Санса глянула на часы — до закрытия буфета оставалось пятнадцать минут. Есть очень хотелось. Если бы не завтрак, Санса бы пошла в бельевую к старшей горничной, заплатила бы побольше — и через пару часов у нее бы была пачка чистых маек и шортов. «Ну ладно, мерзкое платье — я так и сделаю, но сперва поем!».
Кое-как влезла в платье: с синяком, который теперь стал истинно синим с лиловыми пугающими оттенками там и сям, застегнуть тугую молнию на боку (к счастью, не на больном) и завязать идиотский бант было делом непростым. Но Санса, раззадоренная голодом и злостью на зловредную тряпку, таки победила ее. Она напялила туфли, взяла ключ и телефон и поскакала по коридору в холл — на завтрак. Администратор — тот самый, что поделился с ней ценной информацией про спящую красавицу и чудовище, изумленно воззрился на нее через очки.
Санса торопливо кивнула ему и забежала в длинную, с низким потолком пристройку к основному зданию холла — буфет. К счастью, она была там не одна. За столиком у окна сидела молодая мамаша с малышом, который неторопливо и очень старательно, помогая себе всеми десятью пальцами, запихивал в рот гигантский шоколадный кекс. Мамаша — красивая черноволосая женщина — мельком взглянула на Сансу и ее платье и опять отвернулась к окну, не переставая при этом журчать по телефону и отхлебывать кофе.
Санса взяла себе самый большой стакан с кофе, булочку, упаковку сливок для кофе, большой йогурт, кусок сыра и оладью, которую пожарила сама в вафельнице из заготовленного в большой кастрюле теста. Еще немного подумав, взяла себе на потом пару зеленых, словно восковых, яблок. Взгромоздив все это обилие на поднос, она выбрала себе столик в углу, где сходились два, во всю стену, окна, и принялась за еду.
Может, посадить на мерзкое, неудобное, цапающее молнией кожу платье кофейное пятно? Санса, заглатывая жадными кусками булочку с сыром, прикинула, что, может ей еще и понадобится это орудие пытки — больше моральной, чем физической. Она уже расправлялась с оладьей, заедая ее вместо сметаны йогуртом, как зазвонил телефон. На проводе была Серсея.
— Привет, Санса, ты уже встала?
— Да, я завтракаю. Доброе утро! Что-то случилось?
— Нет, что ты! Спасибо, все отлично. Как твое самочувствие? Как твой синяк? — Значит, он все-таки рассказал! Проклятье! Вопрос в том, что именно он поведал, а про что предпочел умолчать…
— Очень даже ничего. Я вчера проспала весь день, приняла обезболивающее, потом еще ночью…
— Хорошо. Я вызвала тебе врача, все-таки надо, чтобы он тебя осмотрел. — О боги, зачем?! — Он будет у нас через час. Я не хочу, чтобы ты в таком состоянии шла одна. Джофф уехал с утра с Бейлишем на теннисный корт в город — на лимузине с шофером. Я пошлю за тобой Клигана — на моей машине.
— Нет, тетя, пожалуйста! Не надо никого посылать!
Особенно его — и на теткиной машине, боги!
— Не спорь! Я уже все решила. Еще не хватало, ты потащишься по этой пыльной дороге полторы мили! Жди, он скоро приедет. Кстати, если тебе вдруг надо что-то постирать, захвати это с собой — горничная затеяла стирку, и уже, насколько я слышу, закончила стирать наше — в подвале сушилка ревет. — И тетка повесила трубку.
Санса допила кофе и уныло откусывала теперь яблоко маленькими кусочками. Яблоко было кислое, и после сладкого, жирного кофе от него сводило челюсти. Пока она ждет — боги, и еще это платье! — можно позвонить маме.
Мешок с бельём, к счастью, уже был собран, и валялся за дверью комнаты. Кстати, коль скоро ей-таки навязали Сандора в шофёры, можно было попросить его захватить ей лекарства из его комнаты…
Санса отложила яблоко и набрала мамин номер, висевший на «быстром вызове» под номером один. В течение учебного года Санса должна была регулярно отзванивать матери, иначе та начинала звонить сама, нервничать — было себе дороже. Сансе было так жаль мать, что она предпочитала позвонить лишний раз и убедиться, что мать не задается вопросами, типа, жива ли еще Санса, или ее сбила машина, похитил маньяк, напоили друзья в подвале и прочее. После пары раз, когда она по каким-то пустяковым причинам забывала позвонить, мать уже ждала ее дома после школы — с разросшимися до немыслимых размеров синими кругами под глазами и потерянным взглядом. Мать никогда не кричала, даже голос не повышала — она садилась на диван, включала телевизор, который отродясь не смотрела, и упиралась в экран невидящим, остекленевшим взглядом, а в руках с дикой скоростью мелькал клубок ниток, который она перематывала из фабричного мотка. Санса сидела напротив, слушая это чуть различимое ухом «шшух-шшух» — на каждом следующем обороте шерстяной нитки вокруг клубка. С того времени этот шуршащий звук намертво приклеился к образу матери в восприятии Сансы — ей казалось, что где-то там, прикрываемые тяжелым надсадным молчанием, в голове у матери, как змеи, носятся воспаленные, горькие и безумные мысли… Шшух-шшух…
В трубке загудело. На втором гудке мать подошла к телефону.
— Привет, солнечный лучик.
Санса ненавидела, когда мать звала ее так, но сказать про это как-то не решалась.
— Здравствуй, мам. Как ты?
— Спасибо, лучше. Простуда, кажется, прошла. Голова еще только побаливает. Завтра, наверное, поеду в офис. Оттуда звонили про какие-то бумаги твоего отца… Говорят, без меня не разберутся… Ты лучше скажи как ты. Мне час назад звонила Серсея, сказала про твое падение с лошади. Я хотела позвонить сразу, но подумала, что лучше дать тебе поспать. До школы осталось две недели — спи, пока можно. Так что там с лошадью случилось? Рассказывай.
— Да ничего страшного, мам. Я отбилась от группы, птица напугала лошадь, та скинула меня и ускакала. Ты же знаешь, как у меня было с верховой ездой… Я ударилась спиной — там большой синяк, сбоку, и еще я поцарапала лицо веткой. Меня нашел телохранитель Джоффри и отвез в гостиницу. Я потом весь день проспала после этого. Потом выпила лекарство, что ты мне положила в сумку, то, болеутоляющее, и намазала синяк мазью в желтом тюбике. И все. Сегодня уже гораздо лучше.
— Я попросила Серсею показать тебя врачу. Мало ли, чем ты ударилась.
— Ах, это твоя работа?
— Ну конечно. Там куча внутренних органов, может, ты что-то себе повредила, кто знает. Я знаю, ты не любишь врачей, но потерпи. Лучше все проверить… Я не выдержу, если еще и с тобой что-то случится, ты же знаешь.
— Ничего со мной не случится, мам! Ладно, хватит об этом. Ты-то как?
— Ну, а что я? Пока не заболела, все сидела в офисе — допоздна. Вчера говорила с твоим братом по телефону. У него какая-то новая девушка. Говорит о ней с придыханием…
Санса словно слышала, как у матери на губах при этих словах появилась улыбка, легкая, как перышко, что падает утром на пол возле кровати, каким-то непостижимым образом выбравшись из подушки. Как же она любила эту улыбку, как скучала по ней…
— Как хорошо! Будешь с ним говорить, предавай от меня привет! И девушке тоже!
— Обязательно! Если он только не сменит ее до следующей недели… А, еще звонила нашим малышам. Арья ходит в группу по фехтованию, представляешь? Тетка твоя сказала, она довольна страшно и делает успехи…
— Ха, мам, ты же ее знаешь… Она там всех продырявит…
— Да уж. Вы так непохожи. А ты там чем занята? Про лошадь я уже поняла…
— Ну, мам… Ничего особенного. Купаюсь. Гуляю.
— С кем-нибудь подружилась?
— С кем тут подружишься? А, сегодня утром болтала с одной занятной бабулей — с соседкой по комнате. Она, по-моему, очень интересная…
— Хм, и это все? Хорошо. А как там у тебя с Джоффри?
— Да все отлично, мам! У меня вообще все хорошо, я же говорю.
— Да? Ты как-то странно об этом говоришь, и голос у тебя какой-то, ну, другой. Твой, но только взрослее, что ли.
— А я и вправду выросла — видимо, вширь. Сегодня не влезла в джинсы, ну знаешь, те, что с вышивкой на колене. Еще и порвала их, пытаясь застегнуть…
— А что ты хотела? Этим джинсам два года. Удивительно, что ты в них еще до сих пор влезала. Приедешь — пойдем по магазинам.
— Мам, ты как-то повеселела, мне кажется.
— Да, наверное. Мне тут звонил один мой старый знакомый, мы разговорились, и он мне насоветовал пойти к психологу, хорошему, его другу. Я и пошла — время было. Ходила уже три раза. И ты знаешь, действительно, я стала многие вещи иначе оценивать и смотреть на них по-другому. Словно тяжесть, что мы с тобой вместе тащим со… Ну с того дня, как твой отец… Ты поняла… когда он ушел от нас. В общем, тяжесть стала ощущаться меньше, я словно духом воспряла. И краски вокруг совсем другие…
— Мам, как хорошо! Ты молодец!
— Да ладно. Это тот специалист — молодец. Иногда просто надо с кем-то поболтать, выговориться… Иначе голова лопнет просто. Есть такие моменты, когда молчание убивает тебя изнутри…
— Да, мам, я знаю. Ты можешь и со мной говорить, необязательно для этого ходить к посторонним…
— Моя хорошая девочка! Еще не хватало тебя этим грузить! У тебя сейчас такое время, когда надо жить — в полную силу. Будет время и на разговоры — но потом… А пока — думаю, у нас все пойдет лучше, когда ты вернешься…
— Уже скоро мам! А может мне прилететь раньше, а? Ну, поменять билет.
— Вот еще, глупости какие! Успеешь еще забуриться в наш холод. Плавай, там, загорай, гуляй! И за себя, и за меня. Только уж с лошадьми ты поосторожней. И позвони мне, когда узнаешь все у врача про свой синяк. Так, мне звонят по другой линии, это из офиса, извини, детка, придется подойти! Перезвоню тебе вечером. Или ты… Ну, пока!
— Пока, мам. Я скучаю…
Но в трубке уже были только короткие гудки…
Санса вздохнула и положила телефон, снова взявшись за яблоко. Но как чудесно, что мама идет на поправку! Наверное, и впрямь все будет хорошо. Плохо то, что столько придется скрыть… Если от маминого проницательного ока вообще что-то удастся скрыть. До смерти отца, она читала в душе Сансы, как в книге, видела ее насквозь. А теперь, когда к ней возвращаются силы, возможно, вернется и проницательность…
Санса оглядела буфет. Служащие гостиницы уже убрали почти всю еду с длинного стола возле стены. Мамочка с малышом все еще сидели за столиком у окна. Женщина отложила наконец свой телефон и теперь пыталась впихнуть в сына йогурт — безуспешно. Мальчик потешно зажмуривал глаза и крутил головой, накрепко сжав губы, словно боялся, что какая-то враждебная ложка-таки проникнет к нему в рот.
Сансе стало смешно. Но тут же улыбка сползла от зрелища в окне. Там образовался, дико рыча мощнейшим мотором, бежевый кабриолет Серсеи. Сандор припарковал машину на ближайшее свободное место, заглушил мотор, выпрыгнул из машины, не открывая дверцы. Он был весь в черном: черная рубашка и черные, но не вчерашние, джинсы. И лицо было тоже мрачнее самой черной тучи. «Позер», — зло подумала про себя Санса, глядя на его прыжок. Мамочка отвлеклась от безнадежного запихивания йогурта в малыша и тоже уставилась в окно с большим интересом, даже не замечая, что пачкает себе ложкой рукав кофточки.
Санса встала и, забрав свои яблоки и телефон, направилась к выходу. По дороге она обнаружила, что недостает ключа. Причем, на столике его тоже не было. Наверное, она оставила его на сервировочном столе. Санса уныло развернулась и потащилась обратно к столику, уже полностью очищенному от еды. Ключа там тоже не было. Санса обратилась к горничной, что пришла вытереть столики, — не видела ли она тут ключа? Та ответила, что да, ключ от чьего-то номера лежал рядом с вафельницей, она его забрала и отдала администратору.
Санса вздохнула и побрела, шаркая неудобными туфлями, которые были ей, вдобавок, велики, к двери, в которой уже стоял Сандор, взирая на нее с изумлением. А на него с таким же изумлением и восхищением (вот же дрянь, и не стыдно ей так таращиться!) смотрела черноволосая мамочка. Она нарочитым жестом перекинула через плечо на высокую полную грудь копну черных волнистых волос. Ее малыш, чмокая, допивал молоко. Санса прошла мимо Сандора, нарочно задев его плечом, Он покосился нее сверху вниз, но ничего не сказал.
«Тут ему отпрыгивать некуда, да и неудобно. Ишь, как вжался в косяк двери!»
На них с привычным любопытством смотрел администратор.
Санса, не обращая больше внимания на Сандора, — пусть себе смотрит на эту чернявую лахудру, если ему больше делать нечего! — подошла к стойке.
— Вы не могли бы мне дать мой ключ от номера? Я забыла его на сервировочном столе в буфете.
— А, это ваш, мисс? Пожалуйста, возьмите. Кстати, у вас чудесное платье. И так вам идет!
— Благодарю вас, это подарок моей тети.
— У нее хороший вкус, мисс. И она не могла выбрать более подходящего кандидата для этого подарка. Не знаю, но кажется, вы и это платье просто созданы друг для друга.
«Вот напыщенный дурак!»
— Мне очень лестно слышать такие слова, сэр. Удачного вам дня!
— Спасибо! И вам, мисс!
После разговора клерк сиял, как медный грош. Санса, стараясь ступать легко и элегантно, прошла вдоль красных диванов. Сандор все еще стоял, прислонившись к косяку двери буфета. Разговор Сансы и администратора ему явно пришелся не по душе — лицо помрачнело еще больше.
Из буфета вышла мамочка, волоча за собой упирающегося, в слезах, малыша. «Хотю бабоцку. Хотю! Ты злая, обратно, обратно, к бабоцке! Пусти, пусти!». Мать в сердцах дала ему крепкий подзатыльник: «Да уймешься ты, наконец, негодник?! Нет твоей бабочки. Улетела! Вот наказание! И не пускай слюни — ты же мужик!». Проходя мимо пристально смотрящего на всю эту сцену Сандора, она, продолжая тащить малыша за пухлую замурзанную ручонку, — «Хотю бабоцку! Пусти, пусти!» — откинула волосы назад за спину так, что они почти задели Клигана по лицу.
— Ох, простите, пожалуйста! Я не хотела быть грубой. Этот паршивец так меня расстроил!
— Ничего страшного, — сказал Сандор спокойным ледяным голосом и посмотрел ей в глаза так, что мамаша смутилась, опустила длинные ресницы, даже как-то побледнела на мгновенье, подхватила уже окончательно зашедшегося в плаче малыша на руки и, сгорбившись, поспешила к лифту на второй этаж.
Санса смотрела на эту сцену поначалу с большой неприязнью, готовя в голове с десяток ехидных комментариев для Сандора. Но постепенно все фразы куда-то улетучились. Нет, все же он молодец. Сансе было безумно жаль малыша, он напомнил ей самого младшего братика, того, что отправили вместе с Арьей, — не внешностью, но упрямством. А мамаша-курица вызывала у Сансы чувство глубочайшего раздражения — причем, это чувство возникло не сейчас, а раньше, в буфете. «Он молодец, но ему я этого не скажу».
Санса пошла к номеру. Сандор пошел было за ней, нервно посматривая на администратора. Тот разговаривал по телефону, не глядя на них.
— Ты куда?
— В номер, за мешком с грязными вещами. У меня все вещи кончились, отвезу их в усадьбу, стирать.
— Ах, вот к чему весь этот карнавал! А я-то уж подумал, что ты надела это — он указал подбородком на ее грудь, — для того хмыря за стойкой.
— А тебе-то что? Ты хотел бы, чтобы я это надела для тебя?
— Нет, не хотел бы. Ты меня и в шортах, и в майке с птичками вполне устраиваешь. Особенно в грязной.
— Иди в пекло! Ни за что не буду стирать тебе больше рубашки!
— А и не надо. К тому же, мне их уже постирали. Так ты идешь за своим бельем или нет?
— Иду. А ты захвати, пожалуйста, мои лекарства из своего номера.
— Хорошо. Жду тебя в машине.
Санса уже открывала дверь ключом, а он все стоял и смотрел на нее.
— Кстати, Пташка, это платье и вправду тебе очень идет. Ты в нем, как лунный луч…
========== V ==========
Санса заскочила в номер, взяла набитый доверху мешок, притулившийся у двери. Наскоро забежала в ванную — поглядела мимолетом на себя в зеркало. Гадкое, неудобное платье, но сидит и вправду отлично. В кои-то веки собственная фигура показалась Сансе действительно женской. И что джинсы не налезли, удивляться тоже не приходилось… Платье удачно оттеняло ее несносные волосы, придавая им более глубокий, осенний оттенок — они будто сделались темнее. С этим платьем, наверное, хороши были бы ее прежние, длинные волосы.