— Хочешь совет, Чимин? — Херин смотрит на него, и Пак, не задумываясь, кивает. Друзья завтра обалдеют, когда он расскажет им, как нуна делилась с ним своими мыслями, думает Пак. — Никогда. Никогда не пускай людей, которые смогут тебя ранить, сюда, — она упирается пальцами в то место, где у Чимина сердце, и продолжает смотреть в его глаза. — Они могут касаться тебя тут, — ее пальцы с потрескавшимся красным лаком ложатся на его приоткрытые пухлые губы, — касаться всего твоего тела, но не пускай их в сердце. Хорошо, Чимин-и? Не позволяй им ранить тебя.
— Хорошо, — Чимин обжигает ее пальцы своим дыханием, и Херин немного улыбается, наклоняясь к нему. Чимин не успевает даже подвинуться, когда нуна касается его губ своими, придерживает за подбородок и осторожно облизывает его нижнюю губу кончиком языка.
Херин горькая от табака и тоски, которой от нее веет, соленая от слез и сладкая от вишневой жвачки. Кончик языка ее теплый, Чимин чувствует его своим собственным. Нуна гладит его волосы на затылке и шею. Целует аккуратно, Чимин чувствует как его щеки почему-то стали влажными, а когда открывает глаза, то видит, что Херин плачет.
— Нуна, — бормочет Чимин, когда она отстраняется. Девушка упирается в его лоб своим, качает головой, немного улыбается, а ее слезы падают на голую коленку Чимина, разбиваясь об нее.
Первый раз, когда Чимин почувствовал прикосновения парня к себе, он испугался. Испугался, что они понравились ему больше, чем точно такие же прикосновения от девушек. Он навсегда запомнил Херин-нуну, никогда не считал тот поцелуй ошибкой или отвратительным, но, когда на вечеринке по поводу перехода в старшую школу, Чимина обнимал парень из параллельного класса и водил губами где-то за ухом, Пак понял, что это было круче. Острее, опаснее, намного чувственнее, он возбуждался быстрее и сильнее.
Они могут касаться твоего тела, но не пускай их в сердце.
Чимин не понимал почему, но он всегда старался следовать этому совету. Его отношениям всегда чего-то не хватало, но Чимин никогда не изменял своему кредо.
Поэтому, когда он оказался в маленькой комнате, смутно напоминающей подсобное помещение, прижатый к стене, с задранными вверх руками, которые в запястьях удерживала бледная ладонь, он сразу понял, что что-то не так. С ним было что-то не так. Он чувствовал это.
Его сердце стучало слишком быстро и отчаянно, голова совершенно не соображала, а кожу, словно одновременно, покалывало сотней тысяч иголок. Чимин сглатывал, но слюны во рту не было, горло першило, он сильно жмурился и немного дрожал.
— Хен, — сорвалось с его губ, когда Мин коленом раздвинул его ноги, надавив на пах.
— Шш, — Чимин открыл глаза, стараясь увидеть его глаза, но попался только светло-зеленый затылок. — Не болтай.
Чимин думал, что Юнги не такой. Он его не знал, но не мог поверить, что тот просто так затащит его в какую-то комнату уже на второй встрече. Чимин думал, что и он не такой, когда пошел за Хеном. Но стоило старшему один раз поцеловать его, обняв рукой за шею и надавив на затылок, так, что Чимин не мог отстраниться, все сомнения испарились.
Юнги понравился Чимину. Он понравился еще в первый раз, когда он увидел его. Понравились его глаза и голос, и его хрупкое, на первый взгляд, тело. Понравилась его манера поведения, он не знал его характера, но думал, что если представится случай узнать — он на все готов. Мин Юнги вмиг просочился в него, занимая все мысли. Это было похоже на любовь с первого взгляда, хоть и Чимин не верил в подобное.
Чимину нравилось, как Юнги целуется. Как целует его, как он касается его.
— Мы продолжаем? — спросил он, перед тем, как Чимин оказался в этой комнате, и Пак кивнул.
…не пускай в сердце.
Парень оказался таким отзывчивым, что Шуга хотел даже остановиться на минуту. Чимин думает, что он Юнги. Юнги что-то значит для него, иначе бы не было такого восторга в его глазах, когда они встретились. Не было бы всепоглощающего доверия. Но ведь Шуга даже не вспомнит завтра имя Пак Чимин.
Шуга и Юнги очень похожи, насколько это возможно для близнецов. Они точная копия друг друга. Но только внешне. Разные характеры, разные жизни и разные принятия решений. У них разные интересы, разные желания. Они такие разные, что похожи на врагов, чем на семью. И Шуга уже не помнит, когда Юнги считал его семьей. У них остались только общие друзья, и, кажется, вкус.
Поэтому, когда Чимин кивает, Шуга забывает о брате.
— Ты покрасился? — шепчет Чимин, вжимаясь затылком в стену, когда Шуга кусает его, грубо и жадно засасывая участок кожи за ухом. Чимин касается его волос, вплетая в них свои дрожащие пальцы и тихо шипит. Волосы на самом деле жесткие от краски. Все, как представлял Чимин.
— Да, — выдыхает Шуга ему на ухо, перехватывая руку Пака, и снова поднимает их над головой. Он сплетает их пальцы в замок, сжимает их сильно. Чимин чувствует нечто похожее на вибрацию, которая передается в его руку через ладонь Хена. — Нравится?
Мин хмыкает. Чимин настолько податливый, словно пластилин. Он отзывается на все прикосновения. Его спина под футболкой влажная, Шуга царапает его поясницу, Чимин выгибается, впечатываясь в его грудь своей. Пак отворачивается, утыкаясь взглядом в обнаженное предплечье Хена, на внутренней поверхности которого черными чернилами в длину одна фраза.
«I don’t give a fuck».
Чимин дергается. То ли от укуса за мочку, то ли от того, что Мин сжимает его пах своей рукой, то ли от того, что Чимин не видел на его руке татуировки.
— Чимин, — Шуга выдыхает и прижимается еще ближе. Он пахнет так, что Мин еле сдерживает себя. Он такой теплый, такой уютный, как огромное одеяло и горячий кофе одновременно. Боже, Шуга медленно теряет контроль просто от одной мысли, что такие люди существуют. — Я…
Пак моргает, поворачивается к нему лицом и сам целует. Целует сильно, сразу же толкаясь языком и сжимая свободной рукой его толстовку на талии.
Чимин чувствует, что что-то не так. Но Хен невероятный.
Его соленая бледная кожа под губами Чимина покрывается россыпью мелких точек, похожих на звездное небо. Пак не открывает глаза, когда оттягивает толстовку и край футболки, чтобы прикусить тонкую выпирающую ключицу.
Шуга глушит свой резкий выдох в его плече, о которое он опирается лбом.
— Хватит, — вдруг прерывает Мин и разворачивает Чимина от себя. Распаленный, растерянный парень упирается взглядом и руками в стену. Шуга вжимается в него сзади, тянет на себя за бедра и вгрызается в основание шеи, выдыхая что-то похожее на мат. — Ты девственник?
— Нет, — Чимин опирается лбом о согнутую в локте собственную руку, пряча лицо в ее изгибе.
В комнате очень душно. Чимин чувствует, как испарина появляется на лбу, под волосами, а по виску скатывается капелька, которую Шуга тут же слизывает языком, пока расстегивает Чиминовы джинсы в три руки — его две и свободная Пака.
Чимин пьян, и перед глазами его все кружится, как на карусели. Серая стена теряет четкость, слабый дребезжащий свет одной лампы за их спинами рождает кривые тени на стене. Пак видит, как двигается тень Хена за ним и замирает, когда рука последнего проникает внутрь.
Шуга до сих пор холодный, а Чимин в его руках обжигающе горяч. Чимин кусает губу до боли, чтобы хоть как-то поймать себя в этой реальности, не давая разуму уплыть к чертовой матери, когда Мин сжимает его у основания и медленно ведет рукой вверх, а потом Чимин запрокидывает голову ему на плечо.
— Юнги, — шепчет Чимин, но Шуга его не слышит, а, может, пропускает это шевеление губ и тихий голос мимо ушей.
Прикосновения Шуги дерганные. Как наркоман в момент приготовления дозы: весь дрожит, все делает грубо, причиняя боль. Чимин будет в синяках, Шуга уверен.
Его бедра, ягодицы, его спина, шея, за которую Шуга хватается и сжимает. Его шея вся в алых отметинах, а плечи и ключицы исцарапаны. Шуга упирается лбом между лопаток, когда Чимин оглушает болезненным стоном. Только его руки продолжают тянуть на себя, он кусает его лопатку через ткань рубашки.
Чимин жмурится, продолжая впиваться зубами в ребро ладони, чтобы не кричать. Шуга двигается медленно, но каждый раз глубоко, и от этого у Чимина дрожат ноги и сводит спину.
Шуга останавливается, Чимин дышит тяжело и загнанно, как рыба, выброшенная на берег, хватает ртом воздух. Ладонь Мина скользит по волосам Чимина, убирает упавшие на лицо волосы назад и поворачивает парня к себе лицом. Шуга смотрит в его глаза, которые тот все хочет закрыть.
— Не закрывай, — хрипит Мин, продолжая держать с Чимином зрительный контакт, и даже, когда он кусает его легонько за нижнюю губу, оттягивая ее, Шуга смотрит на него. Смотрит, когда втягивает Чимина в глубокий, вязкий поцелуй. Смотрит, когда их языки сталкиваются, когда Чимин тихо скулит в его губы. Смотрит, когда Чимин моргает и осторожно ведет бедрами. Смотрит, когда подается вперед, замечая, как Чимин хмурит брови. И Шуга не закрывает глаза, когда Чимин кладет свою ладонь на его лицо, продолжая целовать, поглаживая скулу большим пальцем.
Шуга закроет глаза только тогда, когда Чимин разорвет поцелуй, чтобы застонать от наслаждения, уже громче произнося:
— Юнги… Юнги… Юнги.
✘✘✘
Мин Юнги дописывает конспект под тихое сопение своего белоснежного щенка, что лежит на коленях, спрятав черный нос между лап. Лампа дневного света заставляет глаза слезиться, но Юнги терпеливо пишет. У него в наушниках негромко играет очередной трек.
— Хен… — сонный Чонгук появляется в дверях, потирая кулаком глаза. — Ты еще не лег?
Юнги отвлекается, вынимая один наушник, и качает головой. Оправа от очков натерла переносицу.
— Чего не спишь? — Мин гладит собаку между ушей, а потом кивает младшему на свой разобранный диван.
Чонгук не может спать один. С тех пор, как Тэхен уехал в Пусан Чон перебрался к нему. Тэхен для Чонгука как старший брат или целая Вселенная, это смотря под каким углом смотреть. Младший без него как потерявшийся щенок в дождливый день.
— Я скучаю, — Чонгук садится, скрещивая ноги по-турецки. — Не могу спать.
— Он скоро вернется. Неделя осталась, потерпи, ребенок.
Юнги улыбается ему краешком губ, Чонгук понимающе кивает. Знает, что всех достал своей тоской. Он не хочет надоедать Тэхену с этим, поэтому страдает Юнги, выслушивая по вечерам тяжелые вздохи младшего.
— Хен, — вновь начинает говорить Чонгук и чешет затылок. — Как тебе новый друг Хосок-хена? Как его…
— Чимин, — подсказывает Юнги, кивая. — Не знаю. Вы мелкие все одинаковые.
Чонгук фыркает, закатывая глаза, чем веселит Мин Юнги и тот начинает тихо смеяться. Щенок просыпается, зевает, обнажая свои зубы и розовый язык, и смотрит на хозяина.
— Ну вот, всех разбудил наш Чонгук-и, да? — Юнги смотрит в черные глаза-пуговки, и щенок гавкает, словно соглашается.
Гук тоже усмехается.
— Мне кажется, хороший парень, — отвечает на ранее заданный вопрос Юнги и жмет плечами. — Хосок вроде умеет выбирать друзей. Посмотри на нас.
— Думаешь, Хосок-хен пошел в клуб? — осторожно спрашивает Чонгук и тут же жалеет. Юнги перестает улыбаться, но продолжает смотреть собаке в глаза и гладить ее ушки.
— Возможно.
— Хен, а почему…
— Чонгук, — Юнги улыбается, смотря на младшего, и качает головой, он знает, о чем хочет спросить его парень. — Поздно уже.
Чон знает эту улыбку. Он замолкает и кивает.
— Можно я с тобой? — интересуется Гук, на что Мин кивает.
— Только к стенке, я еще попишу.
Чонгук кивает, забирается под одеяло и откатывается к стене. Уже через минут пятнадцать Юнги слышит тихое сопение младшего. Он продолжает писать конспект, когда дисплей телефона загорается, а песня, что играла в наушниках, прерывается.
Юнги снимает блокировку и читает сообщение. Он вздыхает, ерошит светлые пожжённые волосы, зарываясь в них пальцами, и откладывает мобильный экраном вниз в сторону.
«Я хочу увидеть тебя, Юнги».
Он даже не подписывается, знает, что Юнги догадается. Он всегда так делает. Всегда поступает, как ему хочется, исчезает, когда хочет, появляется, когда хочет.
Юнги трет глаза указательным и большим пальцем, прежде чем погасить свет и пойти спать, так и не ответив на сообщение.
Юнги знает, что Шуга все равно найдет способ увидеть его.
Даже, если старший брат этого не хочет.
========== 3 card. ==========
От этого сна не проснуться, ты не спишь.©
Чимин просыпается, когда солнце только появляется на горизонте, потому что головная боль раскраивает его череп на две части, и он хочет плакать от этой боли.
Чимин не живет с родителями, у него есть маленькая квартира, которая больше похожа на чердак с прямоугольным окном, белыми стенами и потертым паркетом на полу. У него много амбиций и желания быть самостоятельным, и мало денег, а потому комната всего одна, совместный санузел, зато есть приставка и плоский телевизор.
Чимин помнит, что в ванной есть баночка с обезболивающим, а где-то возле кровати бутылка с водой. Но первое, что попадается ему под руку — это мобильный, который Пак бросил рядом, включив виброрежим прежде, чем уснуть тяжелым сном.
У Чимина нет похмелья, но ему очень плохо. Его голова болит, его тело болит, плечо ноет и пощипывает, а еще ему кажется, словно он умер, и его вытащили из могилы насильно. Ему очень жарко, и волосы липнут к шее и вискам. Это противно.
Чимин закрывает глаза снова, жмурится, выдыхает в подушку вымученно и тяжело, словно мешки разгружал, и снова смотрит в экран. Крупные цифры показывают «5:38» утра.
Четыре сообщения и семь пропущенных звонков. Два от мамы, пять от Хосок-хена.
«Ты где?»
«Чимин, я не могу тебя найти. Ты не берешь трубку. Ты ушел?»
«Пак Чимин, если ты хочешь чтобы у меня случился инфаркт, ты очень близок. Хен голову тебе открутит, учти».
И четвертое сообщение о том, что в новом торговом центре неделя скидок. Последний звонок от Хосока был в два ночи. Чимин тыкает пальцами по экрану, оставляя влажные разводы, пишет:
«Хен, я дома. Прости, что заставил волноваться. Мне стало не хорошо, я ушел».
Чимин лежит еще несколько минут, пока его висок не простреливает новым спазмом, от которого слезятся глаза. Парень облизывает губы, скатывается с постели и берет бутылку, не глядя, а потом, спотыкаясь о собственные разбросанные вещи, плетется в ванную.