Почему мне интересно узнать об этом? Ты действительно очень талантлива, Мария. Тебя ждёт блестящее будущее в науке. Но любому учёному в его становлении прежде всего мешают не отсутствие финансирования и не происки завистников. Главный враг пытливого ума – зашоренное сознание.
Если ты попробуешь аргументированно доказать, что твоё неприятие гомосексуальных отношений – не просто эмоции, а трезвый подход, достойный истинного учёного, то я готов доказать тебе обратное. Что такие отношения ничем не отличаются от обычных, гетеросексуальных.
Подискутируем, коллега?»
Глеб сохранил письмо и немного помедлил, прежде чем отправить. Для чего ему понадобилось писать этот мейл?
Наверное, для того, чтобы доказать что-то.
Не только Марии Говоровой.
Ещё и себе.
«Письмо отправлено»
====== Кажется, обошлось... Правда? ======
Она раз тридцать перечитала отправленное письмо...
Это был конец! Конец всего: науки, карьеры, работы, жизни. Четыре года напряжённого труда, всё, всё коту под хвост.
Мало того, что рухнула её семейная жизнь, так ещё и без работы останется. Теперь ей путь только в поликлинику, по участку бегать. Если возьмут, конечно. С отрицательной рекомендацией Поддубного ей только в дворники. Да её санитаркой никуда не возьмут.
Вот отмочила!
Ну как можно было не следить за своими эмоциями?!
Теперь, спустя какое-то время, её не волновало ничего, кроме реакции Глеба Олеговича.
А он её уничтожит...
Хотя, может, её уволят раньше, статья не написана.
Сна не было ни в одном глазу, рассвет уже приближался, руки дрожали, и внутри засел холод – такой, что кожа покрылась пупырышками.
Куда ни глянь, везде тупик. Вот жизнь-то, разве ж это жизнь?!
Марию посетила мысль о самоубийстве, но она тут же отмела её, вспомнив о дочери.
Как же малышка без неё? Никак. Ребёнку мать нужна, и вовсе необязательно кандидат наук, дворник тоже сгодится...
Слёзы наконец подступили к глазам и низверглись бурным потоком. Боже, как же ей было себя жалко!!!
Но время неумолимо тикало вперёд и явно не в её пользу.
Она снова прошла на кухню и сварила себе кофе покрепче. Пила обжигающий губы напиток, смешанный со слезами, обильно капающими в чашку, но холод не отпускал.
Итак, кофе не помог...
Она налила в рюмку половину флакона настойки валерианы, залпом выпила. Ничего...
Прикончила флакончик. Жалость к себе возрастала в геометрической прогрессии.
Решила принять ванну.
Вот там, наконец, согрелась.
И главное, сложилась статья. То ли валериана, то ли кофе, то ли Господь сжалился над бедной женщиной. Но она совершенно точно знала, что и как надо написать, и какие выводы сделать, и как преподнести таблицы.
Села за комп и застучала по клавишам.
Через полтора часа статья была готова. Перечитала, очень даже ей понравилось.
Вот так будет выглядеть последнее её творение на бескрайних просторах науки.
Слёзы жалости к себе снова заполнили душу, а это ведь самые искренние и самые горючие слёзы. Когда так жалко не кого-нибудь, а саму себя, такую всю хорошую и такую несчастную... И, самое главное, ни в чём, ну совсем ни в чём не виноватую!
Всхлипывая, разбудила дочь, одела, умыла и по пути на работу отвела в детский сад.
На работе Мария попыталась взять себя в руки, умылась холодной водой и отправилась на планёрку.
Там она и столкнулась с ним – с Сашей, с мужем. Она вошла в зал впритык, а потому даже парой слов перекинуться им было некогда. Но Саша отчитывался как дежурный врач... только не второй терапии, где работал, а кардиологии. Значит, дежурил за кого-то, а следовательно не соврал. Звонила-то она в терапию.
Господи, и зачем она себя так накрутила, вчера же убить его готова была!
Она и не подозревала, что настолько ревнива.
– Маша, почему глаза отёкшие? – выходя из зала, спросил он.
– Статью писала ночью.
– Результат?
– Под утро сложилось.
– Я всегда в тебя верил, – он хотел поцеловать её, но она отстранилась. Перед глазами снова стояли фотографии.
– Дашь глянуть статью? – он воспринял её отказ спокойно или просто решил, что ей неудобно целоваться с ним на людях. Или же знал, что она знает.
– Да. И ещё у меня проблемы, Саша. Меня уволят!
Она снова разрыдалась. Он вывел её на лестничную клетку, где обычно курили сотрудники, да и больные – пока никто не видит, и попросил рассказать всё.
Она рассказала.
А кому ещё она могла всё про себя рассказать? Только ему – мужу, потому что он был другом, соратником, единственным, любимым, отцом её дочери, нет, не так – отцом их дочери. Ближе его у неё никого никогда не было, она любила его всегда и верила всегда, ну, до вчерашнего дня. А он не соврал, он действительно дежурил.
Значит, проблема не в нём, а в профессоре Поддубном. В его реакции на её письмо.
Саша выслушал молча.
– Что дальше? – спросила его она, надеясь получить вразумительный ответ.
– Не знаю. Маша, я могу понять тебя во всём, но писать такие вещи незнакомому и очень влиятельному человеку?
– Мне нужен был друг.
– Глеб Поддубный?
– Мне было всё равно.
– Я понял, давай гляну твоё творение, в смысле статью, а всё остальное дома, хорошо? Мне нужно подумать.
Саша одобрил статью, не забыв ей сообщить, что она умница, впрочем, как и всегда.
Шеф тоже хвалил.
Но этого было так мало. Основное ждало впереди.
Она пыталась как можно скорее попасть домой, но надо было в магазин и за дочкой. Саша, как всегда, занят, у него подработка в диагностическом центре.
Добравшись, наконец-то, до дома Мария налила борщ дочери и включила компьютер.
Итак, Поддубный ответил.
Начало ответного письма Глеба чуть не заставило Марию разрыдаться от облегчения. Не обиделся, не станет громить! Наскоро пробежав письмо глазами, она выхватила взглядом слова :«Ты действительно очень талантлива, Мария. Тебя ждёт блестящее будущее в науке». Всё-таки увидел он в ней умницу-разумницу. Всё-таки она прелесть!
Ах, если бы ещё не сохранила она вторую половину письма. Ну можно же было написать, выплеснуть всё и... удалить. Но нет. Никак не получилось остановиться вовремя.
Читать ответ дальше было страшно. И тут её осенило, что Саша, даже если и не соврал насчёт дежурства, то о фотографиях даже не обмолвился. И её накрыло снова.
Нет, всё, хватит. Она попыталась взять себя в руки. Не получалось.
Она продолжила чтение письма.
Какой же всё-таки умница этот Глеб! Он понял её! Нет, не послал, как ожидалось, нет, не указал ей на её место, не расписал всю субординацию и некорректность её поведения. Он оказался другом!!! Таким взрослым гениальным другом!!!
Она читала и мысленно соглашалась с ним. Даже не мысленно, а вслух. Она с ним разговаривала.
«Первое, что хочу сказать тебе – не торопись. Ты обижена и возмущена, я прекрасно тебя понимаю. Но у тебя нет никаких прямых доказательств, верно? Только фотографии и тот факт, что в момент твоего звонка мужа не было на работе. Но ведь ты не знаешь точно – может, эти фотографии были сделаны в шутку? Или на спор. Ну, не мне же тебе рассказывать, что мужчины до седых волос сохраняют мальчишескую инфантильность, правда?»
– Да, ты прав. Ты удивительно прав. И ты знаешь то, что совсем не знаю и не понимаю я. Он был на работе, действительно был. Только в другом отделении, а я, дурочка, звонила туда, где он работает всегда.
«Думаю, тебе стоит успокоиться и просто поговорить с мужем. Спокойно, без истерик, без выяснения отношений. Просто сесть и поговорить. Желательно где-нибудь не дома. Среди чужих людей легче держать лицо и не опускаться до ругани».
– Какой ты! Да, стоит поговорить, а то, что вне дома, я бы и не додумалась. Ты действительно гений. Ты смог почувствовать мои мысли, понять мои переживания. Ты мой друг, может быть, самый близкий, только об этом до сегодняшнего дня не знали ни ты, ни я.
«Но перед тем, как ты вызовешь его на откровенный разговор, мне бы хотелось узнать подробнее – почему ты так агрессивно настроена против всех, кого сейчас политкорректно принято называть «сексуальными меньшинствами»? У тебя есть знакомые среди них? Это какая-то личная обида или ты просто разделяешь общепринятую гомофобию?
Почему мне интересно узнать об этом? Ты действительно очень талантлива, Мария. Тебя ждёт блестящее будущее в науке. Но любому учёному в его становлении прежде всего мешают не отсутствие финансирования и не происки завистников. Главный враг пытливого ума – зашоренное сознание.
Если ты попробуешь аргументированно доказать, что твоё неприятие гомосексуальных отношений – не просто эмоции, а трезвый подход, достойный истинного учёного, то я готов доказать тебе обратное. Что такие отношения ничем не отличаются от обычных, гетеросексуальных.
Подискутируем, коллега?»
– Аргументировать мою неприязнь к сексуальным меньшинствам? Глеб, да неужели ты к ним относишься ровно? Ты ведь такой необыкновенно хороший и всепонимающий. Как ты можешь задавать такие вопросы?
Но она тут же решила, что это просто способ продолжить общение. Вот такое неформальное, такое милое. И он сам такой милый...
Мария приняла его правила игры. Хочешь дискутировать? Будем. Я только за. С тобой – за.
Она села писать ответ.
«Глеб, я невероятно благодарна, что попробовал понять меня. Я не знаю, как выразить всё, что я думаю по этому поводу. Я так переживала, я ведь то письмо отправила сгоряча, чего только не передумала, у меня земля из-под ног уходила. А ты понял и поддержал, и сумел протянуть руку в самый-самый сложный момент. Спасибо тебе! Ты друг, самый лучший, наверно, друг. Потому что никто другой не рассудил бы так и не успокоил, не смог бы подобрать тех самых необходимых слов. Ни подруга, ни муж не смогли бы.
Да, с мужем был бы скандал, и может, мы даже бы и расстались. А теперь нет, я поняла, что надо поступать так, как говоришь ты. Тогда с холодным рассудком и не ссорясь, можно всё. Спасибо тебе за это. И спасибо за то, что ты случился в моей жизни, даже при таких не очень радостных обстоятельствах!
Что касается предложенной тобой дискуссии, то, пожалуй, я соглашусь на неё и попробую доказать свою точку зрения.
Нет, у меня нет знакомых из области сексуальных меньшинств. Бог миловал. Я считаю их просто психически больными людьми. Да, я знаю, что российская психиатрия перешла на Международную классификацию болезней десятого пересмотра – МКБ-10, перестав с 1999 года признавать гомосексуальность в качестве психического заболевания. Это произошло спустя шесть лет после декриминализации в России мужских гомосексуальных отношений в мае 1993 года.
Но мне гораздо ближе труды итальянского психиатра Франческо Бруно, который считает, что геев, как и других психических больных, надо лечить. Просто методы лечения, применявшиеся ранее, не возымели должного эффекта по одной- единственной причине: они были не те. Но это совершенно не означает, что нужно искать новые. И кому, как ни тебе, учёному с мировым именем, возражать против этого.
Бруно – криминолог, психиатр, профессор, преподаватель в университетах в Салерно и La Sapienza в Риме. Согласись, с его мнением вполне можно считаться. Так вот, он говорит, что «Всемирная организация здравоохранения приняла решение не говорить о гомосексуальности как о болезни... но я не отступаю от своего мнения и не боюсь обвинений со стороны геев. Гомосексуальность – это отклонение от нормы». Эксперт отметил, что гомосексуалистами становятся по самым разным причинам, в том числе и по труднообъяснимым причинам природного характера. «С концептуальной точки зрения, гомосексуал оказывается в том же положении, что и инвалид, глухой или слепой... Геи иным образом ориентированы с точки зрения сексуальности, и эти отличия указывают на отклонения от нормы», – уверен психиатр. «Чрезмерная толерантность в отношении отклонений от нормы, а гомосексуальность следует воспринимать именно так, приводит к тому, что... люди перестают понимать, что хорошо, а что плохо».
Ещё я читала статью американских учёных, которые полагают, что обнаружили генетическую причину гомосексуализма. Согласно результатам исследования, у 25% женщин, которые имеют двух и более сыновей-геев, деятельность Х-хромосом отличается от других.
В рамках исследования, учёные из Калифорнийского университета сравнили Х-хромосомы у 103 матерей сыновей традиционной сексуальной ориентации и у 97 матерей геев. Выяснилось, что у женщин, имеющих более одного сына-гомосексуалиста, практически во всех клетках блокированы Х-хромосомы.
Специалисты считают, что одна из Х-хромосом у женщин подавляет деятельность другой, таким образом, нарушение генетики родителей может сказаться на сексуальной ориентации их детей.
Что ты скажешь на мои доводы? Спорить, так спорить!!!»
Она ещё раз перечитала письмо, осталась жутко собой довольна, а ещё больше счастлива тем, что нашёлся так далеко и при таких странных обстоятельствах человек, готовый выслушать и понять. И будучи женщиной, она пустила его в своё сердце.
====== Какого чёрта я теперь творю?! ======
Отправив письмо Марии Говоровой, Глеб выключил ноутбук. Ещё не так поздно, чтобы всерьёз задумываться о сне, хотя бессонная ночь сказывалась. Вряд ли сейчас удастся заснуть, слишком много внутри задавленных эмоций – бессильной злости, обиды, даже отчаяния.
Мама, светлая ей память, когда злилась на что-то, всегда хваталась за пылесос или тряпку, наводила такую чистоту в доме, что всё сверкало. Глеб усмехнулся. Попробовать мамин метод, что ли?
Неожиданно для себя, Поддубный увлёкся уборкой. В его квартире, оказывается, накопилось столько ненужного хлама! В большой пакет для мусора летели безделушки, купленные в совместных поездках с Игорем, книги, которые они читали вдвоём, туда же угодила обнаруженная в дальнем углу шкафа футболка бывшего, вот уж что следовало выбросить сто лет назад! Осколки разбитой ночью чашки шлёпнулись на мягкую ткань. И глухо стукнула по разбитому фарфору деревянная ваза – её тоже Игорь купил в какой-то сувенирной лавке… в Каире, кажется.
Последними в мусорный мешок попали обрывки их общей фотографии вместе с безжалостно разломанной рамкой.
В самом нижнем ящике стола Глебу на глаза попался маленький МР3-плеер с наушниками. Боже, сколько же времени прошло с тех пор, как Глеб Поддубный ходил по улице в наушниках и слушал музыку? С удовольствием поддавшись нахлынувшей ностальгии, Глеб разыскал мизинчиковую батарейку, вставил в плеер. С ума сойти… Группа «Браво», Валерий Сюткин, в улыбку которого он был так сладко, так безнадёжно влюблён. То, что доктор прописал, чтобы заглушить собственные уже осточертевшие мысли.
Игорь никогда не понимал, как Глебу, с его немного снобскими аристократическими манерами, может нравиться такая музыка. Сам Игорь слушал только классическую музыку, изредка «опускаясь» до романсов. Вот кто настоящий сноб-то!
Теперь Глеб может сколько угодно слушать «Московский бит» и «Простых романтиков», и даже танцевать под них – никто его не упрекнёт, не назовёт его приземлённым и застрявшим в детстве. Никто! Свобода!
Наверное, соседи снизу недоумевали, почему нынешним вечером в обычно тихой квартире Поддубного стоит такой шум. Глеб, заткнув уши наушниками, азартно охотился за пылью, собирая её пылесосом с пола и салфетками с мебели. Ни одной пылинки, сохранившей воспоминания о бывшем любовнике, не должно остаться в доме. Ни одной вещи, которая может так или иначе напомнить об Игоре. Ничего. Хватит. Всё закончилось и точка.
До чего же приятно, оказывается, после такого нежданного танцевального марафона с тряпкой и пылесосом наперевес залезть под душ (а заодно сгрести с полки в ванной полупустые флаконы, бритву, зубную щётку, принадлежавшие бывшему, и отправить всё в тот же мусорный пакет). Права мама, ох как права! Помогает её метод. Злость, обида, тоска, измучившие Глеба, растворялись под струями горячей воды, утекали вместе с потом и пылью в слив душевой кабины. Туда им и дорога.