========== Глава 1 ==========
Серия 110:
Б: А когда он кончает, он сразу идет в душ или лежит рядом с тобой и обнимает тебя, весь взмокший и липкий?
М: Он лежит рядом и обнимает меня, весь взмокший и липкий.
Б: Думаю, он действительно любит тебя.
Серия 215:
Дж: Все это время я обманывал себя, думая, что он меня любит.
М: Он любит тебя. Ты видел его лицо сегодня утром? Мы могли бы ему зубы плоскогубцами вытаскивать, и он бы не стал сопротивляться.
Глава 1
Джастину в жизни довелось вволю нахлебаться дерьма, вволю. И, по его мнению, справедливо было бы сказать, что он неплохо с этим справлялся. Ну, в большинстве случаев. Почти не истерил и на все тычки, которых на его долю выпадало немало, реагировал, как ему казалось, достаточно зрело. Черт, да он пережил Брайановское «это был просто одноразовый трах, хули ты тут ошиваешься, мелкий сталкер?» Брайановское «обоссу-ка я Джастинову единственную настоящую страсть в знак наивысшего смятения чувств». А так же его же «буду взасос целоваться с моим так называемым лучшим другом на глазах у моего так называемого не-бойфренда просто потому что могу, а мелкий пизденыш не посмеет меня остановить». И он терпел и старался все наладить, и разгребал это Брайановское дерьмо слой за слоем, потому что слишком многое видел в глубине.
А еще потому, что понимал - при всей этой его показной откровенности, Брайан… лжец. Самый настоящий лжец - врун, брехло, трепач. Даже интересно, почему никто, кроме него, этого не замечает?
Никаких извинений, никаких сожалений – ага, не смешите мои шнурки! «Извинения – чушь» - это просто его способ сказать: «Я буду лажать, а тебе придется с этим мириться. Снова, снова и снова». Чепуха какая!
Брайан не может сказать «Я люблю тебя», зато легко говорит «Я люблю тебя трахать». И это вовсе не потому, что он не способен испытывать чувства, а потому, что очкует их признать.
Нет, конечно, иногда он говорит «Я люблю тебя». «Всегда любил и всегда буду». Но тут всегда или - или. Эти две фразы никогда не предназначаются одному и тому же человеку.
Брайан никогда не давал ему никаких обещаний, но Джастин предполагал – мечтал, надеялся, думал: «если не со мной, то ни с кем» - что все всегда как-то так и будет. Что Брайан никогда не сможет сказать «я люблю тебя» и «я люблю тебя трахать» одному и тому же человеку.
И все же подсознательно он ждал, что однажды это случится.
Он просто знал, что так будет, - вот и все. Потому что Брайан лжец – врун, брехло, трепач - ежедневно сдающий с потрохами свои же собственные правила. Он говорит одно, а делает другое, твердит, что не ведется на манипуляции и не слушает советов, а сам при этом покупается на все это легче, чем… любой другой, кто покупается… Блядь! Не до аналогий тут сейчас!
Этот человек вечно кичится тем, что он сам себе голова, что не под чью дудку плясать не станет, и вообще ему на всех глубоко плевать. Но при этом, как только случается какое-нибудь дерьмо, как только кого-нибудь из членов его «семьи» прижимает по-настоящему, и он просит Брайана за него впрячься, тот спрашивает только - куда тащить. Наверное, поэтому Джастин все это время за него и держался. Потому что, когда прижимает, Брайан спрашивает только – куда тащить. Ну ладно, в конце он еще обычно прибавляет «ты, жалкий бесполезный кусок дерьма», но ведь спрашивает же.
Проблема была только в том, что Джастин знал, вот просто знал и все, что в один прекрасный день кое-кто (вполне конкретный кое-кто) перестанет щелкать клювом и затребует себе и «я люблю тебя» и «я люблю тебя трахать» одновременно.
Так что в ту среду, когда это, наконец, случилось, Джастин не смог придумать ничего лучше, кроме как тупо сидеть на месте и пялиться в пространство. Мысли в его голове меж тем метались от «Как-то это все на удивление обыденно» до «Господи, поверить не могу, что он все-таки на это решился». При этом он и сам толком не понимал, кого именно из них двоих имел в виду. Возможно, обоих.
Его совсем не удивило, что это случилось в среду. Он всегда презирал среды. Расселись такие посреди недели, самодовольные и преисполненные чувства собственной важности от того, что расположились в самом центре. Может быть, если бы это случилось в любой другой день, это все не было бы так символично. Потому что их отношения - если, конечно, это вообще можно было назвать отношениями – застряли ровно в такой же точке. Не начало и не конец… Просто какая-то равноудаленная от обоих пунктов невнятная середина.
Джастин не знал, что с этим делать.
Он любил Брайана. Правда, любил. Любил, когда тот брезгливо морщился, если кто-нибудь при нем делал что-то по-настоящему омерзительное. Любил, когда тот приходил в игривое настроение и принимался дурачиться - просто так, без всяких запрещенных законом стимуляторов. И даже когда его игривое настроение являлось прямым следствием употребления тихуанской дури, после которой Брайан принимался жонглировать подушками, фруктами и носками, Джастину это тоже нравилось. А еще ему нравилось, что в итоге Брайан всегда принимает правильное решение. И чаще всего даже не слишком долго перед этим раздумывает и колеблется. Джастин любил Брайана, когда тот надувался, как маленький мальчик, когда решительно расправлял плечи, когда ухмылялся, уперев язык в щеку, когда нервно прикусывал губы и хмурился, отчего между бровями появлялась тоненькая морщинка. Любил, когда тот вел себя покровительственно, обхватывал его руками и словно заслонял собой от целого мира. Любил его саркастические замечания, игривые насмешки и похабные шуточки. Он, правда, любил его, очень сильно любил.
Только не знал, хватит ли его любви, чтобы пережить – это. И, пожалуй, даже проверять не хотел.
Дело было даже не в том, что Брайан трахнул другого. Ох, да бога ради, Брайан в этом городе перетрахал практически всех! (365 дней в году – в високосные 366 – да помножить на десять лет, да еще раз помножить на, как минимум, два захода в день. Да прибавить к этому все тройнички и оргии – и это при учете правила «никогда никого не трахать дважды»… Блядь, может он и получил 770 баллов за математический раздел в общем экзамене, но он все же художник, а не математик).
Джастин, в общем-то, был особенно и не против. Вернее, перестал воспринимать Брайановы левые потрахушки как пренебрежение к нему лично. Конечно же, ему это не слишком нравилось, потому что, что бы там ни твердил Брайан, уроки полового воспитания в школе (а так же «Геи во всем блеске»), единственный по-настоящему безопасный вид секса, это когда ты сам являешься и партнером А, и партнером Б (в случае с Брайаном, вероятно, следовало бы сказать – являешься всеми партнерами от А до Е). Потому что презервативы рвутся, а люди иногда удалбываются до такой степени, что просто про них забывают. А еще в мире существуют агрессивные парни, насильники и сталкеры – вовсе не такие милые и безобидные, как Джастин. Черт, да если верить статистике, большинство серийных убийц – это белые мужчины в возрасте от двадцати до тридцати – как раз Брайанов контингент. Ну, в большинстве случаев. Так что, конечно, Джастину все это не нравилось, конечно, он пиздецки за него волновался. Но от одного того факта, что Брайан трахнул другого, он бы сейчас не чувствовал себя таким (растоптанным-разбитым-преданным-взбешенным) расстроенным.
Дело было даже не совсем в том, кого именно он трахнул.
Брайан всегда был неразборчив в связях. Закидывался какой-нибудь наркотой, запивал ее крепким алкоголем, и все, что его после этого интересовало, - это чтобы у потенциального партнера был член. Единственное, пожалуй, чего он не делал – это не трахался с животными, детьми, трупами и – конечно же! – никогда не бывал снизу. В последнем случае, правда, он вроде как делал исключение - только для Джастина. Ну да кто теперь может знать наверняка?
Нет, все дело было в том, что в данном случае оба эти параметра - «я люблю тебя» и «я люблю тебя трахать» - сошлись вместе. Вот от чего было так невыносимо больно. Брайан не имел права отбирать это у него и отдавать тому, кто, блядь, совершенно этого не заслуживал.
Может быть, Джастин и нарушил свои собственные правила, поцеловав того пацана, но Брайан же сказал, что это ничего не значит. А потом взял и растоптал все одним махом. Конечно, его там не было, но он хорошо знал и Брайана, и этого гребанного навязчивого нытика. Вечно кудахчет «Брайан – мой лучший друг, Брайан – мой лучший друг», а сам не может отцепиться от мамочкиной юбки и зажить собственной жизнью… Вероломный мелкий ублюдок… «Все что у меня есть – это диплом средней школы, потому что по уровню развития я до сих пор в ней и нахожусь». «Ах, Джастин, он и правда тебя любит, если только, конечно, это не чувство вины…»
Джастин машинально сжал правую руку в кулак и почувствовал, как конвульсивно дернулись мышцы.
Он хорошо знал и его, и Брайана. И понимал, что Майклу достаточно было бы посмотреть на Брайана своими жалобными карими глазами, и тот бы сломался. Раз он его трахал, значит он его и целовал, и обнимал, и был с ним нежен. И имена друг друга они, уж конечно, блядь, отлично знали. И Брайан тысячу раз засиживался с Майклом и приходил домой позже трех, потому что «это не считается». Ну так и что тогда оставалось? Не делать этого снова? Господи Иисусе!
Господи, блядь, Иисусе!
А что, если они уже не раз это делали? Что, если они собираются сделать это снова? Что, если они этого хотят?
Последнего соображения оказалось достаточно, чтобы выдернуть его из ступора. Если раньше он просто сидел и тупо пялился в пол, то теперь вскочил и резко метнулся к шкафу. Выдвинул все ящики, принялся копаться в них, вышвыривая наружу свою одежду и альбомы для рисования. Затем вытащил старый рюкзак и начал беспорядочно пихать в него вещи.
Пиздец, как это он умудрился накопить столько барахла?
Краем уха он услышал, как в ванной выключился душ, и понял, что в комнате вот-вот появится Брайан. Обнаженный, в одном лишь обернутом вокруг бедер полотенце, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами и каплями воды на груди.
- Какого хуя ты делаешь?
Голос Брайана раздался у него за спиной. Ну что ж, в нем, по крайней мере, звучало искреннее недоумение, а не этакое фальшивое «я знаю, что происходит, но буду притворяться, будто ничего не понимаю». Брайан часто пользовался этим приемом, особенно, когда Джастин пытался завести речь о какой-нибудь сотворенной им гадости. Сейчас же он, Брайан, не злился. В голосе его слышалось искреннее любопытство, но при этом он пока еще был сладким и томным, как тающая под языком сахарная вата. Брайан еще не понял, что что-то не так, не осознал, что что-то случилось. Мог позволить себе быть спокойным, добродушным и… и… искренне заинтересованным! В то время как Джастин Просто. Блядь. Разваливался. На куски.
Джастин чуть замедлил движения. Вдруг оказалось, что нельзя одновременно собирать вещи и переживать паническую атаку. Вспомнив о том, как его учили справляться с приступами паники – в больнице, после нападения – он принялся глубоко-глубоко дышать. И когда, наконец, решился ответить, голос его звучал так спокойно, что он по праву мог бы собой гордиться. Хотя где-то внутри оставалось смутное чувство, что шок он переборол не до конца.
- Я думаю, - очень непринужденно выговорил Джастин, - я думаю, что лучше мне на время перебраться…
Куда? Где он мог бы перекантоваться? У Дафни? В этой убогой конуре, которую она снимала с еще двумя девчонками и упорно именовала квартирой? У мамы? Ну да, беги к мамочке, пускай кудахчет над тобой и талдычит, как она была права. У Дебби? Так ему больше не семнадцать, фарш невозможно провернуть назад. У Эммета? Господи, нет, только не это! У Линдси и Мелани? Ага, две лизуньи и карапуз, лучше и не придумаешь. У Тэда?..
- Блядь, не знаю, куда именно, но в какое-нибудь другое место.
Глядите-ка, вот тебе и спокойствие. Раньше с ним такого никогда не случалось, и потому трудно было сказать наверняка, но ощущение было такое, словно у него начинается приступ астмы. Либо это, либо его легкие просто пытались спастись бегством, пока слезные протоки не поставили их в крайне унизительное положение.
- Ладно, - медленно проговорил Брайан.
Господи, да ему все это кажется забавным. Как он может забавляться в такой момент? Как он смеет забавляться?
- Я все-таки спрошу. Почему же будет лучше, если ты на время переберешься «блядь, не знаю, куда именно, но в какое-нибудь другое место?»
- Майкл звонил.
- И что? Майки все время звонит. Если бы у него не было меня и телефона, ему и жить было бы незачем.
Произнося эти слова, он медленно приближался, осторожно наступал на Джастина, словно тот был настороженным оленем, способным рвануться прочь при малейшем резком движении. Что… только выбесило Джастина еще больше.
- Брайан, он рассказал мне, - спокойно ответил он.
И тот, наконец, замер. Остановился в нерешительности. Джастин не поднимал глаз и потому не видел замешательства Брайана, но чувствовал его всей кожей. Тот, наконец, осознал, что происходит, догадался. А потом, почти сразу же – Джастин это тоже почувствовал – решил сыграть втемную. Притвориться, будто ничего не понимает, будто не видит, что весь мир Джастина со всеми его глупыми иллюзиями только что перевернулся вверх тормашками. Джастин не знал, какой реакции он от него ждал, но уж точно, блядь, не такой.
- Что рассказал? Что в Гейополисе скоро состоится супер-распродажа для супер-героев, и ты тоже на нее приглашен?
- Нет, он рассказал мне, что ты с ним спал. Сказал, что больше не мог скрывать это от Бена, и не хочет, чтобы я узнал о случившемся от кого-нибудь другого. Что это произошло после того, как ты вернулся с Белой Вечеринки, но до того, как мы начали работать над комиксом. Что однажды вечером ты зашел к нему в магазин – и вот, просто так получилось.
А потом он прекратил тараторить, прекратил собирать вещи, задыхаться, истерить – вообще все прекратил и поднял глаза на Брайана. В первый раз после телефонного разговора с Майклом посмотрел ему в глаза и произнес очень спокойно:
- Брайан, скажи мне, что он солгал.
Приказ, просьба, мольба… Наверное, все вместе, так и рвущееся из каждого слога.
А Брайан промолчал. Прикусил губы – в этой своей манере, словно разом стирающей десять лет, и превращающей его в маленького мальчика – и посмотрел куда-то вправо и вниз.
Джастин знал. Знал, что, когда Майкл рассказывал ему все это – хрипло, со слезами в голосе – он не лгал. Но это молчание и отведенный взгляд убедили его окончательно. Если бы только Брайан ответил: «Он солгал», если бы только он так сказал, пусть даже не глядя ему в глаза, Джастин поверил бы. Заставил себя поверить. Ну не пиздец ли?
Джастин судорожно вцепился в мочку левого уха, потом провел обеими руками по волосам, по лицу, потер шею. Ничего не помогало. Казалось, будто вся его кожа с каждой минутой все сильнее натягивается, трескается, еще секунда – и она лопнет. А от него ничего не останется, только мокрое место. Брайану, наконец, удастся заставить его раскрыться – во всех смыслах. Все с самого начала только и твердили ему, что Брайан – вреден для здоровья, а он не понимал, считал, что речь идет о мандавошках или еще какой херне.
Это не смешно. Нет, правда, не смешно. Господи, у него сейчас начнется истерика…
- Ну вот, - сказал он чуть громче, чем следовало бы. – Вот почему мне лучше на время перебраться в какое-нибудь другое место.
Он вышел из спальни и направился в гостиную, по пути подбирая то немногое, что в этой квартире принадлежало ему. Все то барахло, что скопилось у него за месяцы жизни с Брайаном. Альбом для рисования, пригласительный билет на какую-то вечеринку, куда он вовсе не собирался идти, и даже несколько пакетиков кетчупа, которые он захватил из кафе, потому что Брайан вечно забывал купить в супермаркете бутылку. Все это проследовало в рюкзак, вдогонку ко всей остальной сваленной как попало фигне.
- Это ничего не значило, - сказал Брайан, выходя из спальни вслед за ним. – Да я вообще едва помню, что там произошло.