даже допускал мысль, что не воспользуйся он тогда шансом из-за банальной вражды с братом, ничего бы не было. Чимин бы был счастлив с Юнги. Но он так же быстро выбрасывал ее из головы, как и позволял родиться. Он бы сделал это снова. Из-за Чимина, чтобы снова провести с ним хоть немного времени.
— Зачем ты тогда это сделал, Шуга? Зачем ты прикинулся мной?
— Если ты думаешь, что я буду просить у тебя прощение — ты ошибаешься. И если ты думаешь, что он никогда бы не узнал, что у тебя есть брат-близнец — тоже.
Шуга поднимается с лавки на ноги и достает из своего рюкзака сигареты, выбивая одну из пачки и нервно прикуривая.
— Теперь я виноват?
— Твою мать, Юнги, тебя никто не винит, хорошо? Просто давай ты не будешь вешать на меня то, что ты не смог удержать Чимина рядом. Как будто, если бы мы не переспали, у тебя было бы больше шансов.
— Я не хочу это обсуждать снова.
— Тогда замолчи уже на эту тему, лады?
Шуга психует и выбрасывает сигарету прямо там на площадке, тушит ее носком кеда и, схватив рюкзак, уходит. Он говорит нервное «я в клуб», и Юнги совсем тоскливо становится. У него все рушится как карточный домик. Сначала все так хорошо получалось, а теперь он только может смотреть, как все портится, все ломается и становится только больнее. За Чимина, за брата, за себя самого, что не в состоянии сделать правильный выбор. Даже чертова совета не у кого спросить.
Юнги низко опускает голову, выдыхает тяжело и понимает, что он бесполезен. И вся его крутость и суровость, всего лишь показушная маска. На деле же он такой же уставший и одинокий человек, как его брат. Только тот не боится казаться слабым, оборачивая все это в свою пользу. А Юнги, выросший примерным сыном, которым должно было только гордится, не умеет справляться с ситуацией, когда все выходит из-под контроля. Он просто не знает, что ему делать дальше.
__________
Шуга явно не в духе, понимает Хосок, когда в их маленькую комнату в «Зеркалах» влетает младший из братьев. Шуга пинает доживающий свои последние деньки деревянный стул, бормочет тихое «дерьмо», и снимает толстовку, оставаясь в черной футболке с рисунком каких-то математических формул. Их безумно много, примерно то же самое сейчас в голове Мин Шуги. Куча формул и непонятного дерьма вместо нормальных мыслей.
— У нас есть что-нибудь выпить? — цедит парень сквозь зубы, Хосок отмирает первым.
— Только пиво и кола.
— Дай мне пиво.
Холодная банка с тихим шипением открывается, и Шуга опустошает сразу половину. Намджун скептично выгибает бровь, вынимает белую капельку-наушник из уха и уже на пару с Хосоком следит за Шугой. И, слава богам, ни у кого не возникаем мысли, спросить все ли в порядке. Потому что ответ более чем очевиден — нет, не в порядке. Напряженно повисшую тишину нарушает негромкий стук в дверь и незнакомое лицо, воровато проглядывающее в комнату.
— Кто из вас Мин Шуга?
Хосок тычет пальцем в Шугу, который гипнотизирует жестяную банку самым гневным взглядом. Он обращает внимание, что его кто-то разыскивает только после третьего тычка в плечо от Намджуна и его молчаливого кивка в сторону загадочного гостя. Шуга не из самых порядочных и приветливых людей, поэтому мужчина получает тяжелый взгляд и грубоватое:
— В чем дело?
— С вами можно поговорить? Это не займет много времени.
Мин вздыхает и выходит за дверь. Поговорить с ним хочет какой-то мужик лет тридцати с небольшим. Таких людей в подобных клубах не встретишь, все же место больше для молодежи, поэтому Шуга даже несколько удивлен, что нужно этому человеку.
— Меня зовут Мин Сондже. Я представляю продюсерский центр «SD Entertainment». Я наблюдал за вами некоторое время, видел ваши выступления, поэтому хочу предложить, не хотите ли вы поработать с нами?
Мин Сондже роется в своей сумке-планшете через плечо, вынимает визитницу, а затем протягивает Шуге квадратик с координатами. Мин на автомате берет бумажку и глупо таращится на нее.